ГЛАВА 41
Верцингеторикс воткнул копье перед воротами Аварика, водрузив на его острие голову римлянина. Оставив безобразный трофей на всеобщее обозрение, он проехал в арку и направился туда, где уже ждали собравшиеся по его призыву вожди племен.
Обнесенный крепкой стеной город в самом сердце Галлии насчитывал сорок тысяч жителей. Сейчас почти все они высыпали на улицы, чтобы приветствовать верховного царя. Однако Верцингеторикс не смотрел по сторонам. Он вообще не обращал внимания на то, что происходит вокруг, полностью погрузившись в мысли о предстоящей кампании.
Во дворе величественного здания Верцингеторикс спешился и по темным коридорам прошел в главный зал. Едва завидев повелителя, собравшиеся встали, чтобы приветствовать его, но Верцингеторикс лишь коротко и холодно поклонился. Потом оглядел вождей и прошел в центр, жестом призывая к тишине.
— Между нами и нашей землей стоят всего пять тысяч вражеских воинов, — наконец заговорил он. — Цезарь отправился завоевывать разрисованных людей, так же как когда-то пришел в Галлию, чтобы завоевать нас. Настало то самое время, которого мы так долго ждали и на которое рассчитывали. — По залу прокатилась волна радостных возгласов. — К зиме, когда римляне соберутся обратно, мы сможем устроить им теплый прием. Это я вам обещаю. Возьмем обманом и перебьем небольшими группами — по дюжине, а может быть, и по сотне. А кроме того, наша кавалерия уничтожит их обоз, и после этого голод выгонит захватчиков с земель Галлии.
Как и ожидал верховный царь, мелкие владетели радостным ревом приветствовали этот план. Однако глаза его все еще оставались холодными, ведь предстояло сообщить о цене блестящего замысла.
— Легионы имеют лишь одну слабость, друзья мои, и заключается она в снабжении войска продовольствием. Кто из присутствующих здесь не потерял в этой войне друзей и братьев? На открытой равнине мы способны сражаться не лучше, чем это делали много лет назад гельветы. Даже соединенными усилиями мы не осилим римское войско. — В зале повисло тяжкое молчание. Вожди ждали продолжения речи. — Однако истина заключается в том, что без продовольствия не сможет сражаться даже такая сильная армия. А для того чтобы лишить захватчиков всех источников продовольствия, придется сжечь все поля, весь выращенный урожай и каждую галльскую деревню. Нам предстоит выдернуть людей из той земли, по которой пойдет Цезарь, а ему оставить лишь дымящиеся развалины. Когда же римляне ослабнут от голода, я соберу свое войско в крепости, например такой, как Герговия. Вот тогда и посмотрим, сколько жизней они потеряют у ее стен.
Верховный царь обвел взглядом лучших мужей Галлии, ожидая встретить поддержку своего смелого плана.
— Мы можем победить. Можем сломить врагов именно таким способом, но это будет нелегко. Наш народ покинет родные края в страхе и отчаянии. Услышав стенания, напомните людям, что когда-то они прошли три тысячи миль лишь для того, чтобы поселиться в этой стране. Для тех, кто способен увидеть истину, мы все еще один народ. Земля Галлии должна вернуться к галлам. Кельтам предстоит возродиться и вспомнить древнюю кровь, которая взывает к их доблести.
Вожди стояли плотной стеной и стучали мечами и кинжалами — лезвие о лезвие. Оглушительный шум наполнял просторный зал и, казалось, сотрясал саму землю. Призывая к тишине, Верцингеторикс поднял руки. Однако продолжить он смог не скоро. Люди верили ему, и на лицах их читалась решимость.
— Уже завтра вам предстоит повести свои племена далеко на юг, оставив лишь тех, кто стремится воевать с захватчиками. Возьмите с собой необходимый запас продовольствия и зерна — ведь мои люди сожгут все, что найдут и что может гореть. Скоро Галлия вновь станет нашей. Это я говорю не как один из арвернов, но как потомок древних царей. Они смотрят на нас и готовы помочь в борьбе за свободу.
Звон металла раздался снова — теперь почти оглушительный. Верцингеторикс вышел из зала и по сумрачным длинным коридорам направился во двор, чтобы снова сесть верхом и вернуться к своим воинам. Проехав по улицам и оказавшись у ворот Аварика, он в задумчивости склонил голову.
Вернувшись к всадникам, царь горделиво выпрямился в седле и почти нежно взглянул на парящие над строем знамена Галлии. Эти десять тысяч конных воинов представляли десятки различных племен, и всех их действительно объединяла древняя кровь.
— Сегодня хороший день для начала пути, — заметил верховный царь, обращаясь к брату Мадоку.
— Да, мой повелитель, — коротко ответил тот. Пришпорив коней, они галопом поскакали по равнине.
Юлий сидел на холме. Земля была сырой и холодной, а потому он расстелил плащ. Шел небольшой дождь, и сквозь его завесу полководец наблюдал за огибающими мыс галерами. Они двигались вдоль побережья, чтобы найти ту его точку, где в море впадала темная река. Мелкая посадка позволила кораблям зайти в устье и подняться почти до самого брода. Неподалеку от него они и встали на якорь. Брут и Рений сидели тут же, неподалеку, и внимательно наблюдали за разгрузкой продовольствия. Этим важным делом занимались самые надежные легионы — Десятый и Третий галльский.
— Вам известно, что капитаны обнаружили удобную гавань? Совсем недалеко отсюда? — Юлий говорил громко, чтобы перекричать шум работ на берегу. Потом помолчал и вздохнул. — Если бы я знал о существовании этой гавани раньше, то сохранил бы все погибшие во время штормов корабли. Гавань защищена скалами и глубока, а кроме того, у нее пологий берег, очень удобный для лодок. В будущем надо обязательно иметь в виду это прекрасное место.
Цезарь провел рукой по мокрым волосам и недовольно смахнул с кончика носа дождевую каплю.
— И вот это они называют летом? Солнце в последний раз выглядывало месяц назад!
— В такую погоду я сразу начинаю тосковать по Риму, — едва слышно отозвался Брут. — Представь, как зеленеют на солнце оливковые деревья… А храмы на форуме? Страшно подумать, как далеко от всего этого мы оказались…
— Помпею предстоит отстроить город заново. — Взгляд Цезаря стал жестким. — Сенат, где я выступал вместе с Марием, теперь не больше чем воспоминание. Не забывай, Брут, что когда мы снова увидим Рим, он окажется совсем другим.
Друзья замолчали, и каждый задумался о своем. Юлий не видел Вечный город уже несколько лет, однако почему-то считал, что, вернувшись, найдет его точно таким же, каким оставил, отправляясь в дальний путь. По его мнению, весь мир должен был застыть, дожидаясь, пока хозяин вернется и снова запустит механизм жизни. Детские мечты!
— Так, значит, ты все-таки планируешь вернуться? — наконец заговорил Брут. — Честно говоря, я уже решил, что ты готов продержать нас здесь до глубокой старости.
Рений молча улыбнулся.
— Конечно, Брут, — серьезно ответил Цезарь. — Я сделал все, ради чего пришел сюда, так что теперь для поддержания порядка и устрашения бриттов вполне хватит одного легиона. Возможно, гораздо позже, когда состарюсь, а Галлия станет такой же мирной страной, как Испания, я вернусь в эти края и продолжу путь на север.
Юлий неожиданно вздрогнул — наверное, давал себя знать холод. Внизу, на берегу, суетились легионеры и корабельные команды, а здесь, на холме, царствовали ветер и дождь. Холмы на берегах Тамесиса мягко, округло зеленели, и если бы не постоянный противный дождик, то большой мир выглядел бы отсюда далекой абстракцией, не способной нарушить идиллическую красоту и вечное спокойствие. Этот край был словно создан для покоя.
— Бывают моменты, когда хочется как можно быстрее со всем покончить, — в порыве откровения признался Цезарь. — Я скучаю по Сервилии. Скучаю по своей дочери. Всю сознательную жизнь, насколько хватает памяти, мне пришлось воевать, а потому мысль о возвращении в собственное поместье, возможность увидеть родной лес, поле, услышать гудение пчел и просто погреться на италийском солнышке оказывается непреодолимым искушением.
Рений усмехнулся.
— И все-таки каждый год ты это искушение успешно преодолеваешь, — иронично заметил он.
Цезарь недовольно взглянул на однорукого гладиатора.
— Я в расцвете молодости и сил, Рений, не забывай. Если мне больше ничего не удастся достичь в жизни, то Галлия навеки останется моим посланием миру.
Говоря это, Юлий, сам того не замечая, провел рукой по заметно поредевшим волосам. Да, война старит мужчину куда быстрее, чем неумолимо бегущие годы. Когда-то думалось, что старость и болезни предназначены другим, а его самого обойдут стороной. Но, увы, с каждым годом все сильнее ощущались изменения погоды, и по утрам все дольше приходилось разминать застывшие суставы.
Увидев, что Брут обратил внимание на жест, Цезарь недовольно нахмурился — гордость его оказалась уязвленной.
