Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 1

— Батлер, сударыня, — сказал Уэверли, решившись скорее воспользоваться именем одного из своих прежних сослуживцев, нежели выдумывать такое, которое не значилось в списках полка, и этим подвергать себя риску разоблачения.

— Ага, знаю; вы недавно получили эскадрон, когда этот подлец Уэверли перешел к мятежникам. Господи, как бы я хотела, чтобы и этот старый хрыч капитан Крамп к ним бы тоже убрался! Тогда бы и моему Ноузбэгу дали эскадрон. Боже мой! Что это Брайдун там застрял и раскачивается на мосту? Пусть меня повесят, если он не нализался, как говорит Ноузбэг. Пойдемте, сэр, мы с вами люди полковые и напомним этому мерзавцу о его обязанностях.

Уэверли, с чувствами, которые легче представить себе, нежели описать, поневоле должен был сопровождать эту бравую командиршу. Отважный кавалерист походил на ягненка не более, чем, скажем, пьяный драгунский капрал футов шести ростом, с очень широкими плечами, весьма тощими ногами и огромным шрамом на носу. Миссис Ноузбэг начала если не с ругательства, то с выражения, весьма к нему близкого, и приказала ему не забывать своих обязанностей.

— А, чтоб тебя... — отозвался бравый кавалерист; но, желая перейти от слов к делу и подобрать подходящее прилагательное к эпитету, который был у него на языке, он поднял глаза, узнал миссис Ноузбэг, приложил руку к головному убору и произнес уже другим тоном:

— Господи благослови ваше прекрасное личико, миссис Ноузбэг! Неужто это вы? Вы же не такой человек, чтобы подвести нашего брата, коли он с утра маленько перебрал?

— Ну-ну, каналья, занимайся своим делом! Этот джентльмен и я — мы люди свои, армейские, а вот ту личность, что забилась в угол дилижанса и нахлобучила шляпу, непременно проверь. Похоже, что это — переодетый мятежник.

— Черт бы тебя побрал с твоим рыжим париком! — сказал капрал, когда она не могла его услышать.— У этой старой кобылы глаза как буравчики. Право, эта мать-адъютантша, как ее зовут наши, напасть для полка похуже, чем военный судья, сержант-майор и сам командир Шаркало-хромало в придачу. Пошли, констебль, посмотрим, что это там за личность, как она его называет. (Скажем сразу, что это был квакер из Лидса, с которым миссис Ноузбэг сцепилась по вопросу о том, законно ли носить оружие.) Не поставит ли он нам чарку водки, а то ваше йоркширское пиво мне только студит желудок.

Живость характера этой милейшей дамы спасла Эдуарда от одной неприятности, но могла свободно навлечь на него другие. В каждом городе, где они останавливались, она настаивала на том, чтобы побывать в кордегардии, если таковая имелась в наличии, и один раз чуть не познакомила Уэверли с сержантом — вербовщиком рекрутов из его собственного полка. Она так часто называла его капитаном, да притом еще Батлером, что он чуть с ума не сошел от досады и тревоги. Самая счастливая минута его жизни наступила, когда дилижанс прибыл наконец в Лондон и избавил его от внимания мадам Ноузбэг.

Когда они въехали в город, уже почти смеркалось. Отделавшись от своих спутников, Эдуард нарочно прошел несколько улиц, чтобы не дать возможности проследить за ним, а потом нанял карету и поехал к полковнику Толботу на одну из главных площадей Уэст-энда. Этому джентльмену досталось после женитьбы значительное наследство от каких-то родственников, он обладал значительным политическим весом и жил, что называется, на широкую ногу.

Уэверли постучался в парадную дверь и обнаружил, что к нему не так-то просто проникнуть. Наконец его провели в зал, где он застал полковника за столом. Леди Эмили, еще бледная после недавней болезни, сидела напротив своего мужа. Едва услышав голос Эдуарда, он вскочил со своего места и бросился его обнимать:

— Фрэнк Стэнли, голубчик, как ты поживаешь? Дорогая, это молодой Стэнли.

Кровь бросилась в лицо леди Эмили, когда она здоровалась с Уэверли. Во всей манере ее чувствовалась приветливость и доброта, но рука у нее дрожала и голос то и дело прерывался — видно было, что она поражена и расстроена. Уэверли тут же поставили прибор, и, пока он ел, полковник продолжал:

— Как это ты приехал сюда, Фрэнк? Доктора говорят, что лондонским воздух очень вреден для твоей болезни. Не надо было идти на такой риск. Но я очень рад тебя видеть, и Эмили тоже, только боюсь, что тебе у нас не придется долго оставаться.

— Мне пришлось приехать по важному делу,— пробормотал Уэверли.

— Я так и думал. Но я не позволю тебе здесь задерживаться. Спонтун (обращаясь к пожилому, военного вида слуге, не носившему ливреи), убери со стола. Если я позвоню, приходи сам и смотри, чтобы другие слуги нас не беспокоили. Нам с племянником нужно поговорить о делах.

— Боже мой, милый Уэверли, — продолжал он, когда слуги ушли, — что принесло вас сюда? Ведь эта поездка может стоить вам жизни.

— Дорогой мистер Уэверли, — сказала леди Эмили,— я никогда не смогу вас отблагодарить за все, что вы сделали, но как могли вы поступить так опрометчиво?

— Отец... дядя... эта заметка... — Он протянул газету полковнику Толботу.

— Как бы я хотел, чтобы этих мерзавцев, — воскликнул Толбот, — засунули в их же печатные станки и давили их там, пока они не сдохнут! Говорят, у нас в городе выходит сейчас не меньше дюжины газет, и нет ничего удивительного, что им приходится выдумывать всякую чепуху, чтобы находить покупателей на свой товар. В этом сообщении верно лишь то, милый Эдуард, что вы потеряли своего отца. Но все, что они тут расписали, будто на его здоровье подействовало неприятное положение, в котором он находился,— сущие враки. Как ни жестоко говорить об этом именно сейчас, но, чтобы снять с вашей совести тяжелую ответственность, я скажу вам правду: мистер Ричард Уэверли во всем этом деле так же мало интересовался вашим положением, как и положением вашего дяди; когда я видел его в последний раз, он сказал мне с самым веселым видом, что, раз я настолько любезен, что беру на себя все заботы о вас, он решил хлопотать исключительно о себе и примириться с правительством, пользуясь связями, которые у него сохранились с прежних времен.

— Ну, а дядя... мой милый дядя?

— Никакая опасность ему не угрожает. Правда (взглянув, от какого числа газета), недавно по городу ходили нелепые слухи вроде того, что здесь напечатано, но они совершенно не соответствуют действительности. Сэр Эверард отправился в Уэверли-Онор, и беспокоиться ему нечего, разве что о вас, а вот вы действительно в опасности: ваше имя упоминается в каждой прокламации, ордера на арест разосланы во все концы. Как и когда вы прибыли сюда?

Эдуард рассказал все свои приключения, умолчав только о своей ссоре с Фёргюсом, так как питал слабость к гайлэндцам и не хотел давать полковнику возможность лишний раз высказать свои национальные предубеждения.

— Вы уверены, что видели труп пажа вашего друга Глена на Клифтонском поле?

— Совершенно уверен.

— Ну, тогда этому бесенку удалось увернуться от виселицы, так как на лбу у него было написано: головорез, хотя (обращаясь к леди Эмили) он был очень хорош собой. Но что касается вас, то неплохо было бы вам отправиться обратно в Камберленд, а еще лучше, если бы вы оттуда и не выезжали: все порты закрыты, сторонников претендента разыскивают самым тщательным образом, а язык этой проклятой бабы будет молоть без устали, пока она так или иначе не дознается, что «капитан Батлер» был самозванцем.

— Вы что-нибудь знаете о моей спутнице?

— Ее муж шесть лет служил у меня сержант-майором. Это была бойкая миловидная вдовушка, за которой водились кое-какие деньжата, и он женился на ней. Парень он был упорный, ну и выдвинулся, как исправный служака. Надо будет послать Спонтуна разведать, что она там делает. У него в полку осталось много старых знакомых, и он ее непременно разыщет. Завтра вы должны прикинуться больным и не выходить из своей комнаты. Лечить вас будет леди Эмили, а мы со Спонтуном будем вам прислуживать, Я дал вам имя близкого родственника, которого никто из теперешних моих слуг, кроме Спонтуна, не видел, так что непосредственная опасность вам не угрожает. Постарайтесь, чтобы у вас поскорее заболела голова и стали слипаться глаза, мы вас объявим больным. Эмили, распорядись, чтобы Фрэнку Стэнли приготовили комнату и чтобы больной ни в чем не нуждался.

Утром полковник навестил своего гостя.

— Сегодня я принес вам приятные известия, — сказал он, — ваше доброе имя джентльмена и офицера совершенно восстановлено в отношении двух обвинений: неисполнения служебного долга и подстрекательства к бунту солдат полка Гардинера. Я вел по этому поводу переписку с одним из ваших усердных друзей, этим шотландским пастором Мортоном. Первое свое письмо он отправил на имя сэра Эверарда, но я избавил добрейшего баронета от труда отвечать ему. Надо вам сказать, что ваш приятель-разбойник и пещерный житель Доналд наконец попался в руки филистимлян. Он угонял скот некоего помещика по имени Киллан... в общем, что-то в этом духе.