Что же до галантности дам этого семейства, приведем единственный пример.
Существовала одна Ла Бурдезьер, которая похвалялась тем, что была любовницей папы Клемента VII, императора Карла V и Франциска I. Возможно, и правда, что эта дама выполняла некую дипломатическую миссию, возложенную на нее этими тремя сиятельными особами.
Итак, на Монмартре было аббатство, а в аббатстве девица де Бурдезьер.
Эта девица де Ла Бурдезьер, которая к своим геральдическим знакам, среди которых была рука, сеющая вику, добавила в качестве девиза «Хорошая кровь не может врать», эта девица де Ла Бурдезьер по матери и де Бовильер по отцу имела от силы семнадцать лет, родившись 27 апреля 1574 года.
Она была воспитана в монастыре Бомон-ле-Тур под крылом своей тетки Анн Бабу де Ла Бурдезьер, аббатисы монастыря Бомон-ле-Тур. «Ее призванием, — наивно говорит историк, снабдивший нас сведениями об интересной особе, коей мы сейчас заняты, не был монастырь. К моменту смерти ее отца в доме было трое мальчиков и шесть девочек. Бедный ребенок был отдан монахиням, чтобы увеличить ее братьям часть отцовского наследства».
Генрих был достаточно развит для того, чтобы, не напрягаясь, объяснить мадемуазель или, скорее, мадам де Бовильер — монахинь называли «мадам», — что есть в мире вещи более приятные, чем посещение мессы или пение псалмов. Она поверила Генриху и отправилась в Сен-Лис.
Но осада?
А, дьявольщина! Генриху IV было глубоко наплевать на Париж, когда он был занят очаровательной семнадцатилетней девчонкой.
Посмотрите, что пишет почти современный ему автор: «Если бы этот принц был рожден королем во Франции и королем мирным, он никогда бы не стал великим человеком. Он утонул бы в вожделениях, несмотря на все высокие порывы. Он не уставал в погоне за удовольствиями забрасывать самые важные дела. После битвы при Кутра, вместо того чтобы развивать свой успех, он отправляется шалить с графиней де Гиш и привозит ей знамена, которые отбил. Во время осады Амьена он преследует мадам де Бофор, не заботясь о кардинале Австрии, эрцгерцоге Альберте, непрестанно угрожающем его безопасности».
В результате Сигонь пишет на него эпиграмму:
Великий Генрих, наш герой
Испанцев гордых бил не глядя!
Но что нам делать, коль порой
Он был рабом своей же…
Честное слово, дорогие читатели, рифма вам в этом поможет.
Итак, этот добрый Беарнец, одухотворенный Генрих, отправился в Сен-Лис со своей очаровательной монахиней.
Бейль говорит о нем в своем словаре: «Если бы его сделали евнухом, он бы не выиграл битв ни при Кутра, ни при Арке, ни при Иври».
К несчастью для нее, бедная монахиня сдалась слишком быстро, и Генрих IV не оценил ее слабости. Он видел перед собой уже другую даму, тоже происходящую из рода Ла Бурдезьер, и мадам де Бовильер была забыта. Забыта как любовница, но не как подруга, отдадим справедливость Генриху IV, так как в 1597 году издается указ, по которому бывшая любовница победителя Иври возлагает на себя титул аббатисы, дамы Монмартра, Поршерон и Фор-о-Дам.
Она умерла 21 августа 1650 года восьмидесяти лет.
И вот мы подошли к самой популярной любовнице Генриха IV Габриель д'Эстре.
Две вещи способствовали этой популярности. Чудная песенка «Очаровательная Габриель». И плохая поэма «Генриада». Из известной песенки лишь один куплет написан Генрихом IV. Он написал его, отправляясь в одно из своих многочисленных путешествий:
Прощай, красотка Габриель!
Пусть слезки из очей не льются.
Увы, нам не поет свирель, —
Но славы трубы раздаются.
И вот расстаться нам пора!
Но легче с жизнью расстаются.
Зачем дожил я до утра?
С любовью в сердце не дерутся.
Что касается Габриель, то вот ее портрет, данный Вольтером:
Д'Эстре ее звали. Рукой природы
Дано ей с излишком даров, не считая.
Одну только знали такую народы —
Неверную даму царя Менелая.
Пред взором ее египтянка слепа,
Хоть храм благовониями наполняла.
И Рима владыку пленила. Толпа
К Венере, ее увидав, приравняла.
В остальном, если судить по портрету прекрасной Габриель, который нам оставил Гастон, брат Людовика XIII, один из сыновей, так сказать, Генриха IV, или, скорее, Марии Медичи (мы скажем позже, кто мог быть возможным отцом Гастона), Габриель обладала одной из самых восхитительных головок в мире, золотыми густыми волосами, глазами голубыми и ослепительно сверкающими и лицом цвета лилий и роз, как говорили тогда и как кое-кто говорит и в наше время.
Поршерез восславил волосы и глаза, а Гийом де Сабле остальное.
О волосах красавицы д'Эстре:
Оковы принца моего. Ох, попадусь я в сети.
Вам все на свете — ничего! Вы — смех, вы ветра дети!
Но если стану вас хвалить, глядеть мне надо в оба:
Стих, как сообщника, казнят — за оскорбление особы.
Теперь сонет, имевший счастье на протяжении десяти лет пользоваться огромной известностью. Прочтите его, дорогие читатели, и проникнитесь настроениями того времени:
Нет, это не глаза, — два нежных божества, —
Пред ними короли теряют голоса!
Да нет, не божества, а просто — небеса.
В них синевы простор и вешняя роса.
Два солнца в них горят,
Но тут же говорят: —
Мы молний страстный яд,
Да, мы грозы разряд.
Но если божества — откуда этот яд?
А если небеса, то почему — разряд?
Два солнца — чепуха! Одно оно всегда!
Не может долго так светить мне молния.
Чтоб ты ни возражал, я утверждаю! Да!
Что это и глаза, и божества, и небеса, два солнца, молния!
От четверостишия о волосах, после сонета о глазах перейдем к стихам, обобщающим прелести Габриель. Последние строки, как мы и говорили, принадлежат де Сабле:
Что взор мне говорит? Не верю я глазам:
Как влажно свет бежит по дивным волосам!
Как выгнут этот лоб, а брови чернота
Лишь украшает нос в объятье нежном щек.
Посмотришь и готов смотреть еще, еще…
И сознавать, что мир без страсти — пустота.
Как счастлив смертный тот,
Кто поцелуем пьет
Вот этих губ пожар,
Объятий чистый мед.
Но опусти глаза —
Глядеть уже нельзя
На шейки легкий пух,
На грудь, на гибкий стан.
Но если глянешь вниз, ты не поверишь сам!
Ведь ножкам этим лишь
Порхать по небесам.
Габриель родилась около 1575 года. Она не появлялась еще при дворе, когда Генрих встретил ее во время одной из прогулок по окрестностям Сен-Лиса. Она жила в замке Кёвр, и встретил он ее в лесу Виллер-Котре.
Де Мустье запечатлел на буковом дереве, на месте свидания, подобно пастырю Вергилия или герою Ариосто, эти пять строк:
Этот лес — он приют, он волшебник.
Веток шум, щебетание, трель…
И напомнит седой затейник,
Шепчет на ухо: «Это Генрих
Здесь вздыхал возле Габриель».
Я, возможно, сегодня единственный человек во Франции, помнящий эти стихи. А все потому, что в детстве моя мать показывала их мне на том самом дереве, объясняя, кто такой был Генрих, кто Габриель, а кто де Мустье.
Насчет рождения Габриель существовали некоторые сомнения.
Она родилась в то время, когда господин д'Эстре был мужем ее матери, но это произошло пять или шесть лет спустя после того, как мадам д'Эстре сбежала с маркизом д'Аллегром.
Она разделила позже его трагическую участь. Обитатели из Суары, приверженцы Лиги, узнав, что в гостинице проживают господин и дама, близкие к королю, взбунтовались, прикончили кинжалами маркиза и его любовницу и выбросили их из окна.
Эта д'Эстре также происходила из семейства Ла Бурдезьер. У этой мадам д'Эстре было шесть дочерей и два сына. Дочерей звали мадам де Бофор, мадам де Вилар, мадам де Намп, графиня де Сюзей, аббатиса Мобюиссона и мадам де Баланьи. Эта последняя стала Делией в «Астрее».
«Талия ее, — говорит Теллеман де Рео, — была несколько подпорчена, но это было самое галантное создание в мире. Из нее мсье д'Эпернон сделал аббатису Сент-Глюссин в Метце».
Их, сестер и брата (второй сын родился мертвым), называли семью смертными грехами.
На смерть мадам де Бофор мадам де Неви, наблюдавшая за похоронами из окна, написала эти шесть строк:
Сегодня я видела, как под окном
Шесть смертных грехов проходили,
Святоши, ведомые тайным сынком,
И пели они, и кадили.
Надеясь, что в рай проводили седьмой
Из гроба на небо дорогой прямой.
Но как бы ни молода была тогда Габриель, сердце ожило в ней и заговорило, и она подчинилась голосу сердца.
