Крик ужаса донесся со стены: княгиня Агафья узнала своего сына Владимира, - значит ордынцы, взяв Москву, пленили его.
Молодого князя поставили возле стены и приказали:
- Говори, чтобы открыли ворота, тогда мы помилуем всех.
- Родные мои, мама, братья, воевода, я вижу вас! Не верьте им!.. Они не знают пощады и милосердия… Даже если вы и откроете ворота, они все равно превратят город в пепел, а вас истребят… Обороняйте его, как можете! Не покоряйтесь!
- Умрем, но не покоримся! - ответили со стен. Ордынцы с Бату-ханом во главе повернули назад.
Всадники потащили Владимира за собой по снегу.
У княгини Агафьи лицо сделалось каменным, ноги задрожали, но она старалась не показать своей слабости.
Всеволод и Мстислав вызвались со своими дружинниками сделать вылазку в стан врага. Но их отговорил опытный воевода:
- Разумнее будет остаться за стенами. Вон их сколько! Тьма-тьмущая… Думаю, что князь нас не оставит.
Ордынцы плотно окружили город. Пока одна часть войска готовилась к штурму, другая направилась к Суздалю. Монголотатары разграбили его, подожгли княжий двор и Дмитриевский монастырь. Рубили безжалостно стариков, детей, даже калек, беременным женщинам вспарывали животы. Вопреки обыкновению щадить церковников - перебили священников, монахов и монахинь. Юных монашек и молодых пригожих женщин забрали с собой. Затем они вернулись к Владимиру.
Утром 7 февраля заработали тараны, ломая крепостные стены, но ордынцы не стали ждать их полного разрушения, а, приставив лестницы, полезли, словно муравьи наверх. Оборонявшие сталкивали лестницы баграми, пускали со стен стрелы, бросали вниз бревна и камни, лили горячую воду и смолу, но враги были, как муравьи, многочисленны…
Появились бреши в стене, и вражеская рать вломилась в Новый город у Золотых ворот со стороны церквей Медной и Святой Ирины, от речки Лыбеди, а также от Клязьмы у ворот Волжских.
Княгиня Агафья, её снохи, нянюшки, множество бояр и простых людей заперлись в Соборной церкви и попросили от епископа Митрофана пострига. Затем все они приготовились к смерти.
Ордынцы не смогли сразу открыть железные двери церкви, подтащили машины. На каждый удар тараном из церкви неслись возгласы:
- Спаси нас, Господи!
Наконец двери были разбиты, но вход все равно оставался узким; враги не могли хлынуть в него все сразу, тех, кто проникал внутрь, монахи в черных подрясниках встречали яростными ударами топоров.
Тогда Бату-хан приказал развести на паперти огромный костер. Высокое пламя вмиг закрыло проход, дым повалил в него, а также в верхние окна. Но никто не выходил. Враги, пораженные упорством, ждали. Уже стал слышен треск горевших внутри досок.
- Они все сгорят и не достанутся нам, - воскликнул темник Бурундай. - А там много молодых русских женщин.
Бату-хан сделал знак рукой. Костер погасили.
Наконец ордынцы проникли внутрь церкви; они хватали в первую очередь женщин и детей; детей бросали в пламя горящих соседних домов, а женщин уводили.
Приволокли потерявшую сознание великую княгиню и положили у ног Бату-хана. Он равнодушно взирал, как нукеры содрали с неё одежды; обнаженная, она лежала на талом от тепла снегу, потом очнулась… Княгиня не причитала, не плакала, лишь съежилась от великого позора…
- Кто хочет жену коназа Гюрги Всеволодовича?.. - сказал Батый.
Привели опутанного цепями Медвежьего Клыка.
- Великий, - обратился к хану темник Суб-удай, - ты приказал, чтобы самых могучих воинов мы приводили и ставили перед твоими очами…
Воины попытались было согнуть спину дозорного перед Батыем, но Медвежий Клык лишь тряхнул цепями и снова выпрямился.
- Берикелля![33] Хочешь служить у меня нукером?..
- Если ты дашь мне в руки такое же копье, как у них, - Медвежий Клык кивнул на воинов хана, - то я тут же всажу его в твой толстый живот.
В дозорного тут же полетел с десяток стрел…
Так погиб славный русский город Владимир. Князья Всеволод и Мстислав, стараясь пробиться в Старый, или Печерный, город, храбро сражаясь, сложили вне крепостных разрушенных до основания стен свои головы.
Великий князь Георгий Всеволодович встретил Батыя на берегу Сити, здесь вступил в отчаянную битву и пал как герой…
«Это ж какую внутреннюю силу должен иметь народ, чтобы после такого зверства и такой разрухи выдюжить!.. И снова строить, и снова сеять… растить хлеб, детей… Да с таким народом…» - конь, шедший тихо, вдруг взял рысью, и Серпуховской так и не додумал до конца, какое бы дело он сделал с таким народом…
По возвращении брата Дмитрий не расспрашивал его особо о достоинствах своей будущей супруги, которую видел несколько лет назад совсем еще девочкой. Владимир поделился с великим князем тем, что он слышал от слепого гусляра… Если услышанное сильно поразило Серпуховского, то на Дмитрия оно не произвело особого воздействия: находясь в Золотой Орде, он достаточно хорошо узнал нравы её обитателей, начиная от великого хана и до простого воина. Именно воина, так как земледельцев, ремесленников, строителей среди коренного населения ордынцев нет; они все богатуры, грязную же работу выполняют пленные… рабы…
А что коренное население Золотой Орды?.. К моменту «совершения езды на Низ»[34] Дмитрия мало там уже оставалось чистопородных монголов, как это было при Чингисхане. Да и при Потрясателе Вселенной в их ряды влилось множество покоренных народов: татар, чжурчженей, меркитов, кара-китайцев, хорезмийцев, кипчаков, позднее, при Батые, - булгар.
Монголы использовали часть покоренных народов и в качестве воинов, собирая из них передовые тумены. Эти тумены первыми начинали сражения, первыми шли на приступы.
Русские летописи почему-то всех монголов и завоеванных ими народностей называли «татарами», может быть, оттого, что они казались страшными выходцами из Тартара - ада…
Вот как воссоздан в монгольском «Сокровенном сказании» образ сыновей Чингисхана: «Это четыре пса Темучина, вскормленные человеческим мясом; он привязал их на железную цепь; у этих псов медные лбы, высеченные зубы, шилообразные языки, железные сердца. Вместо конской плетки кривые сабли… Теперь они спущены с цепи; у них текут слюни, они радуются».
Огромной империей, завоеванной Чингисханом, еще при жизни Повелителя владели четыре его сына - Джучи, Джагатай, Удегэй и Тули. Младший Кюлькан только подрастал. В год петуха (1225) восстали непокорные тангуты во главе с царем Бурханом. Чингисхан решил сам повести войско на усмирение тангутов и послал за сыновьями. Прибыли нему лишь три сына, кроме старшего, упрямого жучи. На семейном совете Джагатай, чтобы оговорить брата, сказал отцу:
- Джучи полюбил страну кипчаков больше, чем оренной улус[35]. Он в Хорезме не позволяет монголам и пальцем тронуть кого-нибудь из кипчаков. Джучи говорит: «Старый Чингис потерял разум, он разоряет столько земель и безжалостно губит столько народов. Его надо убить, а потом я заключу союз дружбы с мусульманами и отделюсь от монгольской Орды».
Гневом запылало лицо Чингисхана, и он приказал привести в юрту своего брата Утчигина.
- Ты поедешь к Джучи и передашь, чтобы он немедленно прибыл ко мне. Если же откажется… - Чингисхан приблизил губы к уху брата и что-то добавил.
Джучи ехать к отцу отказался. Однажды после охоты на сайгаков его нашли лежащим в степи, живым, но говорить он не мог: неизвестные переломили ему позвоночник…
Сын его, Бату-хан, вместе с властью в Хорезме унаследовал и узаконенное правило чингизидов - возвышение через кровь и злодеяния. Принцип деда: не щадить в этом случае даже самых близких - тоже пришелся по душе внуку.
Обещание повести своих богатуров на запад, через великую реку Итиль, он, став взрослым, сдержал.
А возвращаясь из европейского похода в 1243 году, Бату-хан повелел остановить свою повозку на нижнем Итиле и вокруг неё образовать кочевой уртон. Так возник город Сарай. Поначалу он состоял из жилищ, поставленных на колеса. Это были круглые кибитки с дырой в середине для дыма. Стены и двери из войлока, колеса из плетеных прутьев. Верх покрыт белым войлоком, пропитан известкой или порошком из костей.
От арабских путешественников Батый много слышал о хазарах, народе, исчезнувшем с лица земли. В связи с этим к нему приходили невеселые мысли, вызванные неудачным походом к Последнему морю… Но он не терял надежды на завоевание Европы и, основав столицу, стал копить силы. Но могущественная империя Чингисхана была уже не та: многочисленные потомки, рожденные от огромного количества жен, враждуя между собой, разодрали её на части, и она, как лед на солнце, начинала таять…
Обширными пока оставались владения Бату-хана. Они простирались от Дуная до Иртыша, включая Поволжье, Приуралье, Крым и Северный Кавказ до Дербента. Внук Чингисхана удерживал за собой и Хорезм. Эти земли и составляли то, что соседние народы называли Золотой Ордой.
