Нине достались легкие полусапожки, красная косынка и свернутые в трубочку грамоты. В последний момент капитан снял с пояса и запрятал штык-нож – слишком уж он не вязался с образом хоть и награжденного, но интеллигентного журналиста.
Контрольно оглянувшись на Эльзу и старшину, парочка растворилась среди листвы.
Выждав несколько мгновений, Леша сердобольно помог Эльзе сесть поудобнее, открыл фляжку. Раненая жадно, обливаясь, сделала несколько глотков воды. Оглядевшись, все еще боясь быть застигнутым за неподобающим для охранника занятием, старшина вытер девушке подбородок и лишь после этого уселся напротив с автоматом наизготовку.
– Спасибо, – искренне поблагодарила Эльза. – Твои друзья деликатностью не отличаются, – после получения помощи посчитала возможным перейти на более доверительные отношения раненая.
– Они командиры, – пояснил поведение друзей Леша. – А, как говорил Дитрих Эккарт, «вождь должен быть один». Вот и они никого не слушают.
– Ты… знаешь любимого поэта фюрера? – удивилась пленница.
– Я просто люблю немецкую литературу, историю. От мамы. Она… я с Поволжья, – дал намек на свое происхождение старшина.
– Кто… вы?
Этот вопрос был слишком конкретен, и Леша постарался закончить сближение и перевести разговор на нейтральные темы:
– Приказали завернуть по вашу душу. Удобно?
Подчистил землю под спиной Эльзы, выбросив мелкие камешки и сучья деревьев. Тщательно, интеллигентно вытер после этого платочком руки. Этот машинальный жест конвоира так разительно отличался от поведения капитана и пнувшей ее ногой Нины, что Эльза все же осмелилась поинтересоваться своей судьбой:
– Что вы хотите со мной сделать?
Старшина пожал плечами, но, посчитав, что не раскрывает никакой тайны, сообщил:
– Приказ простой – переправить вас через линию фронта. Там почему-то очень хотят с вами побеседовать.
Эльза застонала, но это вырвался стон бессилия, хотя Леша и подался на помощь.
– Ничего, скоро наши придут, – постарался подбодрить, а на деле лишь ввел в еще большее уныние Эльзу конвоир.
Бубенец и Нина в это время наблюдали из кустов, как торопливо перемахнул насыпь Кручиня. Похождения наблюдателя их мало интересовали и, когда хотели уже продолжить свой путь, отпрянули назад: за политзэком крался парнишка. Приглушая локтем звук, несколько раз болезненно чихнул, и Нина, молча согласовав свои действия с командиром, окликнула:
– Эй, парень!
Семка поначалу отшатнулся от незнакомой парочки, но капитан с фотоаппаратом на груди стремительно подошел к нему, принялся поворачивать в разные стороны, не давая сомневаться в правильности и нужности своих действий. Радостно обернулся на спутницу:
– То, что надо, – и только в этот миг представился парню: – Я капитан Бубенец из Москвы, из редакции. Делаем материал о героизме людей в тылу, а у тебя очень красивое лицо. Ты очень подходишь для снимка. Ну-ка, замри так.
Пока капитан выстраивал кадр, Нина полюбопытствовала у «красавца» по своим вопросам:
– А кто тут у вас лучше всех работает на стройке? Как ты считаешь, кого можно похвалить грамотой или благодарностью?
Боясь повернуться, расслабиться и испортить мужественность фотокарточки, Семка процедил сквозь зубы:
– Так бригада Прохоровой. Она лучшая. Они вон там, перед мостом располагаются.
– Отлично, – похвалил парня Бубенец, пряча фотоаппарат.
– А… моя карточка в газете будет? – не верил Семка, наконец-то начав дышать полной грудью.
– Будет, – уверил фотограф. – А ты нас сможешь проводить до бригады Прохоровой или куда-то торопишься? – посмотрел в сторону, где исчез Кручиня.
Боясь оказаться уличенным в таком неблаговидном занятии, как шпионская слежка, Семка отчаянно отрекся от бдительности, которую хотел проявить, выслеживая белогвардейца:
– Нет, свободен. Мы… мы только из суточного дежурства. На НП воздушную и наземную разведку ведем. Бдительно. А там у Прохоровой… девушка есть. Я могу показать. Комсомолка. Ее снимите?
– Если красивая и передовик, снимем, – щедро пообещал капитан и это.
Нина вдруг осторожно вытянула шею и, кого-то увидев, за спиной парня принялась суматошно показывать командиру двумя пальцами на плечи – идет лейтенант. Бубенец присел, потянув вниз Семку, начал высматривать местность. Негромко обрадовался:
– Ой, какой кадр! Ну-ка, сядьте вдвоем вон там на рельсы. Так, чуть дальше. И смотрите вдаль. А я с нижней точки…
Усадив Нину и Семку спиной к себе, лег между рельс, приладил к работе аппарат. Возможно, лейтенант и прошел бы мимо, не заметив съемки, но Семка неожиданно чихнул. Этого оказалось достаточно, чтобы через мгновение за спиной у Бубенца заскрипела под офицерскими сапогами щебенка. Скрежет замер аккурат над распластавшимся фотографом, но капитан невозмутимо сделал еще несколько снимков, прежде чем с восторгом повернулся к нетерпеливо ожидавшему к себе внимания Соболю.
– А все же я молодец, – пригласил порадоваться случайного свидетеля своей работы капитан. – Такой кадр! А название кто оценит? «С мечтой о Победе!» Или лучше – «Дорога к Победе». И на всю полосу шапкой заголовок: «Дорога железная, а люди золотые». А? Пойдет? Капитан Бубенец, фотокорреспондент из Москвы, – как старший по званию протянул лейтенанту руку. Но скорее не поздороваться, а подняться с его помощью со шпал. – А это Нина, из ЦК комсомола. Одной командой приехали.
– Начальнику стройки представились? – не посчитав нужным самому представляться незнакомцам, настороженно поинтересовался Соболь.
– Даже чаем напоил, – успокоила смершевца торопливо подошедшая на подмогу капитану Нина. – Порекомендовал поработать в бригаде Прохоровой. Вот, ищем. Парень обещает довести.
– Этого парня я сейчас… – замахнулся на Семку расслабившийся лейтенант. – А что газетчики идут к Прохоровой – это правильно. Это достойно Валентины.
– Товарищ лейтенант, мне бы с вами поговорить, – неуверенно прошептал Семка, сам понимая, что это не совсем к месту.
– Еще раз бездельником увижу, выгоню со стройки. Без благодарностей и снимков в газете, – продемонстрировал перед москвичами свою ретивость в службе Соболь. А что, может, это журналисты тоже отметят и на одном снимке можно будет оказаться вместе с бригадиром. Ясное дело, без обозначения должности, но вроде как на втором плане… – А я как раз к Прохоровой, могу составить компанию, – предложил Соболь свои услуги гостям, прекрасно понимая, что все его желания по поводу совместного снимка – детские мечты. Тут хотя бы одну Валентину Ивановну…
– Ура! – по-детски захлопала в ладоши провожатому Нина. Не поняв, что предает того, с кем только что изображала влюбленную пару.
Взяв лейтенанта под руку, стала что-то расспрашивать на ходу. Капитан подмигнул Семке – не унывай, не ты первый и не лейтенант последний у нее. Поспешил за новоявленной парочкой. Парень сел на рельс, не зная, начинать ли радоваться фотографированию или все же бояться, что лейтенант не даст разрешения печатать его снимок в газете. А как было бы замечательно – его портрет на всю страну. Он на рельсах с женщиной – плохо, там лиц не видно. Да и незачем ему фотографироваться с какой-то фифочкой, засмеют знакомые. А вот если дадут портретную карточку! А почему бы и нет? Он не напрашивался, фотограф сам ухватился – лицо красивое…
Повторял про себя практически те же мысли, что обуревали мгновением назад лейтенанта, хотя разница от простого наблюдателя до офицера – ого-го! Может, еще до чего бы домечтался, но послышались шаги, и, как только что делал капитан, Семка пригнулся, прячась от посторонних. По насыпи шли Стеша и та красивая девчонка, что лежала на дрезине и про которую он говорил фотографу. Значит, выздоровела.
Стеша и вела с ней разговор об этом же:
– Что-то врачиха не пришла к тебе сегодня.
– И слава богу, – отмахнулась девчонка. – Я посмотрела таблетки, что она оставила мне, – это мел. Обыкновенный мел. Мамка в аптеке учила разбираться в лекарствах.
– Как это? – не поняла, остановившись, Стеша. – Как мел?
– Откуда я знаю, как и почему. Вреда от него, конечно, никакого, но и пользы ноль на палочке.
– Надо сказать Наталье!
– Много чести, – не согласилась делиться тайной разоблачительница.
– Опять двадцать пять! Какая же кошка пробежала между вами?
– Серо-буро-малиновая.
– Хороший цвет. Ни одной искринки от радуги. Сядь, передохни, а то рановато подхватилась-то.
Почти насильно усадила на крайний, сиротливый без сцепки с другими собратьями металлический обрубок рельса. Насчет своего здоровья Зоря попыталась отмахнуться:
– Все у меня нормально. Шума больше. Главное, кирку, что оставила на участке, подобрать. Сама знаешь, как ругают за утерю инструмента.
У Семки не ко времени засвербило в носу, нестерпимо захотелось чихнуть, и он усиленно принялся нажимать на переносицу, болью перебивая желание.
