баню, ведь у тебя силенка-то, кажется, есть?
– Да, не обижаюсь пока!
И они вдвоем легко приподняли баню, Михаил повисел на ваге, а тем временем Василий подсунул под баню новый венец.
– Видишь, как у двоих-то дело-то идет! – с похвалой отозвался о Михаиловой силе Василий. А Михаил в ответ высказался:
– Вот только однажды черт догараздил меня одному в лес за дровами поехать. Пока тятька хворал, я один поднимал на телегу кряжи, а в них пудов по десять будет. Вот тогда и надорвал себе пупок. Ладно, тогда горшками вылечили, да еще вдобавок об бревно хвостец зашиб. И эта боль прошла.
При драке Михаил в ход пускал тяжёлую артиллерию – свои пятифунтовые кулаки, от удара которых противники разлетались от него, как снопы. Болел Михаил редко, но однажды у него от простуды появился насморк, он два дня чмокал носом. Мать посоветовала ему:
– А ты, Мишк, пымай кошку и кончиком кошачьего хвоста пощекоти в носу – насморк как рукой сымет!
Михаил попробовал, и верно – сразу же после этого он вылечился, болезнь и чихание прошли.
Обедала семья Федотова обычно подолгу. Начинали с холодного кушанья. К пище семья неприхотлива, аппетит у каждого непомерный. Сам Иван иногда говаривал об этом: «Мы с семьёй на одну минутку чашку огурцов разыграли!». А иной раз и овсяные выжимки есть приходится, с семьей-то так! Всяко приходится! Макают хлебом в масло, прихлёбывают из деревянной чашки, старыми обгрызенными ложками квас, причмокивая губами, сосут, похваливают – все не всухомятку.
Однажды у Федотовых на ужин солодушки были, семья дружно ели и похваливали. Сергуньки за столом не было, он где-то загулял. Вскоре появился и он.
– А ты бы дольше гулял, – укорил его отец, – мы поужинали и солодушки-то почти все съели, только двенадцать штук осталось.
Нет слаще крестьянской еды, да при деревенском аппетите. Съедят жареный лапоть, выхлёбают полчугуна похлёбки, подправленной мясным топором, едят и расхвалят эту еду так, что у редкого не потечёт слюна от соблазна. Сидя за столом во время обеда, едят молча, только слышен перестук ложек. Каждый старается зацепить из чашки для себя кусок побольше, а то из-за стола придётся вылезти полуголодным.
Так частенько получалось с Ванькой. Обладая незаурядным аппетитом, он часто не наедался, и виной всему этому была его ущербленная ложка, которой как ни старайся, много не почерпнёшь. И он решил обзавестись другой ложкой, более объёмистой. Летом, будучи на ярмарке в Чернухе, он израсходовал пятиалтынный денег из своей собины – купил полфунта конфет, которыми любезно угощал девок-невест, выпил бутылку ситро и за две копейки купил большую деревянную с точеным черенком ложку, из-за которой в семье произошёл спор и скандал. Дело в том, чтобы не вылезать из-за стола полуголодным, Ванька стал захватисто загребать из чашки куски побольше. Отец ему сделал замечание:
– Ишь, умник нашёлся, на особицу хошь есть-то, а остальные-то рази не хотят!
Отца поддержали остальные, особенно на него обрушилась мать, недолюбливающая его:
– Ты брыли-то распустил, отец-ат правду баит, вот Мишка постарше тебя, да не выкобенивается, а ты больно не в силу умён стал, чего надумал! – сконфуженный Ванька молчал, вяло пережевывая кусок праздничной говядины.
Перед тем, как женить Ваньку, Федотовы решили выморозить тараканов, которых у них на печи и в чулане разродилось целая пропасть. Хлеб грызут, в стряпню попадают.
– На улице-то, видать, холодно? – спросила Дарья вошедшего с двора Ивана.
– Нос терпит, а уши с мороза отпасть могут, – уведомил Иван Дарью о морозе.
– Давайте таракан морозить.
– Давайте! – согласился он.
Иван выставил оконные рамы, настежь расхлебянил дверь. На временное житье семья переселилась в токарню, где в углу под пологом стоит кровать Михаила с женой и ребенком, а в другом углу стоит токарный станок. У двери в куту – лежанка, на которой устроились с постелью старики, а молодежь на ночь располагались на стружках, разбросанных по всей токарне до самого порога. Теснота и неудобство для молодой пары, хотя они по ночам-то спят в пологу, но зря не шевельнись – кругом спят и не спят, могут подслушать. Так и приходится молодым частенько говеть.
Михаил с женой меж собой расспорились о том, следует ли ребенка на ночь класть в постель с собой. Она говорит можно, а он говорит – клади его в зыбку, а то тесно. Спор их разрешила мать Дарья, сообразив, что сыну надо же создать какое-то удобство.
– А ты, Анн, погрей чуньку в печурке и уложи его в зыбку, а то с собой-то как бы ты не заспала его.
– Его разве заспишь, он вон какой торбак растёт! – лестно отозвалась о своём ребёнке сноха. А ребёнок, ползая по грязному полу, весь изволозился в стружках. Мать, подобрав его с полу, стала кормить его грудью, вывалив из прорехи рубахи полупустую сумку-грудь.
– Ты, Анн, запичкала ребенка своей титькой, видишь, он не хочет, а ты суешь ему силком. Да и пора отбивать его от титьки-то! – распорядилась снохой Дарья. – Ему ведь уже второй год попёр.
– Я тоже думаю, что пора, он уж меня всю иссосал, как доска стала, – отозвалась сноха.
В этот вечера стали отбивать ребенка от груди. Кстати, старшие ребята – жених Ванька и Павел ушли гулять, дома остались Сергунька и Санька.
Отбивание от груди ребенка началось с того, что Дарья, выставив вперед руку ладонью вверх, слегка потрясая ей, начала стыдить прижавшегося щекой к материной груди ребенка:
– Аяй-аяй, и не стыдно тебе, такому жеребцу, титьку сосать! – стыдила ребенка Дарья, а он, вцепясь ручонкой в мякоть груди, не обращая внимания на бабушкины приговоры, невозмутимо продолжал сосать.
– Коза идёт, кто титьку сосет, того пырь-пырь-пырь.
Михаил, раздобыв разведённой горчицы, обмакнув в нее палец, мазнул им по груди жены, надеясь, что этот приём оттолкнёт ребенка от груди. Ребёнок, доверчиво попробовав горчицы, обидчиво взвыл, огласив ревом токарню так, что слышно было и на улице.
– А ты, отец, – обратилась Дарья к Михаилу, – сыграй ему бирюльки, он и успокоится.
Недолго думая, отец своим грязным пальцем быстро провёл по нежным розовым губкам ребенка, от чего они слегка брынкнули, с них потекла тягучая слюнка. Ребёнок снова потянулся к материной груди, но тут вступился догадливый Санька, читавший до этого букварь и нет-нет взглядывавший на процедуру отбивания. Ему хотелось чем-то помочь в этом деле. Он проворно соскочил с лежанки, засунув руку в жерло топки, пальцем достал жирной, густой сажи и, лихо подбежав к снохе, сажей намалевал чертика на
