Революция - Александр Михайлович Бруссуев

Ладони у Рейно были большие, как блюдца. Пальцы — длинные и толстые. Отрастить себе такие же за ночь Тойво пока был не в состоянии, поэтому мог оказаться в заведомо проигрышном положении. Значит, надо уравнять шансы на победу, где только возможно.

Также неспроста, что его недоброжелатель, вдруг, обратился к нему с предложением поиграть. Что-то у него на уме, и вряд ли это что-то — случайное, подвластное сиюминутному настроению. Стало быть, его надо опередить, чтоб контролировать ситуацию самому.

Но как же заставить монетки в ладони ложиться, как ему потребно? Все они был одного веса, одного размера, поэтому прогнозировать их положение было практически невозможно. Разве что положение одной деньги, вес которой можно слегка подкорректировать с помощью напильника и свинцовой латки.

Тойво потрудился некоторое время и с удовлетворением заметил, что выбранная им монетка почти не отличается от других. Разве что более побитая и поцарапанная. Но это не мешало ей сделаться несколько лучше управляемой. Оно и понятно: сместился центр тяжести, стало быть, поведенческие навыки у нее в ладонях должны быть примерно схожими при схожих обстоятельствах. Коль можно было ориентироваться по одной деньге, то другие пусть ложатся, как им угодно. При определенной доле удачи это давало некую защиту от полного и непоправимого проигрыша.

Вся сложность заключалась в том, чтобы словить нужную монетку на ее ребро и одновременно прижать ее другой ладонью, чтобы потом незаметно сдвинуть кисти рук относительно друг друга в нужную для орла, либо решки сторону. Бывало, противник со всей дури лупил своими руками по сжатым ладоням, пытаясь предотвратить такого рода мухлеж. Но один пенни не настолько большого диаметра, чтобы этот удар как-то влиял на положение дел. Напряги запястья — и никаких тебе последствий.

— мычал Тойво себе под нос, допоздна тряся и так, и этак свой «неразменный грошик». Песня тоже была из газеты.

И неважно, что Тойво не знал, кто такие эти два парня из тюрьмы в далекой Америке Синг Синг, а презрительное выражение «вздернуть тряпочку» — всего лишь отношение к поднятию флага, ему нравился ритм, ему нравился надрыв, ему нравилось бунтарство в этой песне.

Уже гораздо позднее он узнал, что и Томми Шей, и Пигги Ноулс были речными пиратами возле Нью-Йорка в середине прошлого века.

Первая часть поединка с Рейно прошла в лучшем виде: Тойво, в конце концов, проиграл все, кроме своей подправленной вручную монетки. Не беда, что он лишился своего заработка, зато добился того, что никогда не проигрывал заветную пенни.

Но назавтра нужно было сделать что-то отличительное от заурядной игры в деньги, что-то из ряда вон выходящее, чтобы народ пробудился и понял, что можно побеждать силу, главное — не бояться ее.

Однако ничего придумать не получалось. И не получилось бы вовсе, если бы не старший брат, случайно поинтересовавшийся его делами. Вилле сначала с улыбкой выслушал байку о противостоянии Тойво и Рейно, потом улыбка его угасла.

— Что, говоришь, тот полицай тебе предъявил? — спросил он.

— Да ничего, только ухо едва не оторвал, — вздохнул Тойво.

— Вот ведь гад какой! — возмутился Вилле. — Это уже не человек, это уже погоны какие-то ходячие. Ну, ничего, настанет наше время, он за все свое ответит, заплечных дел мастер.

— А когда настанет наше время? — поинтересовался юный Антикайнен.

— Когда прозвучит клич: «Мочи козлов!», и мы все будем гнать таких Авойнюсов прочь из нашей земли.

— Куда же их гнать — в воду, что ли?

— Под землю, куда же еще. Только там таким погонам и место.

— продекламировал, отбивая себе ритм ногой, Тойво.

— Ничего не понял, но, должно быть, все правильно, — покивал головой Вилле. — Предлагаю тебе поступить так.

Он достал из кармана российскую копейку и предложил найти кого-нибудь из старшеклассников, который бы, как будто, ссудит ему эту деньгу. Вся проблема упиралась только в то, попытается этот неведомый старшеклассник отжать себе монетку, или нет. Придется уповать на честность. Ну, а если честность в умывальне не в ходу, то Вилле набьет этому парню морду.

Но сложилось все в лучшем виде, игра прошла в соответствии с задуманным планом. Выбор ставки в виде пуукко возник в самую последнюю минуту. Тойво добился своей независимости, да еще и обзавелся древним, смахивающим на настоящий артефакт, ножом. Теперь оставалось дело за малым: все это сохранить.

Брат вечером поинтересовался, как все прошло. Получил обратно свою копейку и похлопал Тойво по плечу: «мы, социалисты-рабочие, друг друга в беде не оставим».

Через год брат Вилле отправился добровольцем в Родезию, чтоб там влиться в ряды социалистов рабочих, стреляющих в других социалистов — фермеров за правое дело третьих социалистов мелкобуржуазного происхождения. А еще одни социалисты — тамошние негры — оказались вовсе не социалистами. Им было на все наплевать, они бегали у всех на побегушках, точили копья и били в тамтамы. Поговаривали, что Вилле удрал в Африку от какого-то недовольного полицейского, которому неудачно стукнул по зубам. Тот ополчился на Антикайнена и ополчил против него всех полицейских Финляндии, России, да и Швеции вдобавок.

До известных событий восемнадцатого года Вилле не возвращался на родину. Повоевав на берегах Оранжевой реки, он вернулся в Европу, точнее, в самый ее центр — в Швейцарию, рассчитывая на привезенный с собою мешок необработанных алмазов. Он открыл малое производство, разумно рассудив, что граненый алмаз гораздо интереснее, нежели совсем необработанный. На огонек его полукустарного заводика каким-то образом слетелись всякие разные социалисты, все, как один — евреи. Они развили производство, а когда Вилле, как опытный ветеран, откликнулся на призыв Маннергейма и пошел освобождать независимую родную Финляндию, производство это подмяли под себя полностью, назначили Вилле пожизненные дивиденды и с бриллиантового бизнеса вежливо, но решительно выдавили.

К своему удивлению