донимать учительницу своими вопросами. Она тепло попрощалась с ней и направилась в Валькин класс.
Все уже разошлись, и только Ольга Ивановна, наставник младшей дочери, собирала со стола книги и тетради, готовясь идти домой.
— Здравствуйте! — радушно поздоровалась Екатерина. — Я — мама Вали Никитиной. Извините, что на собрании не была, — в пятом классе задержалась. Как моя Валентина?
— Скромная девочка, учится средне. Какие у вас условия в семье? — мельком взглянула на Екатерину Ольга Ивановна и, опустив взгляд на учительский стол, продолжила укладывать вещи в портфель.
— Да какие условия? Мы с отцом целый день на работе, вечером домашние дела. Нас шестеро все-таки, — будто оправдываясь, ответила Екатерина.
— Кто же уроки с Валентиной делает? − продолжила сухо спрашивать наставница, не прекращая заниматься своим делом.
— Сама делает, а старшая их потом проверяет. Они у меня самостоятельные, — в голосе матери зазвучали горделивые нотки.
— Это хорошо, что старшая помогает, но нельзя снимать с себя ответственность за воспитание и обучение Валентины. Это все-таки ваш ребенок, — назидательным тоном завершила разговор классная руководительница.
— Я постараюсь, извините, до свидания, — виновато проговорила Екатерина и вышла из класса.
Уже вечерело, когда Екатерина покинула здание школы. Она шла по затихающим улицам и переваривала то, что услышала. Разговор с Ольгой Ивановной взбудоражил ее и вызвал в душе отвратительное, непреходящее ощущение вины и обиды.
«Умница какая! — мысленно обратилась обиженная мать к учительнице. — А ты попробуй везде успеть. Голова пухнет от дум, чем семью накормить, напоить, одеть и за какие деньги. Разве это зарплата? Только получишь, уже денег нет. Как в прорву все летит. А тут еще Николай дурит. Замучил он меня совсем своим характером».
— Твой-то готовый пришел, — встретила ее у дома соседка. — Может, переждешь у меня, пока уснет?
— Нет, Люсь, я домой. Там дети. Может, обойдется.
Не успела Екатерина показаться на пороге дома, как тут же услышала:
− А, явилась, не запылилась! Ты где шлялась? Дети дома, а ее нет!
Николай сидел за столом, подпирая голову руками. Затуманенные алкоголем глаза тупо смотрели на жену.
− Нажрался, как свинья, и допрос устраиваешь! — резанула словом Екатерина и прошла в спальню переодеться.
Младшие уже лежали в кроватях, только Людка сидела за столом над раскрытой книгой. Она встревоженно посмотрела на мать.
− Ничего, ничего, — попыталась успокоить ее Екатерина и, надев халат, вышла на кухню.
— А губы-то накрасила! Для кого это? Для хахаля? — встретил ее пьяный голос.
— Да я на собрании родительском была, идиот! Залил зенки и не соображаешь, что мелешь.
— Так это для собрания ты так вырядилась, б… такая?!
Тут Людка услышала звук удара и материн крик:
− Ты что, озверел? Ты чего дерешься, гадость вонючая!
Девчонка влетела в кухню. Отец, подперев руками бока, слегка шатаясь, стоял возле матери. Дочь подскочила к ней и закрыла мать собой.
− Папа, не дерись! — умоляюще глядя на отца, заплакала Людка. Но потерявший над собой контроль Николай отшвырнул дочь в сторону:
− Пошла отсюда, а то тоже получишь!
Он снова потянулся к жене, но та отшатнулась, и Николай, не получив опоры, полетел на пол. Екатерина, схватив дочь за руку, толкнула ее к двери и выскочила следом за ней на улицу.
— Беги к тете Люсе! — приказала она дочери.
— А ты куда?
— Не знаю, похожу где-нибудь, пока наш зверь не успокоится.
Людка забежала в квартиру к соседке:
— Тетя Люся! Можно, я у вас посижу. Папа дерется.
— Вот кобель неуемный! Опять руки распускает. Конечно, посиди, а я сейчас. — И вышла из дома.
Не успела Людка сесть, как неожиданно дверь распахнулась. Только в самом страшном сне девочка могла увидеть такое: на пороге стоял отец, а в его правой руке холодно сверкал широкий кухонный нож. Николай обвел мутным взглядом помещение, в упор посмотрел на обреченно застывшую на месте дочь и исчез в темнеющем пространстве. Людка мгновенно сообразила, что он ищет мать, и выскочила следом за ним. Увидев спину отца, сворачивающего за угол, она побежала в ту же сторону.
С ножом в руке, похожий на бандита, Николай размашистым шагом шел по пустой вечерней улице и не оборачивался. Перепуганная Людка, прячась за деревьями, кралась за отцом, не выпуская его из вида. «Куда он идет?» — думала она. Прохожих, как назло, не было видно. Все будто попрятались в свои дома, чтобы не быть свидетелями этой ужасной сцены. И разбушевавшийся мужчина, чувствуя себя хозяином положения, беспрепятственно продвигался вперед.
Перед аптекой Людка наткнулась на большую клумбу с пышными розами. Только недавно обрызганные водой, цветы выглядели свежо и празднично. «А зачем здесь розы?» — почему-то мелькнуло у нее в голове. Видя, что отец все дальше и дальше уходит от дома, девочка повернула обратно.
Мать Людка застала на кухне. Екатерина только что успокоила напуганных малышей и теперь убирала со стола.
— Ты где была? У тети Люси? — спросила она, увидев дочь.
— Нет. Шла за отцом. У него в руке нож. Он ищет тебя. Мам, он нас убьет? — В глазах у девочки заблестели слезы.
— Ну что ты! Ничего он нам не сделает. Побесится и остынет.
Екатерина подошла к дочери, обняла ее и, прижимая ее голову к своей груди, тихо сказала:
− Напугал он тебя. Успокойся и иди спать.
Лежа на кровати, Людка долго прислушивалась к каждому звуку, доносящемуся из кухни − там было тихо.
Отец долго не приходил. Мать закрыла входную дверь на крючок, везде погасила свет и тоже легла. Ночная мгла, как заботливая нянька, приласкала обеих уставших и измученных женщин и укачала их. Разбудил Людку негромкий шум голосов. Лежа в полной темноте, она прислушалась.
— Кать, ты прости меня. Ну, не хотел я. Это все водка, будь она неладна, — просительно говорил отец.
— Ты чего за нож схватился? Совсем из ума выжил? Детей до смерти напугал. Людка вон дрожит от страха как осиновый листок.
— Да не хотел я, —
