Еще молод. Вполне красив. Строг.
— Строг?! После Оливареса никто не строг! — восклицает Герцогиня. — После Оливареса-то! А этот — обычная пиявка, неведомо как присосавшаяся к королевскому телу!
Так Лора узнает, что долго-долго, очень долго, дольше чем не то что она, а даже и ее Герцогиня на свете живет, Первым Министром был Граф Оливарес, он же Герцог Санлукар-ла-Майор, державший в страхе весь двор.
— Великий был человек. Казалось, вечный. Еще я девочкой была, а он уже был всесильным Первым Министром. Но и тот пал!
Герцогиня многозначительно вздымает руки к небу.
— Мятеж в Каталонии. Сопротивление в Голландии. Расторжение Иберийской унии! Португалия, наша вечная Португалия, наша часть Испанской империи, отделилась! После такого и Оливарес зашатается!
Смотрит в зеркало. Похлопывает себя по начавшим терять упругость щекам. Тянет их вверх к вискам, чтобы растянуть первые морщины. Отпускает, недовольная увиденным.
— Капля камень точит. Нашлись при дворе силы, которые день за днем твердили Его Величеству, кто во всем виноват! И Его Величество не простил своему любимому Первому Министру Оливаресу, что тот великую империю развалил. От всех постов отстранил, прогнал со двора. Но Королю и дальше шептали и нашептывали. Пока Его Величество не сослал графа Оливареса в Торо и не подверг Суду Инквизиции. А с Судом Инквизиции можно быть только на одной стороне…
Герцогиня вздыхает так выразительно, что Лора точно понимает — всё, что угодно, только не Суд Инквизиции! Если он не на твоей стороне.
— Граф Оливарес недолго после этого прожил. Какая ирония! Столько раз он сам отправлял на Суд Инквизиции, а сам не перенес. В подвалы Инквизиции лучше самому отправлять, чем ждать, когда тебя отправят. После Суда Инквизиции долго не живут.
«На Суд Инквизиции лучше самому отправлять, чем ждать, когда тебя отправят», — делает для себя вывод Лора.
«Каждый когда-то падёт, — делает второй вывод Лора. — Каждый!»
О новом Первом Министре даже ее обожаемая Герцогиня не может ничего сказать. Безликий. Скользкий. Молчаливый. Чем занят — не понятно. В нужные Герцогине союзы вступать не торопится.
— После великих приходят безликие! — говорит ее обожаемая Герцогиня.
И Лора делает вывод номер три — при дворе теперь время безликих.
На ступеньке по правую сторону от Королевского ложа стоит Второй Первый Министр.
Почему Первых Министров двое, Лоре не понять. Ее учат арифметике. Там всё понятно. Сначала идет Uno, потом Dos. А не Uno-Uno и Uno-Dos.
Но при дворе своя арифметика.
Герцогиня говорит, что после падения Оливареса его полномочия расхватывали все кто мог. И кто не мог.
— Один мой идиот Герцог себе ничего не урвал! А должен был! Ему по его заслугам было положено куда больше, чем всяким там Первому Первому и Второму Первому. Но стоит, как и стоял, на три шага за их спинами.
Полномочий нахватали. Затем стали яростно биться, чтобы их удержать. И бьются по сей день.
Два Первых Министра между собой бьются, каждый из них уверен, что Первый Первый — это именно он! А Король наблюдает.
— Его Величество это любит — будто случайно сводить двоих на одной ступеньке. И смотреть, кто кого.
Если Первый Первый хочет влияния, а уже после влияния хочет денег, то Второй Первый хочет денег. Всегда. Влияния тоже хочет. Но денег больше.
Если Первый Первый замкнут и молчалив, Второй Первый Министр балагур и весельчак, всегда жаждущий Его Величество рассмешить. Лоре он кажется совсем нестрашным. Веселым пустым местом. Не тем, кто может на Суд Инквизиции отправлять. Вместо придворного шута смешит короля, а с ним и всех вокруг — если смеется Король, как могут не заходиться в припадке смеха остальные!
Но Герцогине при имени Второго Первого Министра не весело.
— Это ты его другим еще не видела!
Законная супруга Второго Первого невзрачная и бледная как моль, вылетающая из сундуков Герцогини, когда их долго не перебирают ленивые камеристки. Супруга редко появляется при дворе, но, устав от бесконечных похождений любвеобильного Второго Первого и от числа бастардов мужа, о которых ей не доносит разве что ленивый, время от времени подает голос. И возвращает мужа в лоно семьи. И в собственное лоно. Сухое как выгоревшая на солнце листва. И к исходу года получает еще одного ребенка и еще несколько поместий, карет с упряжками и мешочков с золотом. Ко двору Его Величества Вторая Первая Дама влечения не испытывает. Берет деньгами.
За Вторым Первым уже не на ступеньке, а на приступочке стоит просто Второй Министр. Вечно Второй.
Он стар. И мудр, наверное. Ни слова без разрешения Короля не скажет. А если скажет, елей в адрес Его Величества льет через край.
При дворе Вечно Второй дольше всех. Дольше, чем она на свете живет. И дольше, чем ее обожаемая Герцогиня живет на свете — стоял при Оливаресе, и еще до того в прошлом веке при деде нынешнего Короля Филиппе II стоял. Стоял и когда отец Короля покойный король Филипп III угорел.
Никто не знает, сколько лет и десятилетий Второй Министр мелкими шажочками двигался от brasero, жаровни с углями в углу Королевской опочивальни, ко второй по значимости приступочке около кровати. Все ныне живущие помнят его уже стоящим у самого изголовья. И льстящим.
Главное умение Вечно Второго — лить елей. Да такой густой, что сам Король не знает порой, сердиться ему или смеяться.
— Вы, милочка моя, слишком молода и неопытна в делах наших, — говорит он в один из дней Герцогине, прогуливаясь после утреннего церемониала по южной анфиладе дворца. — Тонкости придворного выживания вам еще осваивать и осваивать!
Герцогиня едва не фыркает — ее-то в незнании дворцовых премудростей попрекать!
— Никогда не говорите монарху, что он просто прекрасен. Или просто умен. Или просто красив. Это ему скажут и без вас! — Второй издает странные звуки, похожие на кхе-кхе. — Скажите всё то же самое, только в превосходной степени. В разы больше, чем остальные. В разы подобострастнее. В самом глубоком реверансе. Налейте елей столь густой, чтобы монарх и сам не знал, верить ему или смеяться! Тогда продержитесь при дворе не менее моего. И до моей приступочки когда-нибудь доберетесь. Не скоро. Очень не скоро. Пока она занята! Прочно занята.
Герцогиня с трудом удерживается, чтобы не фыркнуть, но благоразумно кивает. Внимает. И, усвоив урок, уже сама льет елей в уши Второму.
— С вашей непревзойденной мудростью… С благолепием и покорностью внимаю вашим советам… Никто кроме вас не наставит, не подскажет… Позвольте и далее в трудный час прибегать к вашей великой мудрости.
И тут же переходит к вовлечению Второго в свою игру.
— Не могу не поделиться, Милостливейший и Мудрый. Наш Тощий Маркиз (или Толстый Кардинал, или Воинствующая Дама — какая разница кто!) такое себе позволяет за вашей спиной в ваш адрес…
Лора не знает, хочет ли она простоять всю жизнь на той вожделенной ступеньке, до которой не то что ей, даже ее обожаемой Герцогине еще двигаться и двигаться. Но еще один урок придворного выживания усваивает и она.
Лить елей!
В монаршие уши!
И в уши всех тех, кто выше тебя! От кого ты можешь зависеть. И кто может сокрушить твоих врагов. Которых не можешь сокрушить ты сама.
Собственных врагов своими силами сокрушать и не нужно. Нужно только сделать их врагами сильных мира сего! Представить сильным мира сего своих врагов в качестве их врагов. Убедить сильных в этом. А дальше упиваться зрелищем крушения врага своего. Пусть даже из-под чужой юбки.
Лора тренируется. На одной из недобрых к ней камеристок, не принимающей ее всерьез. И уже через пару недель разгневанная Герцогиня выгоняет со двора «эту бесстыжую девку, осмелившуюся сказать про нее Герцогу такое»! Лора лишь довольно наблюдает со стороны.
Получилось! Урок усвоен.
По правую руку сразу за Вторым Первым и Вечным Вторым стоит Сицилиец! Это ее обожаемая Герцогиня его так называет — Сицилиец. И еще — Бастард.
