— Не перебивайте Гиста, иначе мы будем слушать его до вечера. А нам ещё предстоит ужин, — озабоченно сказал Рехмиу.
— Галат несколько дней вызывал поединщика безуспешно, — продолжал Гист. — Саул ушёл в свой шатёр. Там он плакал от унижения, сетуя на то, что бог оставил его. И вдруг к шатру явился Добид-арфист. Он заявил о своём желании выйти к Галату. «Как ты сможешь это сделать? — удивился царь. — Ты ещё отрок и всю жизнь пас овец. А он обладает несоизмеримой силой и воин от юности своей». — «Бог сподобит меня одолеть нечестивого великана», — отвечал Добид. Он спустился в долину, где ходил, смеясь над эшраэлитами, Галат. Надо сказать, пастушок-арфист отказался надеть доспехи. Он шёл навстречу великану в обычной одежде, взяв с собой только пращу и камень.
— Надо было ему захватить хоть палку какую-нибудь… — противореча собственным указаниям не прерывать Гиста, рассмеялся номарх.
— Так же, как ты сейчас, превосходительный господин, смеялось многотысячное воинство пелиштимцев, глядя на тщедушного Добида и огромного Галата в медных доспехах и шлеме с гребнем из красных перьев. У великана был бронзовый щит, будто колесо грузовой повозки, и копьё, древко которого равнялось навою[91] ткацкого станка. А железный меч в два локтя длиной висел в ножнах на поясе. Видеть рядом с ним юношу среднего роста, бедно одетого да державшего в левой руке пастушеский посох, и правда, казалось смешным. «Разве я собака, что ты вышел ко мне с палкой?» — спросил великан Добида. Вместо ответа хитрый пастух незаметно подготовил пращу и, не раскручивая её, каким-то особым способом метнул камень. Оглушённый Галат упал. Подбежав, Добид вынул из его ножен меч и отрубил великану голову.
Номарх, жрец и хладнокровный Нахт одновременно издали звук изумления.
— Это несомненное вмешательство богов, — заявил Хнумхотеп.
— Вернее, это победа бога Ягбе, — довольно язвительно поправил жреца сиятельный Нахт.
— Воины Пелиштима с горестным воплем начали отступать, — вспоминал Гист. — А эшраэлиты с криками радости решились их преследовать. Все считали: в споре богов Ягбе победил Дагона, потому и мальчик-пастух убил исполина. Саул обнял Добида, как родного сына. Одарил его дорогими доспехами, богатой одеждой, дал оружие и колесницу с двумя лошадьми. Старший сын Саула Янахан полюбил Добида и стал его другом. А царь назначил бетлехемца тысяченачальником.
— Случайно убить даже очень сильного человека, это одно. Возглавить же тысячный отряд воинов совсем другое дело, — пожал плечами Нахт.
— Добид вскоре проявил себя умным и смелым вождём, — пояснил Гист. — Царь одобрил его отвагу, разум и удачу. Ведь он только вышел из отроческого возраста, а уже поразил Галата-великана, разогнал и истребил грабителей пелиштимских и амаликских. «И горы вокруг упились их кровью, равнины наполнились трупами, и не смогла стопа ног их стать против лица Добида, а он пронзил их мечом и прошёл по рёбрам их и крушил их пятою своей». Такими торжественными, но явно преувеличивающими его военные достижения словами восхваляли Добида пророки из народа. Когда он ехал на отдельной колеснице за колесницей царя Саула, то люди с ликованием выходили навстречу из эшраэльских городов. Девушки и молодые женщины кидали цветы под ноги коней, распевая боевые песни и восклицая: «Саул убил тысячи врагов, а Добид десятки тысяч! Божья милость над ним!» Конечно, это было несправедливо, но голос народа не заглушишь и не отменишь. Особенно — у людей ибрим. Впрочем, не исключено, что все эти восторженные хвалы Добиду в ущерб славе Саула кем-то были заранее подготовлены.
— Я тоже так думаю, — вставил сиятельный Нахт. — Посланные Шомуэлом делали своё дело.
— Думаю, с того дня в сердце Саула запылала ревность к удачливому пастуху. А со временем он стал его ненавидеть. Однако убить юношу царь поначалу не замышлял. Он решил женить его на своей дочери. Добид становится зятем Саула и усердно исполняет царские задания, как тысяченачальник. Скоро до Саула доходит слух, и о помазании Добида первосвященником Шомуэлом. Царь вновь испытывает страх и отчаянье. Снова его начинает терзать злой дух, вызывая приступы тоски и гнева. Саул вызывает Добида и приказывает ему играть на арфе. На этот раз музыка не успокаивает его. Во время целительного звучания струн царь схватил копьё и хотел пронзить им своего зятя. Добиду удалось отпрянуть, после чего он выбежал от Саула и поспешил домой. Этот случай всех взволновал и удивил. Как бетлехемец мог уклониться от копья, брошенного с близкого расстояния могучей рукой Саула?
— Вопреки усмешечкам сиятельного Нахта, — раздражённо сказал Хнумхотеп, — такие случаи можно объяснить только волей богов.
— Я не отрицаю воли богов, мудрейший, — торопливо возразил Нахт. — Однако здесь ясно не только божественное предназначение, но и видны человеческие страсти.
— Дальше, Гист, — недовольным голосом прервал их пререкание номарх, — приближай к завершению свой рассказ.
— Саул разгневался. Собрав большой отряд, он устремился на поиски юного соперника. Так Саул встал на путь открытой вражды с Шомуэлом, а, следовательно, и с самим грозным богом Ягбе.
— К сожалению, царь приравнивал желание первосвященника к воле бога, — пробормотал Нахт.
Взглядом Гист испросил одобрение номарха на продолжение своего рассказа.
— С того дня в течение двух лет царь разыскивал Добида. Но Добиду помогала не только дочь Саула. Старший сын царя Янахан любил бетлехемца настолько сильно, что вопреки интересам отца, дважды его спасал. При этом Янахан, как человек неглупый, не мог не сознавать вреда и для своих собственных интересов. Ведь он был первородный наследник. Среди эшраэлитов ходили по этому поводу разные россказни. Доброжелательные утверждали: Янахан любил Добида «как свою душу». В такой доброжелательной наивности слышалось нечто притянутое, с лёгкой примесью лжи. Впрочем, иногда человеческие привязанности бывают совсем нелогичны и бескорыстны.
— А о чём толковали недоброжелатели? — спросил Рехмиу.
— Недоброжелательные слухи казались чуть-чуть непристойными. То есть, они явственно намекали на слишком горячую дружбу юношей, — лукаво ответил лекарь и, по привычке, пропустил через кулак свою клиновидную бороду.
— Ты мог наблюдать отношения царевича и царского зятя с близкого расстояния, — заметил номарх. — Что ты сам-то думаешь по этому поводу?
— У меня не имелось повода подозревать что-либо подобное, — развёл руками Гист. — Однако двоюродный брат Саула Абенир втихую приказал мне не мешать недоброжелательным россказням. Они вредили Добиду в глазах благочестивого народа. А Добид собрал недовольных властью беглецов. Были среди них и преступники, и заёмщики, не платившие долгов, и даже рабы. Некоторые пришли с семьями. Они верили в удачу своего вождя и вместе с ним прятались от царя. Пещеры, горные хребты и ущелья служили беглецам надёжной защитой. Жители окрестных племён нередко предупреждали Добида о появлении царских элефов. Дважды Саул почти настиг своего бывшего зятя. Ещё немного, и беглецы были бы схвачены. Но получалось так, что людям Добида удавалось избежать верной смерти по той или иной причине. Наконец и воины Саула, и сами преследуемые стали верить в помощь невидимого бога, который оказывал несомненную поддержку Добиду. После столь длительного и опасного существования, Добид со своим отрядом поступил на службу к пелиштимскому князю Анхусу. Князь принял его радушно, как врага Саула. Но со временем он убедился во многих достоинствах юного полководца. Добид совершил несколько удачных походов против бедуинских племён. Добычу он честно отдавал князю, который хвалил его и не скупился на щедрые подарки.
— Вести об этом приходили из пелиштимского города Газы. Я послал в этот город немало золотых колец для тамошнего корыстолюбивого князя, — сказал Рехмиу с самодовольным видом.
— Потеряв след Добида, Саул вынужден был отказаться от преследованья. Продолжалось противостояние колен Эшраэля. Последнее сражение Саула, где он погиб, сложилось в пользу пелиштимских князей потому, что не явилось ополчение из северных областей.
— Да, да, всё это до нас доходило, — снова важно кивнул номарх. — Пожалуй, заканчивай. Прогуляемся и будем готовиться к ужину.
— На рассвете я должен лишиться твоего гостеприимства, превосходительный господин, — с нарочито-грустной улыбкой сказал Гист. — Мне придётся покинуть Кеме и возвратиться в Ханаан.
— Тогда говори дальше. Ничего, потерпим.
— Наверное царь впоследствии сожалел о бессмысленном убийстве, — почему-то с надеждой в голосе проговорил Хнумхотеп.
— Первосвященник Шомуэл открыто призывал людей ибрим собрать войско и идти против Саула, — продолжил Гист. — Он требовал уничтожить царя и вырезать весь его род. «Ягбе давно отвернулся от Саула, — пророчествуя на площадях, говорил Шомуэл. — Война против него угодна богу. Каждый верный и благочестивый эшраэлит должен принять участие в освобождении». Саул опять впал в тоску и отчаянье. Нужно было что-то срочно решать. Меня вызвал Абенир, брат Саула. «Я найду людей и возможность умертвить Шомуэла. Но мне нужно средство», — сказал Абенир. Я дал ему редкое и совершенно неотвратимое снадобье.
