В заседании этом составлен был план низложения Никона, и остановились на низвержении.
Следующий день прошел тревожно для Никона: арестовали его верного служку Ивана Шушеру, который всегда носит перед ним крест, и слухи носились, что его в застенке пытают. С самим Никоном обращались в Архангельском подворье грубо и дерзко, как с узником, Алексей Михайлович, со своей стороны, хотя и выходил победоносным в борьбе с собинным другом, но он сам понимал всю ничтожность своей победы: поэтому ему хотелось убедить самого Никона, что его осудят и низложат совершенно законно и по делам, и для этого назначено заседание на 5 декабря.
Никон же в это время, казалось, и ему, и боярам, уже не нужен для государева дела: мир со Швецией почти готов был, с Польшей — тоже, Восточная и Северная Малороссия вся сдана Брюховецким русским воеводам; Нащокин и Матвеев заправляли почти всеми государственными делами, а Хитрово и Стрешнев ведали всеми дворцовыми предметами.
В Никоне, значит, не только не нуждались, но, пожалуй, он был бы даже помехой миру.
В отношении Малороссии бояре приняли решение: оставить за Россией только восточный берег Днепра, а западный отдать полякам, и в одно время поговаривали даже, чтобы уступить полякам Киев.
Сильный протест Малороссии заставил наше правительство иметь стойкость и не согласиться на последнее.
Никон едва ли согласился бы на победный дележ Малороссии, потому что первая гиль и черная рада при Хмельницком была с запада, так как там закрепощено было все казачество, — следовательно, отдавались ляхам именно те, которые начали борьбу с Польшею и которые первые призывали русского царя. Кроме того, едва ли Никон согласился бы выплатить миллион руб. польской шляхте за выход ее из Восточной Малороссии. Боярству же это было сподручно, так как оно рассчитывало все шляхетские земли присвоить себе, а этой сделкой с шляхтою они думали купить голоса у шляхты, если бы предстояли выборы в короли Польши… Следовательно, и царь Алексей Михайлович умасливался этим…
Не могло, поэтому, и быть речи о возвращении к власти Никона, так как все, что ни делалось, было противно его принципам…
Участвовавшие в соборе отлично это знали, и вперед им известно было, какое решение постановить, но, во всяком случае, они на некоторое время раньше приехали Никона. Явился раньше и государь.
Как только вошел Алексей Михайлович, он обратился к патриархам со следующими словами:
— Никон приехал в Москву и на меня налагает судьбы Божии за то, что собор приговорил и велел ему в Москву приехать не с большими людьми. Когда он ехал в Москву, то по моему указу у него взят малый Шушера за то, что в девятилетнее время к Никону носил всякие вести и чинил многую ссору. Никон за этого малого меня поносит и бесчестит, говорит: «Царь меня мучит, велел отнять малого из-под креста». Если Никон на соборе станет об этом говорить, то вы, св. патриархи, ведайте. Да и про то ведайте, что Никон перед поездкою своею в Москву исповедовался, приобщался и маслом освящался.
Восточные патриархи, по словам официальной сказки, при последних словах подивились гораздо, потому что в последнем действии Никона ничего не было иного, как только чувство чисто христианское.
Наконец, появился Никон: он был бледен, суров, но покоен. Он ясно понял, что его хотят обвинить во что бы то ни стало, и решился доказать, что весь суд над ним незаконен.
Патриарх Паисий. Ты отрекся от патриаршеского престола с клятвою и ушел без законной причины.
Никон. Я не отрекался с клятвою, я засвидетельствовался небом и землею и ушел от государева гнева, и теперь иду, куда великий государь изволит. Благое по нужде не бывает.
Патриарх Паисий. Многие слышали, как ты отрекся от патриаршества с клятвою.
Никон. Это на меня затеяли, а если я негоден, то куда царское величество изволит, туда и пойду.
Патриарх Паисий. Кто тебе велел писать патриархам Нового Иерусалима?
Никон. Не писывал и не говаривал.
Архиепископ Илларион Рязанский (показывает письмо). Он мне писал[105].
Никон (удивленно). Рука моя… разве описался (в сильном волнении). Слышал я от греков, что на антиохийском и александрийском престолах иные патриархи сидят, чтоб государь приказал свидетельствовать, пусть патриархи положат Евангелие.
Патриархи. Мы патриархи истинные, не изверженные и не отрекались от престолов своих; разве турки без нас что сделали. Но если кто дерзнул на наши престолы безнаказанно, по принуждению султана, тот не патриарх, прелюбодей. А св. Евангелию быть не для чего, не подобает Евангелием клясться.
Никон. От сего часа свидетельствую Богом, что не буду перед патриархами говорить, пока константинопольский и иерусалимский сюда будут.
Архиепископ Илларион Рязанский. Как ты не боишься суда Божия и вселенских патриархов бесчестишь?
Патриархи (обратясь к собору). Скажите правду про отрицание никоново с клятвою.
Питирим Новгородский и Иоасаф Тверской[106]. Никон отрекся и говорил: «Если буду патриарх, то анафема буду».
Никон. Я назад не поворачиваюсь и не говорю, что мне быть на престоле патриаршеском; а кто по мне будет патриарх, тот будет анафема. Так я писал к государю, что без моего совета не поставят другого патриарха. Я теперь о престоле ничего не говорю: как изволит великий государь и вселенские патриархи.
Патриархи (к греческому митрополиту). Читай правила по-гречески. (К архиепископу Иллариону Рязанскому). Читай правила по-русски.
Илларион Рязанский (читает). Кто покинет престол волею, без наветов, тому впредь не быть на престоле.
Никон. Эти правила не апостольские и не вселенских соборов, и не поместных. Я этих правил не принимаю и не внимаю.
Митрополит Павел. Эти правила приняла церковь.
Никон. Их в русской Кормчей нет, а греческие правила не прямые, их патриархи от себя написали, а печатали их еретики. А я не отрекался от престола, это на меня затеяли.
Патриархи. Наши греческие правила прямые.
Архиепископ тверской Иоасаф. Когда он отрекался с клятвою от патриаршеского престола, то мы его молили, чтобы он не покидал престола; но он говорил, что раз отрекся и больше не патриарх, а если возвратится, то будет анафема.
Никон. Лжесвидетельствует.
Родион Стрешнев. Никон говорил мне, что обещался быть только три года.
Никон. Я не возвращаюсь на престол, волен великий государь.
Алмаз Иванов. Никон писал государю, что ему не подобает возвратиться на престол, яко псу на свои блевотины.
Никон. Того не писал… Не только меня, но и Златоуста изгнали неправедно… (в сильном волнении обращаясь к царю). Когда на Москве учинился бунт[107], то и ты, царское величество, сам неправду свидетельствовал, а я, испугавшись только, пошел от твоего гнева.
Царь Алексей Михайлович. Непристойные речи! Бесчестя меня, говоришь. Никто на меня бунтом не приходил, а приходили земские люди, и то не на меня, — приходили бить челом об обидах.
Голоса. Как ты не боишься Бога! Непристойные речи говоришь! Великого государя бесчестишь!
Патриархи. Для чего ты клобук черный с херувимами носишь и две панагии?
Никон. Ношу черный клобук по примеру греческих патриархов; херувимы ношу по примеру московских патриархов, которые носили их на белом клобуке. С одной панагиею с патриаршества сошел, а другая — крест: в помощь себе ношу.
Архиереи. Когда от патриаршества отрекся, то белого клобука с собою не взял, — взял простой монашеский, а теперь носишь с херувимом.
Антиохийский патриарх. Здесь ли что антиохийский патриарх не судья вселенский?
Никон. Там себе и сиди. В Александрии и Антиохии ныне патриархов нет: александрийский живет где-то в Египте, антиохийский — в Дамаске.
Патриархи. Когда благословили вселенские патриархи Иова, митрополита московского, на патриаршество, в то время где они жили?
Никон. Я в то время невелик был[108].
Патриархи. Слушай правила святые.
Никон. Греческие правила не прямые, — печатали их еретики.
Патриархи. Приложи руку, что наш номоканон еретический, и скажи, какие в нем ереси.
Никон. Это дело не мое.
Патриарх. Скажи, сколько епископов судят епископа и сколько патриарха?
Никон. Епископа судят 12 епископов, а патриарха вся вселенная.
