- Никто. - Рожица мальчугана прояснилась. - Я ведь вас хорошо знаю. Я служу в нотариальной конторе. Знаете, в глубине двора.
Антуан стоял около больного и машинально взял его за руку. Прикосновение к влажной ладони, к горячей руке всегда вызывало в нем невольное волнение.
- Где живут твои родители, малыш?
Младший перевел на старшего усталый взгляд:
- Робер!
- У нас нет родителей. - И после короткой паузы прибавил: - Мы живем на улице Вернейль.
- Ни отца, ни матери?
- Нет.
- А дед или бабушка?
- Никого нет.
Выражение лица у мальчика было совершенно серьезное, взгляд вполне искренний; никакого желания разжалобить или хотя бы заинтересовать, ни малейшего оттенка грусти. Зато удивление Антуана могло показаться ребяческим.
- Сколько тебе лет?
- Пятнадцать.
- А ему?
- Тринадцать с половиной.
"Черт бы их побрал! - подумал Антуан. - Уже без четверти час! Позвонить Филипу. Позавтракать. Зайти к отцу. И успеть вернуться в предместье Сент-Оноре до приема... Выбрали как раз подходящий денек!"
- Ну хорошо! - сказал он внезапно. - Пойдем, я посмотрю.
И чтобы не отвечать на радостный, но ничуть не удивленный взгляд Робера, прошел вперед, вынул ключ, открыл дверь своей квартиры в нижнем этаже и провел мальчиков через переднюю в кабинет.
В дверях кухни показался Леон.
- Леон, подождите подавать... А ты сними-ка все это, да поживее. Брат поможет тебе. Осторожнее... Так, подойди поближе.
Из-под белья, довольно чистого, показалась худенькая рука. Над самой кистью ясно выделялась поверхностная опухоль, под которой, по-видимому, уже скопился гной. Антуан, не думая больше о времени, положил палец на самый нарыв; затем двумя пальцами другой руки слегка надавил на край опухоли. Так: он ясно почувствовал, как под его указательным пальцем переместился гной.
- А здесь тебе больно?
Он ощупывает распухшую до локтя руку, затем плечо до воспаленных лимфатических узлов под мышкой.
- Немножко, - шепчет малыш, который выпрямился и замер, не спуская глаз со старшего брата.
- Наверное, больно, - замечает Антуан ворчливым тоном. - Но ты, я вижу, молодец.
Взор его впивается в затуманенный взор мальчика, - и этот контакт дает искру доверия, тонкий язычок пламени, который сперва точно колеблется, но затем сразу устремляется к Антуану. Только тогда он улыбается. Мальчик тотчас же опускает голову, но Антуан ласково треплет его по щеке и осторожно приподнимает еще слегка сопротивляющийся подбородок.
- Знаешь что? Мы сделаем небольшой разрез, и через полчаса тебе станет гораздо легче... Согласен?.. Иди за мной.
Малыш, уже покоренный, набравшись мужества, делает несколько шагов; но едва Антуан перестает смотреть на него, как решимость его слабеет; он оборачивается к брату, словно призывая на помощь:
- Робер!.. Ты тоже иди.
В соседней комнате - облицованные фаянсовой плиткой стены, автоклав, эмалированный стол под лампой с рефлектором, - можно было в случае надобности производить небольшие операции. Леон окрестил ее "лабораторией"; раньше тут была ванная. Прежнее помещение, которое Антуан занимал вместе с братом в отцовском доме, оказалось недостаточным, даже после того как Антуан остался в нем один. Благодаря счастливой случайности ему не так давно удалось снять квартиру из четырех комнат, тоже в нижнем этаже, смежную с его жильем, но в соседнем доме. Он перенес туда свой рабочий кабинет, спальню и оборудовал эту "лабораторию". Прежний его кабинет стал приемной для больных. Дверь, пробитая в общей стене, к которой с двух сторон прилегали прихожие, соединила обе квартиры в одну.
Через несколько минут опухоль была вскрыта.
- Потерпи еще немножко... Вот так... Еще минуту... Готово! - сказал наконец Антуан, отступая на шаг.
Но малыш, внезапно побледнев, в полуобморочном состоянии упал на вытянутые руки брата.
- Леон! - весело крикнул Антуан. - Дайте-ка этим молодцам каплю коньяку! - Он опустил два куска сахару в рюмку. - Погрызи. И ты тоже. - Он склонился к оперированному. - Не крепко?
- Вкусно.
- Дай руку. Да не бойся, я же сказал, что все кончено. Промыть и перевязать - это совсем не больно.
Телефонный звонок. Голос Леона в передней.
- Нет, сударыня, доктор занят... В другой раз, сегодня у доктора приемный день. Нет, до обеда невозможно. Хорошо, сударыня, к вашим услугам.
- Тампон, на всякий случай, - пробормотал Антуан, склонившись над нарывом. - Отлично. И бинт потуже, это не помешает... Теперь слушай ты, старший: отведи брата домой, и пусть его уложат в постель, чтобы он не шевелил рукой. С кем вы живете? Кто-нибудь ведь присматривает за малышом?
- Я сам.
Взгляд у него был прямой, пылающий отвагой, лицо дышало достоинством. Улыбаться было нечего. Антуан взглянул на часы и еще раз запрятал поглубже свое любопытство.
- Улица Вернейль, дом номер?..
- Тридцать семь-бис.
- Робер... а дальше?
- Робер Боннар.
Антуан записал адрес, затем поднял глаза. Мальчуганы стояли, пристально глядя на него ясным взором. Никаких признаков благодарности, но зато выражение полного доверия, абсолютной уверенности, что теперь все благополучно.
- Ну, ребята, идите, я тороплюсь... Между шестью и восемью я заеду на улицу Вернейль переменить тампон. Поняли?
- Да, сударь, - сказал старший, считая это, по-видимому, вполне естественным. - На самом верхнем этаже, номер три, прямо против лестницы.
Как только мальчики ушли, Антуан позвал Леона:
- Ну, теперь можно подавать завтрак!
Затем подошел к телефону.
- Алло! Елисейские, ноль один - тридцать два.
В передней на столе рядом с аппаратом лежала книга записей, раскрытая на соответствующей странице. Не отходя от трубки, Антуан наклонился и прочел:
- "1913. Понедельник, 13 октября, 14 ч. 30. Г-жа де Батенкур". Опоздаю, - подождет. "15 ч. 30. Рюмель", - так... "Лоутен", - хорошо... "Г-жа Эрнст", - не знаю, кто такая... "Вьянцони... де Фейель..." Так...
Алло... Ноль один - тридцать два? Профессор Филип вернулся? У телефона доктор Тибо... (Пауза.) Алло!.. Здравствуйте, Патрон... Я мешаю вам завтракать... Это насчет консультации. Срочно. Очень... Ребенок Эке... Да, Эке, хирурга... Очень серьезно. Увы, никакой надежды, запущенное воспаление уха, разные осложнения, я вам объясню, это ужасно... Да нет же, Патрон, он во что бы то ни стало просил именно вас. Нельзя же отказать в этом Эке... Разумеется, как можно скорее, сейчас же... Я тоже, из-за сегодняшнего приема, - ведь сегодня понедельник... Итак, решено; я заеду за вами без четверти два... Благодарю вас, Патрон.
Он повесил трубку, еще раз пробежал глазами листок с записью и испустил положенный вздох усталости, которому явно противоречило удовлетворенное выражение лица.
Подошел Леон. На его гладкой физиономии играла глуповатая улыбка.
- А знаете, сударь, кошка-то окотилась.
- Да ну?
Антуан весело прошел на кухню. Кошка лежала на боку в корзинке, наполненной тряпьем, где копошились маленькие клубочки лоснящейся шерсти, и лизала и перелизывала их шершавым языком.
- Сколько их?
- Семь. Моя невестка просила оставить ей одного.
Леон приходился братом привратнику. Он служил у Антуана уже больше двух лет и исполнял свои обязанности с ритуальным рвением. Это был молчаливый парень неопределенного возраста, с каким-то сероватым лицом; светлые редкие и пушистые волосы причудливо венчали его удлиненный череп; чересчур длинный свисающий нос и чаще всего полузакрытые веки придавали ему какой-то дурашливый вид, который еще резче подчеркивался улыбкой. Но эта простоватость была лишь удобной, если не нарочитой маской, за которой скрывался ясный ум, полный здравого скептицизма и даже своеобразного юмора.
- А остальные? - спросил Антуан. - Вы их утопите?
- А как же иначе? - невозмутимо ответил Леон. - Разве вам желательно их оставить?
Антуан улыбнулся, повернулся на каблуках и быстрыми шагами направился в бывшую комнату Жака, служившую ему теперь столовой.
Все уже было на столе: яичница, телятина со шпинатом, фрукты. Антуан терпеть не мог ждать, пока подадут следующее блюдо. Яичница вкусно пахла горячим маслом и сковородкой. Короткая передышка на четверть часа, разделяющая утро, проведенное в больнице, и день, посвященный визитам.
- Сверху ничего не передавали?
- Нет, сударь.
- Госпожа Франклен не звонила?
- Звонила, сударь. Она записалась на пятницу.
Телефонный звонок. Голос Леона:
- Нет, сударыня, в семнадцать тридцать уже занято... В восемнадцать тоже... К вашим услугам.
- Кто это?
- Госпожа Стокней. - Он позволил себе слегка пожать плечами. - Для мальчика одной своей подруги. Она напишет.
- Какая это госпожа Эрнст записалась на семнадцать часов? - И, не ожидая ответа, Антуан продолжал: - Передайте госпоже де Батенкур мои извинения: я опоздаю, по крайней мере, минут на двадцать... Дайте-ка мне газеты. Спасибо. - Он взглянул на часы. - Там, наверху, наверно, уже встали из-за стола... Позвоните, пожалуйста. Попросите мадемуазель Жизель и перенесите сюда аппарат. И кофе тоже поскорее.
