обязанности. Ясказал все.
Он сел на свое место и затих. Глубокое молчание было откликом на его мужество, мудрость и скорбь. Наметившийся было раскол племени и изгнание Инг потрясли всех. Ола и флейтам не довелось больше исполнить радостные мелодии танца.
Поздно вечером, перед тем как семья улеглась спать, Уор спросил:
— Отец, неужели Рослые Люди подняли бы друг на друга палицы?
— Обычаи — это тропа, проложенная в темном лесу, — Гал сам не меньше Уора был встревожен случившимся. — По ней люди находят путь к светлой земле. А если тропа чересчур узка или плоха, они сходят с нее и идут напрямик, до крови обдирая себе тело. Все могло быть…
— Это так, отец, — добавил Эри. — Но дело не только в обычаях. Если люди следуют правилам, как собаки своему вожаку, у них вянет разум и воля, а в мыслях поселяется зло. Рослые Люди слишком успокоились, слишком поверили в свою непогрешимость. Им стало тесно на узкой тропе.
— Ты преувеличиваешь, Эри, — возразил Гал. — Не так уж они подчинились обычаям. Просто они тоже — только люди. Они могут ошибиться, погорячиться, позавидовать, как всякие другие…
— Я не верю, что они могут поднять друг на друга палицы! — настаивал Уор. — Рослые Люди мудры!
— Мудры, Уор, это так. А теперь посмотрим на случившееся иначе. Возьмем, например, тебя. Ты силен, добр, справедлив, но разве ты сегодня не пришел бы на помощь Эри, если бы с ним случилась беда? — невесело улыбнулся Гал. — Вот видишь… Еще вам одна загадка: каждый человек в отдельности поступает достойно, а объединившись, люди готовы совершить зло. Эту загадку я не разгадал…
— В твоих словах тревожный смысл, отец, — сказал Эри. — Ты говоришь мудрые слова. Ирги, Жако и Ахора говорят мудрые слова, но и они не разгадали твою загадку. Куда же тогда уходит мудрость? Тает, как дым костра?
— Нет, Эри, мудрые слова не дым. Они живут долго, как камень. Луху давно нет, но ее мудрость перешла ко мне и к матери, а от нас — к вам. Она и впредь будет переходить от старших к младшим, если… ничто не станет у нее на пути. Мудрость тает, когда старейшины утрачивают разум. Тогда наступает пора пустых слов и злых дел, а племя движется к своей гибели. Оно теряет не только собственную мудрость, но и губит мудрость в других. Мне рассказали, что воины-кирики — они жили между Дуа и Синим озером — умели выпрямлять мамонтовые бивни и вырезать из них копья. Дамы перебили кириков, даже не поинтересовавшись, как им удавалось такое. А среди шлуваров жил старец, который умел лечить болезнь, доставшуюся людям от предков. Она незаметно, изо дня в день подтачивала человека, пока не поражала его насмерть. Никто не мог справиться с ней, а он вылечил немало людей. Дамы убили его и бросили шакалам. С тех пор эта болезнь неизлечима…
— У Рослых Людей такого не может быть!
— Конечно, Уор, — согласился Гал, а в сердце у него оставалась тревога.
На следующий день гости простились с озерными людьми. Гал с отрядом воинов проводил их до Белых скал. На берегу Дуа все долго сидели у прощального костра. Гал проговорил:
— Наши братья с гор принесли на берег Синего озера великий праздник, а сами увидели здесь созревшую беду. Что скажут по этому поводу Жако и Ахора?
— Курага не заметили у светловолосых людей никакой беды, — ответил Жако. — Но мы хорошо увидели, что племя наших друзей — великое племя. В нем много силы, достоинства и разума. Ну а что небо над Синим озером, как, впрочем, и над долиной курага, не всегда бывает безоблачно, — то разве это беда? Мой брат слишком долго странствовал вдали от людей. Ему еще не случалось видеть, что именно в праздники люди склонны к безрассудству и злу. Старый Зури всегда напоминал старейшинам, что в праздничные дни, когда молодежь легко утрачивает рассудок, им не следует прикасаться к виноградному соку, чтобы сохранить ясность ума. Мы не увидели у наших друзей никакой беды, и мы расскажем об этом соплеменникам. Мой брат должен также знать, что у курага редкий праздник обходится без того, чтобы род не встал против рода, но это не мешает нам быть единым племенем…
— Если в племени все чересчур подчинено обычаям и даже порывы мужчин и женщин укладываются в определенные правила, то племя наполовину мертво, — сказал Ахора. — Мы рады, что наши братья у Синего озера сильны, энергичны, способны поступать вопреки обычаям и не во вред себе. Такому племени суждена долгая жизнь. Мы тоже не увидели у вас беды!
Потом курага переправились через Дуа и знакомой Галу тропой ушли в горы, а воины Ахоры на плотах пустились вниз по течению. Оказалось, Дуа была самой удобной дорогой к светловолосым горцам. Недалеко от места, где Дуа соединяется с морем, они покинут плоты и пойдут по морскому берегу до устья следующей реки. А это уже их родная река. Они с давних времен спускались по ней к морю за солью. Семь дней пути вверх по берегу этой реки, и они вступят в свою уютную долину.
Гал задумчиво смотрел на удаляющиеся плоты. У каждого существа на земле был свой дом. Без родного места нельзя ни дереву, ни траве, ни зверю, ни человеку. Для курага дом — горы. Рослые Люди привыкли к Синему озеру, ланны вернулись в светлые леса. Люди счастливы, если у них есть свой дом. Рабэ покинули края предков и — рассеялись по земле, как стая вспугнутых птиц. Разбойные дамы бродяжничали и нарушали Человеческий закон — где теперь дамы? Человек, утративший родину, бесследно исчезает в долине туманов. Это — тоже закон…
Его, Гала, родной дом — не Синее озеро, нет, — а Дуа. У нее он делал первые самостоятельные шаги по земле, вырос, стал воином, взял в жены Риа, а старая Луху открывала перед ним Человеческий закон. Дуа поила и кормила его, спасала от врагов. Где бы он ни был, он будет снова возвращаться к ней. А может быть, ему вообще остаться у Дуа — построить на берегу крепкие хижины и жить в окружении сородичей и соплеменников?.. У Дуа скала Сокола, и с нее по-прежнему смотрит на мир юная Риа. Сама Риа уже немолода — время оставило на ней свой след, но для Гала она осталась все той же — подругой, спутницей, матерью его детей. Их не отделить друг от друга, они вместе жили, вместе вернутся к
