— Зачем? — спросил Павел.
Сапожник смутился.
— Я не понял. Наверное, он просил пить… или нет… Он говорил слишком тихо, я не понял… Я, конечно, прогнал его. А как иначе? Он ведь бандит, смертник, помои человеческие — его ведь вели казнить, надо думать, за дело… Конечно, я прогнал его! А потом я услышал о нем на базаре… И еще слышал, часто. Говорят, будто он пророк, чудотворец, чуть ли не мессия… А я ведь его даже не ударил, толкнул только… Понимаешь, я его просто оттолкнул, оттолкнул, а не ударил, как говорят эти…
— Кто?
— Ну, назореи. Они зовут меня Бутадеус — «ударивший бога». Они говорят, что этот человек — Бог.
— Ну а ты что думаешь? — спросил Павел.
— Не знаю, — занервничал сапожник. — С виду, конечно, никак не скажешь… Но иногда мне кажется, что он не совсем обычный человек.
— Почему тебе так кажется?
— Тоскую я, — тихо признался Картафил. — С тех самых пор и тоскую, как оттолкнул его. В грудях что-то взяло… — Сапожник сгреб пятерней рубаху на груди. — И крутит, и крутит… — Сапожник показал, как у него крутит в груди. — Я тоскую.
Павел ничего не ответил, и сапожник добавил неуверенно:
— Еще… Еще иногда я думаю, что… Это, наверное, глупо… Я сильный, красивый мужчина, хороший мастер, у меня много клиентов, я отдаю хорошую пошлину в храм — Господь щедр ко мне. А тот — нищий преступник, он шел на смерть… Но иногда я думаю, что Господь любит больше его, чем меня.
Павел кивнул.
— Ты понимаешь, что так оно и есть?
— Да, но не понимаю, почему.
Павел не ответил сразу. Помолчав, тихо сказал:
— Нет, он не Бог.
— Да? — обрадовался сапожник.
— Он — бессмертный.
Картафил непонимающе улыбнулся.
— Он казнен, умер, но победил смерть, — объяснил Павел. — Он теперь будет жить вечно. Не веришь, что это возможно? — Сапожник не верил. Избранные могут так, некоторые. Некоторые бессмертны, веришь? Они не цепляются за жизнь, не жалеют, не собирают, как скряги, каждый день, каждый лишний час жизни. Они умеют жертвовать жизнью, ради других. И за это получают бессмертие. Это высшая награда, высшее благословение для человека — заслужить бессмертие за дела свои. Понимаешь?
Его собеседник недоуменно пожал плечами.
Павел неожиданно встал.
— Хорошо, я крещу тебя, Картафил. — Взял сапожника за руку, приложил его руку к его же груди. — Чувствуешь здесь?
— Да.
— Что?
— Болит.
— Это болит твоя душа, жаждущая бессмертия. Это она привела тебя сюда. Тебе повезло, Картафил, что ты встретил тогда Его. Теперь и ты сможешь победить смерть.
— Зачем? — испугался Картафил. — Я не хочу.
— Уходя от смерти, ты приходишь к любви, — терпеливо объяснил Павел. Ты же сам тоскуешь, что Господь не любит тебя.
Сапожник кивнул.
— Смотри. — Павел провел рукой на груди Картафила горизонтальную черту. — Это — твоя земная, телесная природа. А теперь, смотри, — он, обмакнув пальцы в чашу с водой, прочертил невидимую линию ото лба сапожника к поясу, — это твоя духовная природа, идущая сверху, от Бога. Она перечеркивает земную. — Апостол быстро обозначил перечеркнутую земную природу на груди своего крестника. — Понял? Вот знак креста — вертикальная линия зачеркивает горизонтальную. Дух торжествует над плотью. Смерть побеждается любовью. Понял? А вода очищает тебя для новой жизни, смывает грязь, накопленную прежней. Та жизнь кончилась. Теперь у тебя все другое. Ты сам другой. И имя твое отныне не Картафил, а… — Павел запнулся. Какое ты хочешь имя?
Сапожник задумался. Робко предложил:
— Иосиф?
— Хорошо, встань, Иосиф. Теперь ты умер для смерти и воскрес для любви.
Они помолчали, глядя друг на друга.
— Тебе стало легче? — спросил Павел.
— Пока не знаю.
Иосиф похлопал глазами, прислушиваясь к себе. Вздохнул тяжело, вышел на улицу.
Павел встревоженно двинулся следом.
Сапожник отошел от дома на несколько шагов, остановился. Стоял, грустно глядя на закат.
— Прости, но я все равно тоскую, — признался он через несколько минут. Оглянулся, виновато посмотрел на Павла.
— Почему? Ты не чувствуешь любви? — Павел удивился. Сам он сейчас отчаянно любил этого растерянного человека, искренне желая помочь ему.
— Нет, любовь я чувствую, но… — Вздохнув, Иосиф медленно двинулся к дороге.
— Ты будешь жить вечно! — ободряюще крикнул ему в спину Павел.
Иосиф не обернулся. Проворчал только недовольно:
— Зачем мне жить вечно? Я же не избранный. Я ничего не сделал такого… я только оттолкнул его, всего лишь оттолкнул… Зачем?..
— Вот ведь, — усмехнулся про себя Павел, — вот он еврей — вечно недовольный, вечно ноющий. Вечный и неизменный со времен Авраамовых. Вечный жид — ни себе не дает покоя, ни другим.
Сапожник Иосиф, бывший Картафил, человек, ударивший Бога, брел по дороге прочь от заходящего солнца.
А палаточник Савл, он же Павел, человек, увидевший воскресшего Бога, ушел пешком в Тарс. И оставался там четырнадцать лет, шил палатки и беседовал с людьми. Люди приходили к нему, когда им было плохо или тревожно, и он помогал разговором, часто ссылаясь на слова Иешуа-бен-Пандеры, Христа, распятого в Иерусалиме, которого Павел встретил потом по дороге в Дамаск.
Он любил людей и лечил их словом любви. А когда они, желая польстить, восхваляли его ученость, он отвечал обычно так:
«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий».
Люди не понимали смысла этих слов, но им было приятно, и они улыбались.
