друзья. Это хорошие молодые люди, отважные и сильные. Ксенофил выступал на прошлой олимпиаде борцом среди юношей.
Таис возвратилась домой еще до того, как солнце стало свирепствовать на белых улицах Афин. Странная задумчивость пришла к ней на склоне холма выше Фемистоклейона, где они сидели вдвоем с Эгесихорой, тесно обнявшись, в то время как двое спутников лежали внизу около лодки и обсуждали поездку в Парнею для охоты на диких свиней. Эгесихора поверила подруге тайну. Эоситей — младший двоюродный брат Агиса, царя Спарты, уплывает в Египет с большим отрядом воинов, которых нанял египетский фараон Хабабаш для своей охраны. Наверное, он замышляет выгнать персидского сатрапа — шесть кораблей отплывают сразу. И начальник лакедемонян зовет ее поехать с собой, пророча славу дивной дочери Спарты в стране поэтов и древнего искусства, преданной прекрасному.
Эгесихора крепко прижала к себе Таис и стала уговаривать поехать с нею в сказочный Египет. Она может побывать на Крите — с такой надежной охраной можно не опасаться никаких пиратов или разбойников.
Таис напомнила подруге, что Неарх рассказывал им обеим о гибели древней красоты Крита, исчезновении прежнего населения, нищете, воцарившейся на острове, разоренном неуемными нападениями и войнами разных племен.
Под грудами камней, в пожарах и землетрясениях исчезли дворцы Кносса и Фиэста, никто не может более читать надписи неизвестными знаками на забытом языке. Только кое-где на холмах высятся гигантские каменные рога, будто из-под земли поднимаются быки Держателя Земли Посейдона, да широкие лестницы спускаются к площадкам для священных игр. Иногда среди зарослей вдруг наткнешься на обломки тяжелых амфор в два человеческих роста с извивами змей на их толстых боках, а рядом в чистых сверкающих бассейнах плещется вода, еще бегущая по трубам водопроводов…
Таис достала ларец с критской статуэткой — подарком Птолемея, вынула драгоценную скульптуру и растянулась на ложе, рассматривая ее так, как будто увидела впервые. Новые глаза дали ей время и грустные думы последних дней. Больше тысячи лет — огромная даль времени, когда не было великолепных Афин, а герой Тесей еще не ездил в Кносс убивать Минотавра и сокрушать могущество великой морской державы. Из этой неизмеримой глубины отдаления, исчезновения — Таис не могла назвать этого чувства — явилось то живое, тонко изваянное напряженное лицо с огромными пристальными глазами и скорбно сложенным маленьким ртом. Согнутые в локтях руки были подняты ладонями вперед — сигналом не то остановки, не то внимания. Длинные ноги, слегка расставленные, девически тонкие, вытянутые и поставленные на пальцы, выражали мгновение толчка от земли для взлета. Одежда листового золота состояла из короткого узорного передника с широким поясом, стянувшим невероятно тонкую талию. Облегающий корсаж поддерживался двумя наплечниками и оставлял грудь открытой. На ключицах, у основания крепкой шеи, лежало широкое ожерелье. Именно лежало — от сильной выпуклости грудной клетки. Повязка, обегавшая подбородок девушки, стягивала высокую коническую прическу. Очень молода была тавропола — 14 лет, самое большее — пятнадцать.
Таис вдруг поняла, что назвала безвестную критскую девочку охотницей на быков — эпитетом Артемиды. Боги завистливы и ревнивы к своим правам, но не может богиня ничего сделать той, которая ушла в недоступное самому Зевсу прошлое и скрылась тенью в подземельях Аида. Правда, Артемида может прогневаться на живую Таис… Что общего у девственной охотницы с ней, гетерой, служанкой Афродиты?
И Таис спокойно вернулась к созерцанию статуэтки. Ничего детского не осталось в ее лице и фигуре бдительного человека опасной профессии. Особенно трогал Таис ее скорбный рот и бесстрашный взгляд. Эта девочка знала, что ей предстоит. Очень недолгой была ее жизнь, отданная смертельной игре — танцу с длиннорогими пятнистыми быками, олицетворяющими сокрушительного колебателя земли Посейдона. Девушки-таврополы представляли главных действующих лиц в этом священном ритуале, древний, позднее утраченный смысл которого заключался в победе женского начала над мужским, богини-матери над временным своим супругом. Мощь грозного животного растрачивалась в танце-борьбе с невероятно быстрыми прыгунами — девушками и юношами, специально подготовленными для балета смерти знатоками сложного ритуала. Критяне верили, что этим отводится, растрачиваясь и умилостивляясь, гнев бога, медленно и неумолимо зреющий в недрах земли и моря.
Обитатели древнего Крита будто предчувствовали, что их высокая культура погибнет от ужасающих землетрясений и приливов. Откуда они взялись, эти ее отдаленные предки? Откуда пришли, куда исчезли? Из того, что знала она сама в мифах, что рассказывал Неарх своим двум зачарованным слушательницам, прекрасные, утонченные люди, художники, мореходы, дальние путешественники жили на Крите еще тогда, когда вокруг бродили полудикие предки эллинов. Будто покрытая пряно пахнущими цветами магнолия внезапно выросла среди распластанных ветром сосен и ядовитых зарослей олеандра. Необъяснимо тонкая, поэтическая красота критской культуры среди грубых, воинственных кочевников берегов Внутреннего моря и может быть сравнена только с Египтом…
Вошла Клонария — юная рабыня, встряхивая коротко стриженными жесткими волосами.
— Там пришел этот… — Голос девушки дрогнул от глубоко укоренившейся ненависти к торговцу человеческим товаром.
Таис вернулась к жизни.
— Возьми шкатулку с деньгами, отсчитай на три мины сов и дай ему.
Рабыня засмеялась. Таис улыбнулась и жестом приказала ей подойти ближе.
— Посчитаем вместе. Три мины — сто восемьдесят драхм. Каждая сова — четыре драхмы, всего сорок пять сов. Поняла?
— Да, кирия. Это за фиванку? Недорого! — девушка позволила себе презрительную усмешку.
— Ты мне стоила дороже, — согласилась Таис, — но не суди по цене о качестве. Могут быть разные случаи, и если тебя купили дорого, то могут продать и подешевле…
Не успела Таис закончить фразы, как Клонария прижалась лицом к ее коленям.
— Кирия, не продавай меня, если уедешь. Возьми с собой!
— Что ты говоришь? Куда я уеду? — удивилась Таис, отбрасывая со лба рабыни ее спустившиеся волосы.
— Может быть, ты уедешь куда-то. Так думали мы, твои слуги. Ты не знаешь, как будет ужасно оказаться у кого-то другого после тебя, доброй, прекрасной.
— Разве мало’на свете хороших людей?
— Мало таких, как ты, госпожа. Не продавай меня!
— Хорошо, обещаю тебе. Возьму с собой, хотя я никуда не собираюсь ехать. Как фиванка?
— После того как ее накормили, мылась так, что извела всю воду на кухне. Теперь спит, будто не спала месяц.
— Беги, торговец ждет. И не тревожь меня больше, я усну.
Клонария быстро отсчитала серебро и весело, вприпрыжку побежала из спальни.
Таис перевернулась на спину и закрыла глаза, но сон не приходил после ночного путешествия и взволнованных разговоров с подругой.
Они причалили к кольцам Пирейской гавани, когда порт уже кипел деятельностью. Оставив лодку на попечении двух друзей, Таис с Эгесихорой, пользуясь относительной
