- Вы думаете, это оттого? - рискнул спросить Антуан. Такое объяснение было столь неожиданным, что он не мог скрыть своего сомнения.
Она выпрямилась, и понимающая, чуть горделивая улыбка тронула ее губы:
- Даниэль? Да это же очевидно! Но, увы, тут ничего не поделаешь... Даниэль безутешен оттого, что не может выполнить свой долг. - И, заметив, что Антуана эти слова не убедили, она прибавила с упрямым и суровым выражением лица: - Даниэль не работает в госпитале именно из-за этого, а вовсе не потому, что он устал, как он говорит. Нет, просто ему невыносимо быть среди людей одного с ним возраста, которые тоже были ранены, но которые не сегодня-завтра смогут снова сражаться за родину.
Антуан ничего не ответил. Они молча дошли до калитки, г-жа де Фонтанен остановилась.
- Бог знает, когда мы снова увидимся, - сказала она, взволнованно глядя на него. Антуан протянул ей руку, она задержала ее в своих ладонях. - Желаю вам всего хорошего, друг мой.
XI. Жан-Поль и дядя Антуан
"Они все говорят о Даниэле, как о загадке, - думал Антуан, идя через площадку. - И каждый толкует ее по-своему... А на самом деле никакой загадки, должно быть, и нет".
Он немного устал, впрочем, меньше, чем можно было ожидать, и это его радовало, даже удивляло. Не торопясь, он шел к даче Фонтаненов. Приятно было побыть одному. Широкая липовая аллея уходила вдаль, сливаясь с лесом. Лучи солнца, уже клонившегося к горизонту, пробивались сквозь стволы и клали на землю длинные пламенеющие полосы. Антуану приходили на память пыльные южные дороги, и он с наслаждением вдыхал этот легкий, чуть даже кисловатый воздух, напоенный весенними запахами Иль-де-Франса.
Но мысли его были печальны: пребывание в Мезоне пробудило в нем слишком много воспоминаний. Да и на вилле Тибо воскресло слишком много призраков былого. Они шли вместе с ним, и он был бессилен против них. Его молодость, его прежнее здоровье... Отец, Жак... За эти сутки Жак снова стал ему бесконечно близок. Никогда еще не ощущал он так явственно, что смерть Жака лишила его существа, действительно незаменимого; единственного, его брата... Да, впервые с момента гибели Жака он так точно измерил непоправимость этой утраты. Он упрекал себя в том, что только сейчас почувствовал подливное отчаяние, неприкрытое отчаяние. Как могло это случиться? Обстоятельства, война... Он вспомнил совершенно отчетливо тот момент, когда получил письмо от Рюмеля - письмо, после которого сохранять хоть малейшую надежду было бессмысленно. Письмо передали ему вечером во дворе госпиталя под Верденом за несколько часов до выступления его дивизии на Эпарж. Он ждал этого известия; но в ночной суматохе ему некогда было предаваться горю. А также и в последующие две недели: постоянные переезды с места на место по грязи, под дождем, хлопоты по устройству госпиталя в разрушенных деревушках Вевры, изнурительная работа не оставляли времени для личных переживаний. Позже в минуту затишья, когда он перечел письмо Рюмеля и написал ответ, он обнаружил, что уже привык к мысли о смерти Жака, хотя думал о ней не часто. Но сейчас, когда он вновь оказался в атмосфере семьи, запоздалая печаль овладела им: невозвратимость утраты сжимала сердце небывалой болью. Даже здесь, в этом саду, каждый уголок аллеи напоминал их детские игры, совместную жизнь. Мальчики, - правда, Антуан был много старше, - любили прыгать через этот белый забор, вместе валялись такими же ясными майскими днями в высокой некошеной траве; вместе переворачивали прутиком жучков, которые ютились среди мшистых корней лип и которых они называли в детстве "солдатиками", потому что у них были плоские ярко-красные спинки со смешными черными точечками. Вместе под вечер, в такие же дни, как сегодня, они бегали вдоль этих заборов и живых изгородей, срывая на бегу гроздья калины или сирени, ездили по этим дорожкам на велосипеде, привязав к рулю купальный костюм или теннисную ракетку. А глядя на ворота под сенью акаций, он вспоминал тот год, когда еще мальчишкой ходил на каникулах к репетитору, преподавателю лицея, тоже отдыхавшему в Мезоне. Часто осенью в сентябрьские сумерки Мадемуазель и Жак выходили к этим воротам, чтобы ему не идти одному через парк. И он живо представил себе Жака, трехлетнего малыша, который, завидев брата, вырывался от Мадемуазель, бежал к нему, забирался на руки и рассказывал, картавя и захлебываясь, все, что он делал сегодня...
Погруженный в воспоминания, Антуан добрел до дома. Когда он отворил калитку, когда увидел, входя в сад, как Жан-Поль, бросив руку дяди Дана, бежит к нему навстречу, он не мог отделаться от мысли, что это бежит к нему Жак, рыжеволосый, быстрый и точный в движениях. Скрывая свое волнение, он схватил мальчика на руки, как некогда брал Жака, и хотел поцеловать. Но Жан-Поль, не переносивший никакого принуждения, даже в ласках, начал так яростно отбиваться и болтать ногами, что Антуан, запыхавшийся и смеющийся, вынужден был опустить его на землю.
Даниэль, заложив руки в карманы, молча наблюдал эту сцену.
- Крепкий мальчик, - сказал Антуан с чувством почти отцовской гордости. - Как он здорово вырывается! Будто рыба с крючка!
Даниэль улыбнулся, и в этой улыбке чувствовалась та же гордость, что и у Антуана.
Он показал на сияющее майское небо.
- Прекрасный денек, правда?.. Вот и еще одно лето...
Антуан, слегка уставший после возни с Жан-Полем, присел на траву у края аллеи.
- Вы не побудете здесь немного? - спросил Даниэль - А то я уже давно стою, мне хочется пойти полежать, пусть нога отдохнет... Хотите, я оставлю вам малыша?
- Конечно.
Даниэль повернулся к ребенку:
- Ты придешь попозже вместе с дядей Антуаном. Ты будешь умником?
Жан-Поль, не отвечая, нагнул голову. Он взглянул исподлобья на Антуана, проводил задумчивым взглядом Даниэля и, казалось, хотел было побежать за ним, но внимание его привлек майский жук, и он, забыв о дяде Дане, присел возле упавшего на спинку жука и стал следить, как тот старается перевернуться.
"Лучший способ приручить его - это сделать вид, что не обращаешь на него никакого внимания", - подумал Антуан.
Вспомнив одну из любимых игр Жака, он поднял с земли толстый кусок сосновой коры, вытащил из кармана нож и, не говоря ни слова, начал вырезать лодочку.
Жан-Поль, исподтишка следивший за его движениями, пододвинулся поближе:
- Чей это нож?
- Мой... Дядя Антуан солдат, ему нужен нож: резать хлеб, резать мясо.
Но это не интересовало Жан-Поля:
- А что ты делаешь?
- Посмотри сам... Разве не видишь? Делаю лодочку. Делаю тебе лодочку. Когда мама будет тебя купать, ты пустишь эту лодочку в ванну, и она будет плавать и не потонет.
Жан-Поль молча слушал, наморщив лоб. Он раздумывал над чем-то. Что-то было не по нем: ему, должно быть, был неприятен слабый, охрипший голос Антуана.
Он как будто ничего не понял из объяснений дяди. Может быть, он никогда не видел лодки?.. Он громко вздохнул и, откликаясь только на одну из фраз Антуана, потому что эта фраза возмутила его своей вопиющей неточностью, поправил:
- А меня не мама купает, а дядя Дан!
Потом, нисколько не пленившись искусной работой Антуана, вернулся к своему жуку.
Не желая настаивать, Антуан бросил лодочку и положил возле себя нож.
Через минуту Жан-Поль опять подошел к нему, Антуан попытался снова установить дружеские отношения:
- А что ты делал сегодня? Гулял в саду с дядей Даном?
Жан-Поль подумал немного, как бы припоминая, так ли это было на самом деле, и утвердительно кивнул головой.
- А ты себя хорошо вел?
Жан-Поль снова утвердительно кивнул головой. Но тут же подошел к Антуану и серьезно объявил:
- Я не совсем уве-лен!
Антуан невольно улыбнулся:
- Как! Значит, ты не знаешь, хорошо ли ты себя вел?
- Нет, холошо! - закричал гневно Жан-Поль. Потом, как бы вновь подчиняясь голосу совести, смешно наморщил носик и повторил, выделяя каждый слог: - Но я не совсем увелен.
Он зашел за спину Антуана, делая вид, что уходит прочь, и вдруг, быстро нагнувшись, хотел потихоньку схватить лежавший на земле нож.
- Нет, нельзя! - проворчал Антуан, прикрывая нож рукой.
Жан-Поль не отступил и бросил на Антуана гневный взгляд.
- С этим не играют! Ты обрежешься, - добавил Антуан. Он сложил нож и сунул его в карман. Мальчик с вызывающей и обиженной рожицей продолжал стоять возле Антуана в позе боевого петуха. Желая положить конец ссоре, Антуан миролюбиво протянул ему руку. Синие глаза мальчика загорелись внезапным блеском и, схватив протянутую руку, как будто желая ее поцеловать, он вцепился в нее зубенками.
- Ай! - вскрикнул Антуан. Он был так удивлен, так растерян, что даже не подумал рассердиться.
- Жан-Поль нехороший, - сказал он, рассматривая укушенный палец. Жан-Поль сделал дяде Антуану больно.
Мальчик взглянул на него с любопытством.
