При слабомъ развитіи въ Россіи фабрично-заводскихъ предпріятій соціально-политическая роль рабочихъ должна бы быть ограниченной и сравнительно небольшой. Однако, сдѣлана была искусственная попытка слѣдовать рабски за догмой вульгаризированной марксистской теоріи, копируя образцы странъ промышленно развитыхъ, какъ Германія, Англія, Бельгія, Франція и т. д. Рабочимъ кругамъ задолго еще до революціи 1917 г. прививалась идеологія «избраннаго» класса, призваннаго сыграть громадную міровую соціально-политическую и даже моральную роль. Взваленная на плечи рабочаго класса тяжесть оказалась ему явно не по силамъ. Ни соціально-экономическая обстановка, ни классовая подготовка, ни моральное сознаніе не способствовали осуществленію рабочаго мессіанизма. Подхвативъ дружно максималистическіе лозунги, настойчиво добиваясь несвойственной ихъ численности и экономическому значенію роли, рабочіе съ самаго начала революціи стали проявлять не столько идеалистическое стремленіе охраны обще-государственныхъ интересовъ, сколько жадно-эгоистическую тягу къ защитѣ интересовъ — даже не классовыхъ, а цеховыхъ, групповыхъ и, зачастую, личныхъ. Громя на словахъ узкое корыстолюбіе владѣющихъ классовъ, вожаки рабочихъ на дѣлѣ увлекали рабочія массы именно на путь чисто животной борьбы за существованіе. Теорс тически-п и аномѣрная и идеалистическая въ своей основѣ классовая борьба стала на дѣлѣ сводиться къ зоологическому завладѣнію цѣнностями и матеріальными благами, принадлежавшими владѣльцу даннаго предпріятія. Доходы съ захваченныхъ предпріятій распредѣлялись между рабочими этого же предпріятія, запасы сырья ревниво оберегались для нуждъ только даннаго завода или фабрики, фабрично-заводскіе кооперативы обслуживали нужды только своего комплекта рабочихъ и ихъ семей. Широкіе обще-рабочіе идеалы стали сводиться къ узенькимъ групповымъ нуждамъ. Маленькая цеховая колокольня стала замѣнять собою миражъ обще-пролетарскаго маяка. Стала получаться нѣкоторая аналогія съ крестьян скими захватами имѣній съ распредѣленіемъ земли лишь между окрестными жителями, забывая о болѣе отдаленно живущихъ крестьянахъ, не говоря уже о крестьянствѣ въ его цѣломъ. Нужно только подчеркнуть, что сравнительно съ крестьянами болѣе высокое культурное развитіе фабричныхъ рабочихъ не привело къ разрушенію инвентаря. Кое-что хотя и расхищалось изъ мелочей фабричнаго оборудованія или изъ пригодныхъ для домашняго хозяйства предметовъ заводской кладовой (кожа, керосинъ, масла и т. д.), но за сохраненіемъ машинъ повсемѣстно слѣдили сами рабочіе и ихъ заводскіе комитеты. Машины охранялись отъ порчи, снятія частей и вывоза въ другіе пункты — рабочими самого предпріятія, быстро понявшими, что предпріятіе ихъ кормитъ, что ихъ интересы тѣсно связаны съ интересами самого предпріятія, его оборудованіемъ, запасами сырья и т. д.
Осознаніе тѣснѣйшей зависимости между благополучіемъ даннаго предпріятія и благосостояніемъ рабочихъ и служащихъ, его обслуживающихъ, довольно скоро охладило пылъ рабочихъ въ смыслѣ устраненія чиновъ заводской администраціи и высшаго техническаго персонала, а также — требованія конфискаціи и распредѣленія между данной группой рабочихъ суммъ, находившихся на текущемъ счету предпріятія. Ставъ ближе къ управленію предпріятія, подойдя къ изученію его технико-финансоваго механизма, рабочіе многихъ болѣе крупныхъ фабричныхъ центровъ, а также приказчичья масса иныхъ центровъ торговыхъ — стала постепенно понимать всю абсурдность требованій націонализаціи фабрично-заводскихъ, торговыхъ и банковскихъ предпріятій. Исходя не столько изъ общихъ соображеній, сколько изъ заботъ о благополучіи своего небольшого коллектива, рабочіе и служащіе все чаще начинаютъ громко мечтать о возвращеніи прежняго хозяина, о возстановленіи единой его направляющей и руководяшей руки, пусть ограниченной въ своихъ правахъ въ области распредѣленія прибылей и, отчасти, контроля, но все же управляющей дѣломъ.
Сознаніе это, однако, еще далеко не всеобщее, оно дѣлаетъ только первые, медленные шаги. Кое-гдѣ еще все продолжаются прежнія иллюзіи и заблужденія, подорвавшія и безъ того слабую промышленность и хилую торговлю. До отказа отъ требованія полнаго и всесторонняго рабочаго контроля и ближайшаго участія въ управленіи предпріятіемъ заводского комитета — въ широкихъ рабочихъ кругахъ еще не дошли. Въ этой области вредныя иллюзіи сохраняются. Не чувствовалось и до послѣдняго времени стремленія къ подъему трудовой дисциплины и энергіи, что, впрочемъ, быть можетъ, объясняется общими условіями жизни въ Совѣтороссіи. Минуя марксистскую проповѣдь необходимости усиленія производства и максимальнаго подъема производительности, наши рабочіе за время революціи дали невѣроятное паденіе трудовой энергіи, даже въ періодъ еще сравнительнаго благополучія въ области запасовъ сырья и топлива, а также продовольствія. Трудовая дисциплина стала постепенно отходить въ область преданія, лѣнь начинала пріобрѣтать всѣ права гражданства, входя въ обиходъ и какъ бы узаконяясь. Постоянное митингованіе, частыя отлучки для участія во всевозможныхъ засѣданіяхъ, совдепахъ и комитетахъ — вносятъ естественную дезорганизацію въ предпріятіе. Болѣе усиленные продовольственные пайки и сравнительно высокій уровень заработной платы почти убили стимулъ дополнительнаго заработка, личнаго интереса въ повышеніи по службѣ, этого двигательнаго нерва въ борьбѣ за существованіе.
Мнѣ пришлось въ разные періоды революціи и гражданской войны болѣе или менѣе близко наблюдать типографскихъ рабочихъ такого крупнаго центра, какъ Одесса. Какія грустныя, въ общемъ, наблюденія, какая безотрадная въ итогѣ ихъ получилась картина! Типографскіе рабочіе считаются «авангардомъ пролетаріата», представителями его болѣй сознательной и культурной части. Между тѣмъ, какъ мало въ средѣ типографщиковъ идеализма, патріотическаго и національнаго порыва. Меркантилизмъ — вотъ двигательный законъ этой среды, узкій эгоизмъ — вотъ ея главнѣйшее проявленіе. Грамотность и культурное развитіе среди типографщиковъ — выше, чѣмъ у другихъ категорій рабочихъ, но не замѣчается среди нихъ стремленія къ культурному самосовершенствованію. Мало замѣтно и стремленія улучшить въ предѣлахъ доступнаго въ эпоху остраго безтоварія — свой хотя бы внѣшне-культурный обликъ (одежда, обувь, стрижка, бритье, баня и т. д.). Зато, замѣчается кичливое осознаніе себя, какъ «соли земли», горделивое подчеркиваніе своего политическаго развитія, весьма часто сводящагося къ повторенію азовъ изъ грошевыхъ популярныхъ марксистскихъ брошюрокъ пропагандистскаго характера. Попавъ въ шоры марксистской догмы, не видя дальше своей узкой околицы, многіе рабочіе печатнаго дѣла за время перваго періода революціи или частыхъ на югѣ «передышекъ» отъ большевистскаго ига — позволяли себѣ проявлять свои политическіе вкусы давленіемъ на редакціи газетъ (то путемъ саботажа или «итальянской забастовки», выражавшейся въ искусственно земедленномъ наборѣ срочнаго газетнаго матеріала, то, иногда, и отказомъ поставить въ газету что-либо неугодное рабочему комитету). Помню случай отказа поставить въ газету клише, представлявшее каррикатуру на чрезмѣрное увлеченіе идеей 8-ми часового рабочаго дня въ періодъ войны — дѣло было еще до Брестскаго мира, — всѣ доводы о свободѣ печати и недопустимости цензуры, хотя бы и пролетарской, были оставлены «меньшевистскимъ» рабочимъ комитетомъ безъ вниманія, ссылаясь на «распоряженіе» совѣта рабочихъ депутатовъ о борьбѣ съ «контръ-революціей» въ печати. Только годъ спустя, въ другихъ уже политическихъ условіяхъ, во время австрійской оккупаціи, удалось, и притомъ въ другой типографіи — помѣстить злополучную каррикатуру, изображавшую солдата-циклиста, дѣлающаго три «восьмерки» и не двигающагося съ мѣста, въ сборникѣ каррикатуръ Mad’а «Такъ было...», посвященномъ годовщинѣ революціи. На этотъ разъ произведенія этого каррикатуриста вызвали перуны гнѣва австрійскихъ оккупаціонныхъ властей, возмущенныхъ недостаточно почтительнымъ отношеніемъ къ центральнымъ державамъ, что вызвало конфискацію сборника каррикатуръ, обыскъ у его издателя и др. мѣры репрессіи. Приведенный фактъ вмѣшательства наборщиковъ газетныхъ типографій въ содержаніе выходящихъ номеровъ—не единичный. Доказательствомъ тому можетъ послужить сообщеніе, приведенное въ № 109 московскихъ «Извѣстій» (за 1921 г.) и трактовавшее о томъ, что
... «рабочіе типографіи «Извѣстій» отказались набирать статью Миронова, «въ виду несоотвѣтствія ея интересамъ газетныхъ рабочихъ и некомпетентности автора». По этому поводу президіумъ (?) вынесъ постановленіе, согласно которому «признается недопустимымъ вмѣшательство наборщиковъ или служащихъ типографіи въ обсужденіе вопроса о желательности или нежелательности печатанія той или иной статьи и постановилъ немедленно привлечь къ отвѣтственности всѣхъ виновныхъ въ этомъ дѣлѣ».
