Особенно же быстро и точно сориентировалась относительно возможности использования Распутина еврейская община. У них была одна застарелая забота — добиться равноправия, уничтожения «черты оседлости».
Началась скрытая от глаз конкуренция за влияние на старца. Чтоб через него как‑нибудь пробраться ко двору. Распуган стал, что называется, нарасхват. Не было такой группы царедворцев, кроме, конечно, Старого двора, не было таких партий и течений, да и отдельно взятых карьеристов, которые бы не мечтали о влиянии на экзотического фаворита. А через него, разумеется, о влиянии в высшем свете. Его искали, его превозносили и боготворили. Одновременно люто ненавидели. Особенно власть имущие — министры, полиция, администрация и даже свя щенный синод. Ненавидели и в то же время заискивали перед ним, потому что знали силу его влияния на Папу и Маму.
Распутин все это понимал, благосклонно принимал восторги и преклонение. Но был себе на уме.
После дюжины бутылок любимой мадеры он любил пооткровенничать на этот счет с ближними своими:
— …Вот допытываются у меня, почему это я не излечу Маленького враз и до конца. Чтоб он уже совсем не хворал. А тогда, скажите вы мне, зачем я нужен стану при дворе?..
Он был охоч пофилософствовать. Особенно в поучительном плане. Вырубова обмолвилась в своих воспоминаниях: «Бывало, доймут меня при дворе, а я побегу к нему и поплачусь. Он мне:
— Ты не плачь, дочка, и не печалься. И не терзай себя мыслями о том, какая тебе выгода страдать при Государях. Уйдешь ты, на твое место — свяго место пусто не бывает — найдется другая. Будет тобой помыкать. И кто его знает, что это за человек будет. Благо, если добрая и широкая душой, а ежели мымра?! И что тебе за горе — быть постоянно возле Мамы? Любит она тебя, хорошо ей с тобой, покойно — вот и ладно. И Папа тебя жалует. Приходит, говоришь, к тебе? Касается игриво? Пусть! Царь — есть божий помазанник. Все его деяния во благо. Только далеко не пущай. А то Мама узнает — разгневается. Ее сердить нельзя. Она нам с тобой ох, как нужна будет! Я укрепляю тебя духом и благословляю на терпение и вечную бескорыстную любовь к Папе и Маме. Бог не оставит тебя…»
Анна Вырубова всю жизнь стоически следовала этим советам старца. И ей всегда сопутствовало необыкновенное терпение и удача. Царь, бывало, захаживал навеселе, болтал лишнее, но рукам воли не давал. Было там что‑то по мелочи, она терпела, не позволяла слишком уж и держалась достойно. Благодаря, а не вопреки влиянию старца. Молва же говорит обратное.
Взять хотя бы тот же так называемый «Дневник» Вырубовой. Из него следует, что Вырубова с первой встречи с Распутиным испытывала к нему нечто плотское. Якобы дело было так.
Однажды великая княгиня Анастасия Николаевна попросила Вырубову не опаздывать к вечернему чаю, так как будет старец Григорий. Она и приехала на станцию Сергиево, на мызу великого князя Николая Николаевича пораньше.
«…когда пришел он (Распутин. — В. Р.), — пишет якобы Вырубова, — и стал тихо так гладить мою руку, я почувствовала дрожь — вот когда выйдешь из воды летом и ветерком обдует, то такая дрожь бывает. А он тихо так гладит мою руку и говорит:
Ты меня, Аннушка, не чурайся! Вот ведь когда встретились!.. А дороги наши давно сплелись… Вместе идти будем!
А потом сердито так закричал:
— А будешь слушать брехни, будешь бежать — заплутаешься — от меня не уйдешь!
Потом уж я ничего не соображала. Куда ни погляжу — все его глаза вижу».
Когда женщины остались одни — великий князь и Распутин куда‑то уехали, — Анастасия Николаевна якобы спросила у Вырубовой: «Ну как? Ведь правда — удивительный человек».
Вырубова пыталась что‑то ответить и не смогла. «Расплакалась».
После она делилась впечатлениями с Государыней: «Он необычный. Ему все открыто. Он поможет Маленькому. Надо его позвать».
У Цесаревича в это время уже шестой день не переставала идти кровь носом.
— А что если не поможет? — усомнилась императрица. — Знаешь ли ты его? Верить ли ему?
И Вырубова якобы сказала, сама не зная, как это у нее получилось: «Он пророк. Ему много дано от Бога. Он сказал, что он со мной связан одной цепью, и эта цепь приковала нас к Маме… Помнишь сон?»
И Вырубова напомнила царице сон, который та видела перед отъездом в Россию уже в качестве жены русского Императора. Она его часто рассказывала.
«…Только карета остановилась у красной стены, — пересказывает сон Вырубова, — Мама увидела лицо Папы и спросила: «Что это?» Он сказал: «Кремль». И туг Мама увидела, что идут двое — женщина в черной шали, опираясь на палку, и мужчина — мужичок с такими странными глазами, в такой же, как Папа, белой рубахе, опоясанной веревкой».
Эти двое будто бы подошли и вынули Маму из окровавленной кареты. Будто она пытается идти и не может — на ней тяжелая цепь, тянет шею к земле. Когда она посмотрела на цепь, надетую на шею, словно ожерелье, то увидела на ней пять детских головок…
«…Когда пришли эти двое — женщина с палкой и мужик со страшными глазами, — пересказывает далее сон Вырубова, — они сбросили эту странную цепь и повели меня».
«И каждый раз, когда Мама вспоминает этот сон, то говорит:
— Ты — это та, которая сняла с меня цепь…»
Теперь, выслушав рассказ о старце, царица воскликнула:
— Аня, это он! Эго его я видела во сне! Это Он!
После этого, якобы, если не принимать во внимание настоятельные рекомендации отца Феофана, и решилась императрица на приближение Распутина ко двору.
Остальное нам более — менее известно: в Царское Село привезла его великая княгиня Анастасия Николаевна. Она-таки добилась своего, о чем мечтала еще в Михайловском монастыре в Киеве.
Когда Распутин остановил кровь из носа у Маленького и после этого, положив свою руку на голову императрице, сказал: «Вот, твое дитя спасено!» — она уже знала, «что Он посланник Бога».
С этой минуты для нее не существовало на свете человека, которому она доверяла бы так, как ему.
В то же время она не хотела слепо верить Распутину. Она стремилась узнать о нем как можно больше, чтоб уразуметь для себя, с кем она имеет дело, что он за человек, откуда появился. Действительно ли он из простолюдинов, которые, как она считала, стоят ближе к Богу. Она дотошно наводила о нем справки и даже велела Вырубовой съездить к нему на родину и там хорошенько посмотреть. И та добросовестно выполнила ее повеление. И не один раз. На этот счет сохранилось подробное описание этих поездок. Весьма интересное.
«Ее Величество доверяла ему, но два раза она посылала меня с другими к нему на родину, чтобы посмотреть, как он живет у себя в селе Покровском. Конечно, нужно было бы выбрать кого‑нибудь опытнее и старше меня, более способного дать о нем критический отзыв. Поехала я со старой Э. Орловой, моей горничной, и еще двумя дамами. Мать меня очень неохотно отпускала. Из Тюмени до Покровского ехали 80 верст на тарантасе. Григорий Ефимович встретил нас и сам правил сильными лошадками, которые катили нас по пыльной дороге через необъятную ширь сибирских полей. Подъехали к деревянному домику в два этажа, как все дома в селах, и меня поразило, как зажиточно живут сибирские крестьяне.
Встретила нас его жена — симпатичная пожилая женщина, трое детей, две немолодые девушки — работницы и дедушка — рыбак. Все три ночи мы, гости, спали в довольно большой комнате наверху, на тюфяках, которые расстилали на полу. В углу было несколько больших икон, перед которыми теплились лампады. Внизу, в длинной темной комнате с большим столом и лавками по стенам, обедали; там была огромная икона Казанской Божьей Матери, которую они считали чудотворной. Вечером перед ней собиралась вся семья и «братья» (так называли четырех других мужиков — рыбаков), все вместе пели молитвы и каноны.
Водили нас на берег' реки, где неводами ловили массу рыбы и тут же, еще живую и трепетавшую, чистили и варили из нее уху; пока ловили рыбу, все время пели псалмы и молитвы. Ходили в гости в семьи «братьев». Везде сибирское угощение: белые булки с изюмом гг вареньем, кедровые орехи и пироги с рыбой. Крестьяне относились к гостям Распутина с любопытством, к нему лее безразлично, а священники — враждебно. Был Успенский пост, молока и молочного в этот раз нигде не ели; Григорий Ефимович никогда ни мяса, ни молочного не ел».
«В 1915 году я еще раз ездила в Сибирь. В этот раз с моей подругой Лили Дэн и другими, и со своим санитаром, так как была на костылях. В этот' раз ехали мы на пароходе по реке Туре из Тюмени до Тобольска на поклон мох. цам Святителя Иоанна. В Тобольске остановились в доме губернатора, где впоследствии жили Их Величества. Это большой каменный дом на берегу реки — под горой; большие комнаты, обильно меблированные, но зимой, вероятно, холодные. На обратном пути остахховились в Покровском. Опять ловили рыбу и ходили в гости к тем же крестьянам. Григ орий Ефимович же, его семх^я целый день работали в доме и в ноле. Оба раза на обратном пути заезжали в Верхотурский монастырь на Урале, где говели и поклонялись мощам св. Симеона. Посещали также скит, находившийся в лесу, в 12 верстах от монастыря; там жил прозорливый старец отец Макарий, к которому многие ездили из Сибири»…
