— Встаньте.
— Я безгранично благодарен вам, ваше величество, за высокую милость видеть вас и слышать ваш ангельский голос.
— Если вы докажете, что ангелы владеют также и мудростью, тогда я согласна и на такое определение, — засмеялась Роксолана, предложив ему сесть.
— Ваше величество, ангелы — это небесная красота! А что может быть мудрее красоты?
— Убедили. Теперь я вся обращаюсь в слух и внимаю вашим просьбам. Но прежде всего хотела бы знать, от кого вы прибыли на этот раз.
— Ваше величество! Разве вы забыли, что я прибывал в Стамбул чуть ли не каждый раз, когда вы дарили его величеству султану прекрасных деток? Я счастлив, что имел удовольствие преподносить свои скромные подарки в честь рождения принцессы Михримах, шах-заде Абдаллаха и Джихангира.
— И каждый раз от других королей?
— Ваше величество! Я всего лишь простой человек, что я могу? Я пробовал верно служить своему королю Зигмунту. Это благородный король, он мудро правит государством, отличается большой веротерпимостью, покровительствует искусствам и наукам, но он ужасно нерешителен и боязлив, ваше величество. Он боится султана, московского князя, татарского хана. Когда боится король, тогда подданные не боятся короля. А это плохо. Страх скрепляет намного крепче, чем любовь. Вы только посмотрите, до чего доводит отсутствие страха перед властелином. За год до похода его величества султана Сулеймана против Петра Рареша король Зигмунт созвал шляхту, чтобы со своей стороны ударить по молдавскому господарю, засвидетельствовать верность своему великому союзнику падишаху. Но собранная под Львовом и Глинянами шляхта стала препираться и разглагольствовать, а ее челядь тем временем вылавливала кур по селам, оттого всю затею так и прозвали «куриной войной». Что это за король, который не умеет взять в руки своих подданных? И мог ли я со своими способностями, которые признала вся Европа, отдать свою жизнь такому нерешительному властелину? Рыба ищет, где глубже, птица — где выше, а человек — где лучше.
Турецкая керамика
— Мы оба с вами предали свой народ, — утешила его Роксолана.
— Но вы на свободе, ваше величество, а я в заточении.
— Неизвестно еще, кто на свободе, а кто в заточении.
— Я бы не отказался поменяться с вами, ваше величество.
— Для этого вам нужно сначала стать женщиной.
— Простите, я упустил это из виду.
— Вы хотели меня о чем-то просить, — напомнила ему Роксолана.
— Да, ваше величество. У меня важные вести для его величества султана, а великий визирь запер меня в караван-сарае и не выпускает. Я должен немедленно добраться до Эдирне и предстать перед его величеством. Вся надежда на вас.
— Но что я могу?
— Ваше величество, вы все можете! Разве Европа не знает об этом? Султан управляет империей, а вы — султаном.
— Преувеличение. Но меньше об этом. Если уж просить, то я должна знать, о чем идет речь.
— Речь идет о Венгрии, ваше величество.
— Так вы снова от Яноша Запольи?
— Собственно, я оттуда, но если быть точным, то на этот раз я словно бы от самого себя, хотя вполне вероятно, что до некоторой степени и от короля Фердинанда, но только в интересах его величества султана. Хотел предупредить. Чрезвычайно важная весть. Никогда еще ни к кому мне не приходилось прибывать с вестью такого чрезвычайного значения.
— Что же это за весть? Раз уж мне хлопотать о вас перед его величеством падишахом, я должна знать. Или как вы считаете?
— Ваше величество! Какие могут быть тайны от вас! Именно поэтому я просился к вам. Не могу же я доверять новости мирового значения этому безъязыкому Аяз-паше, который, по моему мнению, существует на свете лишь для того, чтобы здесь не переводились глупцы. Дело в том, что король польский Зигмунт собирается выдать за Яноша Заполью дочь Изабеллу.
— Но ведь Заполья безнадежно стар! Сколько ему лет? Наверное, шестьдесят? Стар и толст.
— Ваше величество, у королей нет возраста. А Заполья король. Изабелла с дорогой душой пойдет за него, чтобы стать королевой. Какая бы женщина отказалась от такой чести! Но у меня есть проверенные сведения, что австрийский двор не признает за Изабеллой прав на венгерскую корону, ибо она дитя побочного ложа — родилась всего лишь через шесть месяцев после брака Боны Сфорцы с королем Зигмунтом. Проще говоря, ваше величество, королева Бона приехала из Италии к своему мужу в положении. Золотая корона покрыла ее грех. Собственно, никому до этого не было бы дела, если бы не корона Венгрии. Фердинанд охотно отдал бы за Яноша Заполью одну из своих дочерей. Как говорят, пусть другие ведут войны, а ты, счастливая Австрия, заключай браки.
— Мы защитим бедную Изабеллу, — степенно промолвила Роксолана.
— Я верил в ваше великое сердце, ваше величество! — воскликнул Ласский, вскакивая с диванчика и опускаясь на колено. — Только вы, только ваше благородство!
— Хорошо, я напишу султану и попрошу о вас.
— Как я сожалею, ваше величество, что у меня нет подарков, равных моей благодарности. Я спешил с этой вестью к падишаху, и моя посольская ноша была слишком легкой.
— Нет лучшей ноши в дороге, чем здравый разум, не правда ли?
— О да, ваше величество, стократно да!
История с Ласским немного развеселила Роксолану. Она передала кизляр-аге, чтобы тот назавтра привел к ней посланца из Венеции. Все равно ведь Ибрагим не отступится, будет напоминать о посланце, ибо тот, наверное, подкупил великого евнуха, надеясь получить от султанши нечто большее. А что он мог получить от нее? И от кого посланец? И почему такой таинственный?
Когда увидела венецианца, отбросила всякие предположения о его таинственности. Ибо таинственность никак не шла этому грубому огромному человеку с черной разбойничьей бородой, с дерзкими глазами, громоподобным голосом, который он тщетно пытался приглушить, отвечая на вопросы султанши.
Сесть он не решился, оставался стоять у двери, где рядом с ним стоял такой же здоровенный кизляр-ага Ибрагим, послание своего хозяина передал Роксолане через служанку, которую султанша вызвала, щелкнув пальцами, кланялся неуклюже и смешно, но колено не преклонил перед властительницей, как ни пригибал его шею Ибрагим.
— Ваше величество, — гудел венецианец, — послан к вам преславным и величественным королем всех поэтов, обладателем золотого бриллиантового пера синьором Пьетро Аретино, именуемым оракулом истины и секретарем мира.
— Я не слыхала о таком, — простодушно призналась Роксолана. — Как зовут вашего повелителя?
— Пьетро Аретино, ваше величество. Его знает весь мир, и мраморные ступеньки его дома в Венеции истерты больше, чем мостовая Капитолия колесами триумфальных колесниц.
— И чего же хочет этот славный человек от меня?
— Он передал вам послание, ваше величество.
— Ты можешь заверить, что в нем нет ничего оскорбительного для его величества султана и для меня?
— Мне велено ждать ответа, следовательно, там не может быть ничего плохого, ваше величество.
Тогда Роксолана щелкнула пальцами, в покое появилась молодая служанка, подлетела к великану, тот из складок своей широченной одежды извлек серебряный, весь в художественной чеканке футляр с подвешенной к нему большой золотой медалью и, поцеловав медаль, передал девушке.
Роксолана взяла футляр, некоторое время рассматривала рельефы на нем на тему о Диане и беззаботном пастухе Актеоне, который засмотрелся на спящую богиню и за это был превращен ею в оленя и затравлен ее псами. Работа в самом деле была исполнена мастерски. Венецианец заметил, что футляр понравился султанше, пробормотал:
— Это работа непревзойденного Бенвенуто Челлини. Медаль тоже.
— Наш друг Луиджи Грити заказывал у маэстро Челлини монеты его величества Сулеймана, — сказала Роксолана. — Уже тогда мы убедились в его непревзойденном мастерстве. Теперь вижу, его рука стала еще увереннее, а глаз острее.
На медали был изображен бородатый, длинноносый человек, чем-то похожий на посланца. Он сидел с книгой в руках на резном стуле, а перед ним стоял вооруженный человек в сопровождении слуг и подавал ему драгоценный сосуд с круговой надписью: «Властелины, собирающие дань с народов, приносят дань своему слуге».
На территории дворца Топкапы
— Кто этот бородатый? — поинтересовалась Роксолана. — Это, наверное, и есть синьор Пьетро Аретино?
— Да, ваше величество, это сам маэстро. Точно такую же медаль, только бронзовую, а не золотую, он послал адмиралу султана Сулеймана, грозе всех морей Хайреддину Барбароссе, и тот отплатил щедрыми дарами.
Роксолана открыла футляр, достала оттуда шелковый свиток, развернула его. Написано было по-итальянски. Начала читать и не смогла удержаться от улыбки.
