– Мы просто спорим, господин мой, – тотчас ответил Хубилай, – из-за коз, которых я покупаю.
Краем глаза он увидел, что раненый козопас смотрит на него разинув рот. Вдруг дозорный решит наказать деревенского разбойника, даже отдать его под ханский суд. Самому решать мелкий спор не захочется. Хубилай отчаянно надеялся, что козопасам хватит ума держать рот на замке, пока он убалтывает дозорных.
– Своим животным я мечу левое ухо. Дважды, вот так, сами посмотрите. – Хубилай ткнул пальцем, но дозорный не глянул в ту сторону – опыт указывал ему не отвлекаться. – Мои двоюродные братья метят так же… а ведь я предупреждал, что это приведет к подобным спорам. Козы мои, я их всегда узна́ю. Господин, вы, видать, приближенный хана. Если рассудите нас, буду премного благодарен…
Хубилай трещал без умолка. Старший, успокоившись, повернулся к своему напарнику и ухмыльнулся.
Пастух с окровавленными губами пытался заговорить, и Хубилай повернулся к нему.
– Закрой рот, Хахан, это все ты виноват. Бурую я везде узнаю, как свое родное дитя.
Пастухи изумленно таращились на безумца, который называл их неизвестно как. Но дозорные уже теряли интерес. Хубилай потупился, старательно вживаясь в роль.
– Господин мой, если соблаговолите подождать, пока я отбираю своих коз, я вознесу к небу тысячи молитв о вас. Моя жена снова беременна. Мы небогаты и не можем потерять лучших коз-производительниц!
– Пошли! – позвал старший, потеряв интерес к трем оборванцам, которые спорили у дороги.
Дозорные уже развернулись, чтобы уйти, а Хубилай все умолял и умолял, вздыхая с облегчением. Наконец он остался наедине с козопасами. Они смотрели на него, как на бешеного пса. Пастух с перепачканным ртом сплюнул кровью и, превозмогая боль, спросил:
– Кто ты?
– Простой путник, – ответил Хубилай. Тело его ныло от напряжения, кулаки тряслись, когда он их разжал. – Нуждаюсь в воде и провизии, как уже говорил. Если до сих пор подумываете меня ограбить, второй раз на мое великодушие не рассчитывайте. Стоит мне крикнуть, и они вернутся.
Пастухи невольно взглянули вслед дозорным – предложение Хубилая им не понравилось. На здешних равнинах справедливости не жди. Людьми хана даже пугали детей.
Вместо того чтобы ускакать прочь, Хубилай оседлал коня и поехал за козопасами, которые наполнили его бурдюки водой и дали небольшой сверток с лепешками и жареной бараниной. Еда пахла восхитительно, но перекусить Хубилай собирался лишь когда оторвется от ханского войска. Земли Бату в тысяче с лишним миль к северу, но если он не попадет туда чуть раньше Гуюка, толку не будет. В путь Хубилай пустился мрачный и сосредоточенный: больше дозорных пропускать нельзя. Чтобы спасти Бату, пригодится каждое лишнее мгновение.
За три дня скачки во весь опор Хубилай довел коня до полного изнеможения. Во время коротких привалов тот отдыхал, пощипывая травку, но восстановиться не успевал. На четвертый день Хубилаю стало больно сидеть в седле. Затвердевших мозолей, как у дозорных, у него не было, поэтому на ягодицах и пояснице появились обширные ссадины. Каждое утро начиналось с мучительной боли, потом короста слетала, и резкая боль сменялась ноющей, которая не стихала целый день. Как далеко он заехал, Хубилай не ведал; знал лишь, что ханское войско позади него. Когда Бату странствовал, то брал с собой целый тумен воинов и их семьи. Такую уйму людей не спрячешь. Хубилай рассчитывал увидеть их следы, хотя эта проблема была не самой насущной.
Самой насущной проблемой было состояние коня, который пугающе отощал, сильно потел и пускал желтые слюни. Настала пора уподобиться ямщику – привести в действие план, в Каракоруме казавшийся простым. Из седельной сумы Хубилай достал кусок ткани с нашитыми на ней колокольчиками и накрыл ею седло. Поднявшись на холм, огляделся по сторонам. Вокруг не было ни души, но миль двадцать тому Хубилай видел ям, а потом держался тропы, протоптанной ямщиками. Он критически оглядел себя и поморщился. Ямщики с баулами не странствуют. Вес – ключ ко всему. С недовольной гримасой Хубилай раскрыл переметные сумы и высыпал припасы на землю. Туда же полетел лук, а после небольшой паузы на горку тряпья и кожи упал и меч. Он оставил только маленькую заплечную сумку из кожи, вроде той, что носят гонцы. Даже написал безобидное письмо фальшивому лицу, чтобы показать его, если остановят и допросят, хотя это казалось маловероятным. К ямщикам обычно никто не привязывается.
Подумав, Хубилай искромсал сумки в клочья и обмотал ими меч в ножнах; получился сверток, который вполне можно припрятать. Он дорожил своим клинком, хотя и собирался расстаться с ним, по всей видимости, навсегда. Но не бросать же его в придорожной пыли на милость мародеров или, чего пуще, ханских дозорных, когда те будут проходить здесь…
Хубилай завел коня в рощицу, чтобы дождаться там сумерек. Ехать осталось всего несколько миль, к яму он решил подобраться на закате или даже ночью. Сам Чингисхан установил расстояние между ямами в двадцать миль. Иные ямы действовали так долго, что между ними простирались широкие дороги, вдоль которых семьи ямщиков выстроили кирпичные дома.
Хубилай сел спиной к дереву, сжимая в кулаке вожжи, и заснул. Когда он проснулся, на рощицу уже опустились сумерки. Сколько времени прошло, он понятия не имел. Хубилай встал и, ругаясь, потянулся за седлом. Конь заржал и отшатнулся и, пока седок не ударил его по морде, отказывался стоять смирно.
Через считаные мгновения всадник снова пустился в путь, прислушиваясь и высматривая признаки жизни. Луна только взошла, и Хубилай радовался покрову тьмы. Вскоре впереди он увидел свет и пустил коня галопом. Каждый его шаг сопровождался звоном колокольчиков, во тьме особенно громким.
Ям оказался маленьким. Он стоял среди пустоши – несколько построек из кремня и извести на мощеном дворе. Горели факелы; значит, его появления ждали. Хубилай уверенно въехал на двор и увидел двух мужчин. Один держал полный воды бурдюк, другой – блюдо с кусками мяса, сочащимися горячим бульоном. Из стойла вывели свежего коня и оседлали, пока Хубилай спешивался.
– Кто ты? – вдруг спросил мужчина с блюдом.
– Везу срочные послания из Каракорума, – резко ответил Хубилай. – А ты кто?
– Прости, – отозвался мужчина с блюдом.
«Гонец» отметил, как его подозрительный взгляд остановился на приведенной свежей лошади. Вообще-то Хубилай не раз подумывал о краже ямского коня, хотя таких лошадей обычно не воруют – на этом легко попасться.
Мужчина нехотя кивнул, но спросил-таки Хубилая, который тем временем схватил с блюда большой кусок сочной баранины и отправил в рот:
– Если ты впрямь из Каракорума, то знаешь, кто там старый ямщик.
– Териден, – с набитым ртом ответил Хубилай. – Здоровенный христианин с рыжей бородой. Я отлично его знаю.
Проверка не составила сложности для молодого человека, выросшего в городе, хотя сердце у Хубилая бешено колотилось: а ну как разоблачат? Ноющую боль от язв тоже следовало скрыть. Он сел на свежего коня, поправил заплечную суму, взял бурдюк и залпом выпил архи с водой. Смесь оказалась противной кислятиной, но Хубилай согрелся почти моментально. Отныне запасы провизии он сможет пополнять лишь на ямах.
– Передам ему, что вы тут славно справляетесь, – пообещал он, взял поводья и повел лошадь к калитке.
Ямщики не ответили – они уже расседлывали и чистили его коня. В свете факелов было видно, как от его боков валит пар. Хубилай улыбнулся и погнал к дороге на север. План сработал, сработает и еще. Быстрее, чем через ямы, послание не доставить. Пока Хубилай лично не поговорит с Бату, тот не узнает, что оказался в опасности.
Служитель яма пристально смотрел вслед Хубилаю. Таких желтых глаз, как у этого гонца, он в жизни не видывал. По слухам, такие же были у Чингисхана… Служитель поскреб блошиный укус на шее, пожал плечами и снова взялся за работу.
* * *Четверо мужчин следили за тропой уже три дня. Они охотились парами и к ужину всегда приносили кроликов на жаркое. Неподалеку был большой садок, поэтому оставалось лишь разместить у нор силки. Горная дорога просматривалась как на ладони, и они коротали время за разговорами, игрой в бабки и починкой старых инструментов. Еще пара дней, и их смена закончится. Пока несли дозор, ничего примечательного не случилось – проехала лишь одна семья торговцев, но дозорных не заинтересовал дешевый товар из телеги, которую вез старый конь с бельмом на глазу. Грубый хохот, хороший пинок – и торгаши укатили восвояси.
– Кто-то едет, – сказал Парих, младший из четверки.
Его товарищи дошли до границы маленького лагеря и, стараясь не обнаружить себя, внимательно осмотрели тропу. На луках, надежно защищенных от влаги, давно не подтягивали тетиву. Впрочем, каждый из четверых держал оружие наготове. Понадобится – через миг полетят стрелы. Дозорные вглядывались в тропу, проклиная рассветную дымку, которая портила видимость и словно наползала от самих скал, а потом рассеивалась.
