Ознакомительная версия.
4
Как раз в это время гундосый гонец великого князя Киевского Всеволода беспощадно гнал коня по дороге к Смоленску. Впопыхах он потерял шапку, слезы и пот застилали ему глаза… Не доскакав до Смоленска, не удержал он загнанного коня на повороте, конь споткнулся и рухнул, придавив всадника. Кое-как выбрался гонец из-под испустившего последний дух коня и добрых три версты бежал на своих двоих до столицы кривичей. Бесконечные мелкие поправки великого князя окончательно запутали его, в голове все перемешалось, а потому и докладывал он князю Воиславу весьма сумбурно.
— Велел мне… перекрыть дорогу на… и проверить, так ли уж грозны убийцы… — И замолчал.
— Что же ты замолчал? — спросил Воислав.
— Забыл…
— Совсем забыл?
— В голове гудит.
— Отдохнуть тебе надо, парень. — И, позвав гридня, Воислав распорядился: — Гонца — в баню, после бани — на сеновал. Утром разбудить, накормить и — ко мне.
Утром привели гонца.
— Очухался?
— Тайное поручение от великого Киевского князя Всеволода, — вполне толково доложил гонец. — Мне великий князь повелел сразить стрелой одного человека на дороге в Данию.
— По какой дороге? — спросил Воислав.
Гонец мучительно пожевал губами.
— На Кронборг? — вновь спросил князь кривичей.
— Лесь… Олесь…
— Кронборг?
— Точно!.. — облегченно подтвердил гонец, в голове которого не все еще устоялось.
— А где же твои стрелы?
— Поломал, когда с коня падал.
— Дать коня, показать дорогу и пусть исполняет повеление великого князя.
Гонца проводили на тайную дорогу, ведущую к замку Кронборг.
— Дальше действуй сам, — сказал выделенный провожатым начальник разъезда.
— А стрелы? — оторопело спросил личный гонец великого князя.
— Держи.
И провожатый бросил гонцу ровно одну стрелу.
Как полубезумный гонец великого князя Киевского пробрался на тайную тропу, никто так и не сумел объяснить. Сошлись на том, что сумасшедшим помогает черт — сидит на левом плече. И этот черт провел безумного гонца мимо тыловых стражников группы князя Мономаха, которая остановилась, чтобы дать отдохнуть лошадям, а заодно и перекусить самим.
Из укрытия гонцу были отлично видны как пасущиеся кони, так и вся проголодавшаяся группа князя Мономаха. Вот в него-то он и нацелился, а что руководило его соображениями, так и осталось тайной. Может быть, золоченый византийский панцирь Смоленского князя, сверкавший на солнце?
Вот в эту ослепительно сверкавшую броню и нацелил гонец стрелу. И плавно спустил тетиву. И запела стрела смертельную песню. Не слышен был ее полет в веселом людском гомоне.
Но неуклюжий Ратибор не принимал участия в общем веселье, а потому расслышал… И бросился вперед, закрыв собою князя Владимира, в полном соответствии со своей ротой: прикрывать Мономаха со спины.
Добрыня увидел нелепо взмахнувшего руками Ратибора, заметил, как качнулись напротив кусты, вскинул лук, и полоумный убийца без звука повалился из кустов.
Только тогда Добрыня кинулся к Ратибору.
— Брат…
Ратибор приоткрыл глаза.
— Помни о роте, которую дали князю Мономаху. Всю жизнь… помни…
— Ратибор ранен!.. — бросился Добрыня к Смоленскому князю.
— Вези его к князю Воиславу! — крикнул Мономах. — Немедля! Одвуконь!..
Кое-как взгромоздив Ратибора на коня и привязав его к седлу, Добрыня с двумя воинами, которых выделил личный порученец Свирида, помчался назад, в Смоленск, к князю кривичей Воиславу.
— Отряд уменьшился вполовину, — вздохнул Владимир и сокрушенно покачал головой.
— Прорвемся, — упрямо сказал порученец.
— Обязаны прорваться, — твердо повелел Смоленский князь.
Великий Киевский князь Всеволод узнал об этих событиях еще до того, как поредевшая группа Мономаха и Свиридова порученца добралась до замка Кронборг.
— Найти убийцу и наказать, — сурово повелел великий князь, не подозревая, что убийцей был его личный гонец, потерявший по дороге разум. — Смерть за смерть. Таково повеление.
— Уже, великий князь.
— Что значит «уже»? — нахмурившись, спросил Всеволод.
— Это значит, что твое повеление исполнено.
— Кем исполнено?
— Добрыней, великий князь.
— Как?
— Одной стрелой.
— Молодец! — воскликнул Всеволод.
— Молодец, — подтвердил кто-то и из свиты.
— Жалую ему потомственное дворянство в роду его на века! — громко и торжественно возвестил великий князь Киевский.
Пожалованный потомственным дворянством Добрыня об этом и ведать не ведал.
Доставив раненого Ратибора до личной дружины Мономаха, он стребовал с дружинников свежего коня, перевалил на него обмякшего побратима, сказал Прославу, что князь Смоленский остался без прикрытия спины и левой руки, — воевода тут же выслал князю двух собственных охранников, — и помчал побратима дальше — к князю кривичей. И доставил. И, кажется, вовремя.
— Вылечу, — сказал ведун, оглядев раненого. — А ты к Мономаху возвращайся.
— Не могу, — Добрыня вздохнул. — Это побратим мой до гроба.
— Стрела… — задумчиво молвил князь кривичей. — Судя по метке, наша — смоленских кривичей. Видишь эти метки, Добрыня?
— Вижу. Я убил супостата, — сказал Добрыня.
— Правильно. Только дело вот в чем: супостата того великий князь прислал с устным повелением. Правда, он с коня упал, загнал его, ничего толком сказать не мог, бормотал что-то несусветное.
— Что? — насторожился Добрыня. — Что бормотал? Я личный охранник Мономаха, князь Воислав, мне знать можно.
— А то, что великий князь повелел убить кого-то… И стрел у меня попросил. Свои он переломал, когда с коня падал. Это — одна из них.
— Так он же в князя Мономаха стрелял! Ратибор прикрыл князя своим телом!
— Вот оно что… — Воислав нахмурился.
— Так вылечишь моего братушку, князь Воислав?
— Вылечу, если мешать не будешь.
— Вечным твоим должником буду…
— Не мешай. Ступай, я сказал.
Добрыня, понурив голову, вышел.
Как лечить от своей же, кривичской, стрелы ведун знал. Но не мог понять, почему эта стрела целила в Мономаха — наследника и первенца великого князя.
Не один день потом размышлял Воислав о том, что случилось. И наконец пришел к выводу.
Итак, великий князь Киевский, проводив посольский обоз во главе с любимым сыном, одновременно посылает в Смоленск личного гонца с устным посланием. Почему с устным — не письменным? Допустим, потому, что насторожен слухами об убийцах, которых разослал повсюду герцог Вильгельм с одной задачей: найти и уничтожить королеву Англии Гиту — об этом говорил Воиславу сам Смоленский князь.
Гонец загнал коня, ударился головой и малость стронулся с разума. Он даже разговаривать не мог — пришлось его в бане пропарить и дать ему отоспаться. Но и это не помогло. Кое-как гонец выдавил из собственной памяти одно: он должен поразить стрелой…
— Кого? — был задан ясный вопрос. — Кого поразить-то?
— Врага! — выпалил радостно.
Слишком радостно, как сейчас понимал ведун.
Враг. Знакомое слово. У всех оно на устах. А причина — беглецы и паникеры из европейских царств. Ради оправдания собственной трусости доходят они до истерики.
Не мог великий князь Киевский позволить себе поддаться этой массовой панике. Значит, гонца он послал в Смоленск по каким-то иным причинам, и причины эти запутались в искривленной страхом памяти гонца — страх всегда притупляет рассудок. Вот почему расспрашивать его было бесполезно. А теперь расспрашивать следует только собственную память.
Князь кривичей закрывал глаза, чтобы восстановить все, что он знал и о чем догадывался, и чтобы отбросить все, не имеющее отношения к происшедшему событию.
Итак, Мономах…
Основные черты: влюбчивость, честность, верность, убежденность, мечтательность. Влюбился в горничную своей сестры — так передавали… Храбр до самозабвения. Любит охоту, но — не убивать. Однако один на один убил барса. Никому о том не сказал, но все равно об этом скоро прознали. Да и на личный стяг поместил князь черного барса на красном фоне. Что ж, гордость вполне естественная… Хорошо начитан, многое знает, охотно слушает странников, монахов, беженцев. Что еще?.. От них узнал о конунге норманнов Вильгельме и, конечно, о Гите Английской. Похоже, заочно влюбился. Горничная сестры, конечно, тут же из его памяти выскочила.
Что ж, если так, то об этой своей влюбленности Владимир — возможно! — рассказал отцу. А великий Киевский князь на то и великий, чтобы думать не о романтических бреднях своего наследника, а о союзах с зарубежными странами: Русь-то издревле торговлей живет. Возможно, князь Всеволод и оборвал сына: не пристало, мол, наследнику думать о какой-то там Английской королеве, его долг — укреплять династические связи с европейскими монархами. И невесту отец ему уже приглядел — из Австрийского Дома. Владимир сам об этом тогда рассказал, когда в Смоленск примчался. Не в себе был. Мечтатель. Наивный мечтатель. Спросил беспомощно: «Что мне делать?» Воислав ответил тогда что-то вроде: «Не быть норманну Вильгельму Английским королем. А тебе — быть. Либо Английским королем, либо Русским царем». Зачем так сказал? Хотел подбодрить? Нет. Изнутри почувствовал. Наитие.
Ознакомительная версия.
