Ознакомительная версия.
Осташа выглянул из дыры и увидел Чупрю. Чупря не полез в петлю. Он наверняка не знал про петлю, но звериным воровским чутьем понял, что не стоит туда соваться. И теперь Чупря лежал на брюхе, светил в проход пучком лучин и кричал:
— Да вылазь же ты, идолище!.. Нету там другого выхода!..
За пятками у Чупри горел неплохой костер из сучьев, что Чупря притащил с собой. Чупря звал Осташу и ждал, держа в одной руке лучины, а в другой — нож.
— Думаешь, один ты про пещеру за езуиткой слышал? — орал он. — Да многие про нее знают! И я знаю! Я сразу понял, куда ты с Чусовой стреканул! Не спешил даже, знал, что туточки тебя найду! Вылезай давай! Замерз я!..
Осташа выбрался и поднялся на ноги, насколько позволял потолок. Чупря орал и сам себя оглушал, ничего не слышал. Осташа нагнулся и выбрал камень поухватистее. Постоял, глядя Чупре на спину. Подумал. А потом прыгнул на эту спину коленями и с размаха ударил камнем Чупрю в затылок.
Чупря уронил голову, обмяк и вмиг затих. Нож со звяком выпал из пальцев, лучинки рассыпались и разгорелись ярче. Осташа стоял коленями на спине Чупри и видел, что затылок у Чупри заблестел и кромка камня у него в руке тоже.
— Получи, — без ярости, без гнева, с одной только бесконечной усталостью сказал Осташа. — Получи, гад. Сейчас затушу костер и оставлю тебя в темноте. Ползай, ищи выход, как я ползал. Не буду тебя убивать. Очнешься — и пусть тебя господь судит. Решит помиловать — так выведет…
Осташа слез с Чупри, поднялся и принялся пинками разбрасывать поленья. Угли и искры светляками усеяли весь пол.
Осташа вдруг вздрогнул, оглянулся. Чупря лежал без движения, но дыхание его было слышно.
— Я сегодня столько народу хорошего убил… — вдруг с ужасом сказал Осташа. — Таких людей! Таких людей погубил!.. А ты… А ты Алфера Гилёва с Чегена скинул, ты Федьку Милькова застрелил!.. И чтобы после этого я — убивец тебя — убивца живым здесь оставил?!.
Осташа словно сломался пополам, наклонился, схватился за края огромного валуна и со стоном вырвал его из россыпи. Извиваясь всем телом под тяжестью камня, Осташа шагнул к Чупре.
— Принимай! — прохрипел он и уронил валун Чупре на голову.
А потом утер лицо грязной рукой, поднял еще горящее полено и полез к выходу.
Как выбраться сквозь ледяную трубу, где и зацепиться не за что, он даже и не подумал. А думать и не пришлось. Едва Осташа приблизился к этой трубе, из нее, будто сама собой, выпала веревка.
По веревке Осташа вытянул себя сквозь ледяную трубу и вывалился наружу — словно из промерзшего подпола поднялся в натопленную избу. И первым, что он увидел, был граненый ствол его собственного штуцера, глядевший на него пустой дыркой дула.
В темноте на площадке под Кладовым камнем ярко и щедро горел костер. Веревка, брошенная в пещеру, другим концом была привязана к стволу сосны. У сосны со штуцером в руках и стоял Колыван.
— Не целься зря, — просипел Осташа, не подымаясь на ноги. — Мой штуцер в меня стрелять не будет.
— Отчего это? — недоверчиво хмыкнул Колыван.
— Он заговоренный. Я на него камлал.
Колыван покрутил штуцер в руках, посмотрел замок.
— А я с Гусельного стрелял в тебя из него, — сказал он. — Ничего, сработал штуцер. Только вот не попал я. В раму от кровли твоей барки попал. Потому и упала рама.
Осташа замученно посмотрел на Колывана.
— Врешь ведь, — устало возразил Осташа. — Я что, не помню, где ты стоял, где мы с Чупрей вынырнули?.. Ты в Чупрю стрелял. Меня ты убить не можешь — иначе как крест свой вернешь?
Колыван не ответил и штуцера не убрал.
— А Чупря где?
— В пещере.
— Чего не лезет?
— Не может уже.
— Мертвый, что ли? — как-то тускло и странно спросил Колыван. — Чего ты с ним сделал?..
— Защекотал.
Колыван убрал штуцер, отвернулся, пошел к костру и присел на камень, застеленный лапником.
— Иди погрейся у огня, — издалека позвал он.
Осташа с трудом поднялся на четвереньки, встал и тоже подошел к костру. Колыван пихнул ему ногой комель толстой сушины. Осташа опустился на комель и протянул к теплу ладони.
— А пожрать чего дашь?.. — спросил он. Колыван молча достал откуда-то из-за спины краюху хлеба в тряпице, развернул, отломил половину и кинул Осташе.
— Видишь, котелок только поставил… Жри пока хлеб, похлебка еще не скоро будет…
Глядя в угли, Осташа жевал хлеб, хрустел горбушкой. Колыван молчал, о чем-то думал, шевеля бородой. Штуцер лежал на земле.
— Убери ружье от тепла, — сказал Осташа. — Нагреется — пальнет. У меня такое было однажды.
Колыван послушно нагнулся, поднял штуцер и убрал его себе за спину, прислонил к дереву.
— А Фармазона ты тоже убил? — нехотя спросил он Осташу.
— Тоже.
Колыван поднял на Осташу красные от костра глаза. Взгляд их был страдальческим и слепым.
— Недооценил я тебя, — негромко признался Колыван. — Да кто бы мог подумать?.. Мальчишка, щенок… А ведь двух таких лютых воров уложил… Скит разорил, цареву казну отыскал, меня — меня! — Разбойник-боец отуром пройти заставил!.. Еще Конон всех от тебя остерегал, да я не поверил… Старый я. Пора мне.
— Пора — дак уходи, — не пожалел Колывана Осташа.
Свет костра доставал только до половины шороха, и стена Кладового была совсем невидима. Но все равно как-то ощущалось, что рядом — огромная холодная скала, и костер горит на склоне, и вокруг буреломный лес, а внизу — дикая речка. Рокот Поныша темным крылом обмахивал полянку с одной стороны, тяжкая тишина скалы — с другой. Рокот был ниже, а тишина — выше полянки. Казалось, что полянка с костром, с Колываном и с Осташей несется на спине огромного орла, который завалился набок, заходя в поворот.
— А Нежданку тоже ты спортил? — спросил Колыван так, как парнишки друг у друга спрашивают, а не взрослые мужики.
— Не Прошка же Крицын.
— Женишься?..
Осташа усмехнулся:
— У кого ты мой штуцер добыл?
Штуцер он оставил в чуме Бойтэ, когда в ужасе бежал от вогулки, чтобы в своем дому увидеть ужас еще больший: повесившуюся Макариху и Пугачева с отрубленной головой.
— У кого, помнишь? — повторил Осташа. — Ну и сам должен догадаться, кто мне люб.
— Нету ее теперь. Или не видел, как ее с Кликуна скинули?
Ничего не дрогнуло, не качнулось в душе Осташи.
— Нету — ну и нету. Ее нету, а любовь есть.
— Был бы жив Переход, мы бы с ним о свадебке вашей столковались, — неожиданно горько признался Колыван.
— С чего это бате к тебе на поклон идти?
— Не Переходу ко мне… И не мне к Переходу… Сам знаешь, не было промеж нас никакой приязни. А столковались бы.
Осташа разговаривал с Колываном, будто строптивый ученик с терпеливым наставником. Необычно все это было… Точно перемирие на войне. Завтра они снова вцепятся друг другу в глотки зубами. То, что сейчас, — это ложь, морок, наваждение.
Опоздал сетовать. — Сам же ты батину барку поддырявил.
— Ты с чего такое взял?
— Дырку я еще прошлой весной увидел, когда барку осматривал, чтобы Кусьинскому кордону ее продать. Да вот не знал я тогда, что это за дырка такая. А в Каменке на плотбище мастер Кафтаныч рассказал мне об этой уловке. Ну и на сплаве Бакирка растрепал, что ты его подучил перед Молоковым бойцом с борта спрыгнуть и за веревку доску из дыры выдрать. Я все разузнал, дядя Колыван. Не отпирайся.
— Что ж, было, — тяжело согласился Колыван. — Только Перехода я губить не хотел. Славу его — да, хотел сгубить. Но его самого — нет. А барку его я поддырявил, чтобы в суматохе под Разбойником Сашка Гусев смог сбежать. Я ж ему и ключ от кандалов дал…
— Зачем же ты капитана Берга упросил, чтоб он Сашку на батину барку пересадил? Со своей барки сам бы и отпустил Сашку.
— А что, мне свою барку бить? Я же сплавщик. А коли я бы вора отпустил, тот же капитан меня потом под следствие и упек бы.
— Всегда у тебя так, — зло сказал Осташа. — Своя шкура дороже!
— Не шкура, — тихо возразил Колыван. — Не шкура… Душа.
— Я камлал, и людей убивал, и с бесами лицом к лицу встретился — а и то у меня душа небось чище твоей.
— Понимал бы ты еще, у кого чего душа стоит.
— Твоя душа, дядя Колыван, свечного огарка не стоит, а ты ее дороже царевой казны оценил. Чего ты мне тут жалишься? Ты же сгубить меня хотел, на Разбойник выпихнуть! Ты меня заставил барку убить, со скалы прыгнуть. Это ведь ты меня сюда загнал, в теснину Поныша. Ты меня в пещеру толкнул, Чупрю на меня натравил. И что, я должен сейчас сидеть да жалеть тебя? Ты батю моего убил, девку мою со скалы сбросил…
— Твоя девка из твоего ружья Калистрата Крицына застрелила.
Осташа замолчал, осмысляя сказанное Колываном.
— К-как — Калистрата?..
— А так. Калистрат с Чупрей на лодке поплыли в Ёкву за твоей девкой, залезли к ней в чум, а она Калистрату в грудь из штуцера и саданула. Никто бы не стал ее со скалы сбрасывать, ежели бы она Калистрата не убила. А ты думал, что это я подучил Чупрю застрелить Калистрата, чтобы на Чусовой скамейку Конона занять?
Ознакомительная версия.
