XXII
Князь Борис Пронский стал поправляться: искусство врачей и хороший уход подействовали на него благотворно, — рана на плече почти зажила, а быстро развивавшаяся чахотка так же быстро была прервана опытными врачами. Для полного восстановления здоровья молодому князю посоветовали немедленно уехать из Петербурга в деревню.
Все это время отчаявшаяся Анна не отходила от больного; она целые ночи проводила около него и лишь изредка уступала свое место Жданову.
С выздоровлением князя Бориса воскресла и молодая девушка. Счастье ее было безгранично, когда она узнала, что опасность миновала и на выздоровление князя есть надежда.
— Поздравляю вас! Вы вырвали от смерти князя Бориса Георгиевича! — пожимая руку Анны, весело проговорил ей старый, опытный доктор, лечивший Бориса Пронского.
— Как! Есть надежда на выздоровление? — спросила молодая девушка, замирая от радости.
— Есть, полная. Теперь — прочь печаль, настала радость!
— Ах, доктор, как я рада… Как рада! — сказала Анна; и крупные слезы заструились по ее лицу.
— Рады, а плачете.
— Это — слезы радости, доктор.
— Очень, очень сожалею, Анна Васильевна, что мне не придется пировать на вашей свадьбе.
— На моей? — удивилась девушка.
— Да, на вашей… Вы удивлены?
— Да, доктор, очень удивлена. Про какую свадьбу вы говорите?
— Как про какую?.. Про вашу!..
— Про мою?
— Да, про вашу; ведь вы выходите за князя Бориса Георгиевича?
— Я?! Нет… — смутилась девушка. — С чего вы… — она не договорила.
— Странно, — улыбнулся доктор, — а мне показалось, что князь Борис готов сделать вам предложение.
Девушка покраснела и, ничего не ответив, выскочила из комнаты.
На следующий день князь объявил об отъезде из Петербурга.
Путешественники ехали в двух дорожных каретах: в первой сидела Анна с прислужницей, которую везла с собой из Петербурга; во второй находились князь Борис Пронский и полковник Жданов; на козлах с кучером сидел Митяй.
Путь от Петербурга до княжеской усадьбы «Раздолье» был неблизкий, к тому же ехали не спеша, поэтому, доехав до Москвы, решили там немного передохнуть. На Большой Никитской улице у князей Пронских был большой дом; там и остановился князь Борис со своей невестой и приятелем.
Старик дворецкий Ипатыч с раболепными поклонами встретил своего молодого господина. И удивился, когда услыхал от князя Бориса такое приказание:
— Ипатыч, приготовь для Анны Васильевны две комнаты на половине моей матери. Понимаешь?
— Слушаю, ваше сиятельство, понимаю-с… — ответил с поклоном Ипатыч, но на самом деле он ровно ничего не понимал.
Дворецкий Ипатыч постоянно жил в Москве, в княжеском доме, и что делается или происходит в княжеской усадьбе, почти ничего не знал… До Ипатыча дошел только слух, что молодой князь Борис Георгиевич влюбился в поповну и хотел на ней жениться, а старые князь с княгинею восстали против этой женитьбы и от большого огорчения молодой князь уехал сражаться с французами.
Теперь он не мог не удивится, как поповна очутилась вместе с князем.
«Уж не женился ли секретно молодой князь на поповне… может, теперь она уж не поповна, а княгиня?»
А когда наступил вечер и в княжеском доме везде погасли огни, дворецкий Ипатыч, запершись в своей каморке, вооружился большими круглыми очками и усердно водил гусиным пером по бумаге. Он писал донесение старому князю Георгию Александровичу о благополучном прибытии в Москву молодого князя Бориса Георгиевича и о том, что прибыл князь «сам-третей с господином полковником Ждановым, еще с неизвестною мне девицею; сию девицу называют Анной Васильевной. По обличью и приметам та юная девица очень походит на дочь попа Василья. Его сиятельство соизволил поселить сию девицу в доме вашего сиятельства, на половине княгини-матушки, о чем всепокорнейший ваш раб, дворецкий Ванька, имеет честь донести вашему сиятельству!.. Всенижайше ожидаю от вашего сиятельства дальнейших приказаний…»
На следующий день, ранним утром, дворецкий Ипатыч отрядил с письмом в княжескую усадьбу тайно одного из дворовых и стал с нетерпением ожидать ответа.
Князь Георгий Александрович не замедлил ответить. Получив это письмо, дворецкий пошел с ним на половину князя Бориса.
— От вашего батюшки, князя Георгия Александровича, я получил письмо, — заплетающимся языком проговорил дворецкий.
— Ну, и что же?
— Вот-с, извольте прочитать, что пишут их сиятельство, — подавая письмо молодому князю, проговорил Ипатыч.
Борис стал читать письмо, присланное отцом Ипатычу: «До меня дошёл слух, что в моем доме проживает девица сомнительного поведения, которая может выдавать себя за невесту моего сына, князя Бориса; поповна никогда не будет моей невесткой. Поэтому, по получении моего письма, немедля высели ее из моего дома. Если же она не послушается, пригласи полицию. Если же ты, старый дурак, не выполнишь моего приказа в точности, то очутишься на поселении».
По мере чтения лицо князя Бориса то бледнело, то краснело; не легко было ему читать эти строки.
— Ну, что же ты стоишь, старик, беги скорей за полицией, выгоняй мою невесту, а кстати и меня с нею! — дочитав задыхающимся от гнева голосом, сказал князь Борис. — И это пишет отец… родной отец!
— Я… я, ваше сиятельство, не виноват.
— Вон, мерзавец!.. Я знаю, это ты известил отца!
— Помилуйте, ваше сиятельство… смею ли я?..
— Вон, говорю, иначе я убью тебя как собаку!
Хитрый старик выскочил из кабинета, чуть не сбив с ног полковника Жданова.
— Что с тобою, князь? На тебе лица нет.
— Вот прочти, — подавая приятелю письмо отца, желчно сказал князь Борис.
— Жаль Анну Васильевну, — прочитав, сказал Жданов.
— Знаешь, Дмитрий, я все равно женюсь на Анне.
— А твой отец?
— Больше я не стану просить у него разрешения…
— Благослови вас Бог! Ладно, князь, ты покуда переговори со своею невестой, а я пойду искать вам квартиру. Оставаться здесь ни тебе, ни Анне Васильевне больше нельзя.
— Да, да… Ни одного часа, скорее вон из этого дома!..
Полковник Жданов ушел; а князю Пронскому надо было объясниться со своею невестой, сказать ей, почему они переезжают на другую квартиру, ничего не говоря об оскорбительном для нее письме старого князя.
— Анна, ты должна скоро выехать из этого дома! — мрачно сказал молодой князь невесте.
— Я знаю, милый. Мы поедем в усадьбу.
— Нет, Анна, туда мы не поедем. Мы останемся в Москве. Дмитрий пошел искать для нас квартиру.
— Борис, я тебя не понимаю.
— Не спрашивай, Анна, наши обстоятельства так сложились, что ни я, ни ты не можем оставаться в этом доме…
— Твой отец приказал выгнать меня отсюда?.. Ведь так? — голосом, полным слез, спросила у Бориса Пронского молодая девушка.
— Ах, милая, не спрашивай!
— Расстаться надо нам, Борис.
— Что ты говоришь?! Ведь ты знаешь, что я люблю тебя.
— И эта любовь причиняет нам одно несчастье.
— Неправда, Анна; любить тебя доставляет мне большое счастье.
— Но твой отец, мать?
— Что мне до них — ты меня ведь любишь, да? — обнимая красавицу, спросил у нее князь Борис.
— Что ты спрашиваешь. Разве не знаешь?
— Я решил, Анна, на тебе жениться… Вот переедем на новую квартиру, тогда примемся и за свадьбу. Откладывать больше нечего.
Спустя некоторое время в одной из московских церквей происходило венчание князя Бориса Пронского с дочерью священника, Анною. Как со стороны жениха, так и со стороны невесты приглашенных было мало; обряд венчания происходил без особой пышности; но зато жених и красавица невеста сияли счастьем.
Шел грозный 1812 год. Император Наполеон, победивший почти всю Европу, с полумиллионным войском вторгся в пределы России и быстро шел к Москве.
Князь Борис Пронский счастливо жил со своею молодою женой, — у них было два сына и дочь. Старшего сына князь Борис в честь своего отца назвал Георгием; это был стройный, красивый десятилетний мальчик, — лицом он очень походил на мать; младший походил более на отца, звали его Борисом, а дочь, Анна, была еще грудным младенцем. Князь Борис купил себе небольшой домик на Лубянке и жил в нем замкнутой семейной жизнью. Он редко куда выезжал и у себя принимал только искренних друзей, среди которых, конечно, первое место занимал Жданов, получивший производство в генералы за храбрость в одном из сражений с Наполеоном. Со дня своей женитьбы князь Борис ни разу не был в усадьбе своего отца.
Женитьбу на дочери священника старый князь, а также и княгиня-мать никак не могли простить Борису: в припадке гнева князь Георгий Александрович даже написал духовное завещание, в котором весь свой капитал отказывал на благотворительные учреждения, а имения и усадьбы — в пользу своих родственников; сына же своего отстранял от наследства. Но когда гнев прошел, старый князь разорвал свое завещание.
