Ленин не ошибся. Все предвиденное им исполнялось, словно по приказу опытного режиссера. Он ввел в заблуждение, запутал, обманул всех: союзников царской России, немцев, контрреволюционеров, социалистов, пролетариат и собственных товарищей. Думая о них, Ленин кривил губы и шептал:
— Они боятся конституанты как высшего проявления воли народа… Теперь это выражение будет ассоциироваться со мной… А я разгоню или растопчу конституанту, подпишу мир и зажму все в течение года… Теперь никто не воспротивится мне!
Он решил нанести новый удар по сопротивлявшимся диктатуре пролетариата социалистам. Для этого в Михайловском манеже был созван большой информационный митинг. О нем кричали все газеты; развешанные на улицах красные афиши и плакаты призывали население на митинг 1.01.1918 г.
Накануне этого дня в комнате Ленина появился Володарский в обществе незнакомца с нервными жестами и бегающими глазами.
— Я привел моего помощника товарища Гузмана, — обронил Володарский. — Мы хотим сообщить о важном деле. Нас никто здесь не подслушает?
Ленин пожал плечами и ответил улыбаясь:
— Здесь? Наверное, никто…
— Товарищ, у нас имеется тайная и совершенно точная информация. Одна организация готовит покушение…
— На кого? На меня? — спросил он.
— Мы не знаем на кого точно. Нам сообщили только, что на народных комиссаров, — прошептал Гузман, поднимая вверх палец.
— Какая же это организация? — спросил Ленин и с интересом ждал ответа, не спуская подозрительного взгляда с глаз комиссаров.
После недолгого размышления ответил Володарский:
— Это смешанная организация… В ее составе есть белые офицеры и социалисты-революционеры… насколько нам известно…
— У вас не точная информация! — воскликнул Ленин. — Царские офицеры не участвуют в этом. Они уже тысячу раз могли совершить покушение, но не сделали этого. Им не хватает духа и смелости… Они живые, политические трупы! Социалисты-революционеры или… Впрочем, это не имеет значения! Что же нам делать с этим заговором? Вам известны предполагаемые исполнители покушения?
— Нет! Мы знаем только, что покушение подготовлено, — ответил Володарский. — Мы пришли, чтобы отговорить вас, товарищ, от выступления на завтрашнем митинге!
Ленин прошелся по комнате. Он сжимал кулаки и смеялся.
— Отговорить меня? Я ведь уже объявил, что произнесу речь! Я выступлю, товарищи! — возразил Ленин.
Они смотрели на него с недоумением.
— Вы думаете, что меня можно запугать? Человеку, который уже давно не думает о себе, не известен страх. Вы же знаете, что за границей я ходил один на встречи с агентами политической полиции? Помните как, приехав перед июльским выступлением в Петроград, я ходил по казармам, произносил речи? Я проходил тогда сквозь шеренги ненавидевших меня вооруженных офицеров бывшей царской гвардии и солдат, уверенных в том, что я предатель родины и готовых меня растерзать. Это случалось не раз и не два, а десять, двадцать! Результат всегда был один и тот же! После моего выступления солдаты выносили меня на руках, а офицеры вынуждены были прятаться от гнева обманутых ими рядовых! Так будет и на этот раз. Как только я начну говорить, никто не посмеет напасть на меня.
Комиссары еще долго спорили, но Ленин был непререкаем. Его ум был быстр и эластичен, потому что он легко переходил от одного решения к другому, которое считал лучшим и более практичным, а в случае взятия ответственности и риска для жизни он не знал сомнений. Они вынуждены были уступить ему.
Назавтра в 11 часов он входил в манеж, заполненный так плотно, что люди не могли передвигаться. Когда он взошел на трибуну и посмотрел на толпу, ему показалось, что перед ним огромное поле, на котором кивающие головы, словно созревшие колосья, создавали волны.
— В такой давке никто не сможет выстрелить, — подумал он, глядя с доброжелательной улыбкой на ближайшие ряды зрителей.
Целый час глухим, хриплым голосом, размахивая руками и ударяя ими по трибуне, словно молотами по наковальне, подчеркивая движениями лысого черепа наиболее важные понятия, Ленин вбивал в головы слушателей несколько необходимых мыслей, повторяя их по кругу в измененной форме и менявшимся, все более решительным тоном. Он объяснял необходимость защиты перед немецким империализмом, обещал скорый конец войне, которая закончится направленной немецкой буржуазией мольбой к пролетариату о мире.
— Вы не заключите его с правительством Вильгельма, — кричал Ленин, — потому что знаете, что вот-вот в Берлине возникнет социалистическое правительство Карла Либкнехта, условия мира с которым станут условиями войны с капитализмом Англии и Франции за диктатуру пролетариата в Европе! Только вы, рабочие и крестьяне России, являетесь авангардом мировой революции! Крестьяне, имея в руках всю землю, обеспечат воюющий пролетариат необходимыми продуктами во имя свободы, равенства, вечного мира! Смотрите только, чтобы враги не обманули вас! Уже теперь они требуют от нас подчинения конституанте, в которую войдут тайные и явные предатели трудового народа!
Раздались крики сторонников и противников Ленина. Диктатор продолжал говорить.
Наконец он дошел до описания благополучия, которое воцарится в России, когда все будут работать как братья, для всеобщего блага, когда забудутся тяжелые годы рабства и угнетения; он спрашивал строго, словно поучающий детей отец:
— Неужели вы, товарищи, братья и сестры, думаете, что для вашего будущего счастья не стоит потерпеть несколько месяцев неудобств, лишений и усилий?
Разразилась буря криков:
— Да здравствует Ленин! Отец наш! Вождь! Опекун! Защитник! Веди нас за собой! Научи!
Ленин поднял голову и крикнул:
— Помните, что вы сейчас постановили. Защита страны! Работа и хлеб для армии! Отказ от конституанты, которая распалит в народе новые конфликты и наложит на крестьян невыносимые путы!
— Помним! Присягаем! — отозвались окрики.
Толпа дрогнула, приблизилась к трибуне, подхватила Ленина и, передавая его с рук на руки, вынесла из манежа. Ленин сел в автомобиль, а за ним хотел протиснуться Троцкий.
— Нет! — сказал диктатор. — Я должен переговорить с товарищем Платтеном. Он поедет со мной!..
Швейцарский интернационалист тут же сел в машину.
Ленин улыбнулся и подумал: зачем ехать с Троцким, над головой которого явно висит приговор, прозвучавший в словах еврейской делегации? Лучшей подругой смелости является осторожность.
Эти мысли были прерваны револьверными выстрелами. Их сухой треск едва пробился через шум окриков и вой, вываливавшей из манежа толпы. Сидевший рядом с Лениным Платтен ойкнул и схватился за плечо. Сквозь зажатые на рукаве пальцы сочилась кровь.
— Я ранен… — прошептал он.
Автомобиль со всей мощью рванул с места. Ленин оглянулся. В стенке автомобиля виднелись два пулевых отверстия.
— Хорошо стреляли, — подумал он, — но неточно…
Его губы искривились в пренебрежительной улыбке.
В коридорах Смольного института тут же зароилось от товарищей. Народные комиссары, представители разных организаций, комитетов и командиры преданных полков прибывали, чтобы узнать о здоровье своего вождя и подробностях покушения. Ленин всех встречал доброжелательно и весело смеялся, говоря:
— Понятия не имею, кто стрелял в меня. Расследование уже идет. Товарищ Дзержинский покажет, на что способен.
Верховный судья тем временем не появился. Телефон в его кабинете не отвечал вовсе. Отправленный за ним мотоциклист вернулся с информацией, что товарищ Дзержинского не видели в здании «чека» с самого утра. Стоявшие на внутренних постах латыши заметили его выходившим около 7-ми утра на улицу. С той поры он не возвращался.
Антонов, исполнявший обязанности коменданта дворца, усилил посты в коридорах, на лестницах и вокруг здания. Только поздно вечером Смольный выплюнул из себя посторонних людей. На верхнем этаже, где жили Ленин и другие комиссары, наступила тишина.
Диктатор сидел в своей комнате и спокойно писал статью, в которой громил буржуазию и нанятых ею убийц за намерение нанести пролетариату смертельный удар в спину. Он писал, бросая на бумагу короткие, убедительные предложения, нашпигованные кавычками, всем известными цитатами из Библии и фрагментами самых популярных, ярких и страшных сказок. Он так углубился в работу, что не услышал тихого разговора за дверями и шороха шагов ступавшего по лежавшему в комнате ковру человека. Он заметил его случайно, оторвав взгляд от бумаги, чтобы вспомнить последнюю строфу басни Крылова о «Свинье и дубе». Перед ним стоял Дзержинский. Он вбил с вои холодные глаза в облик диктатора и кривил дрожавшие губы.
— Я весь день искал вас… — сказал Ленин, улыбаясь страшно содрогавшемуся лицу Дзержинского.
