Передовой — не выслав даже дозоров — шла всего сотня конников, за ней сразу — обоз. Санные биндюхи[22] нагружены под завязку. В центре обоза, довольно основательной длины — дюжина пушек на колёсах. И только за обозом — конные и пешие сотни. Но не более тысячи.
Вот и низина. На полторы версты в поперечнике, на пару вёрст в длину. Очень удобное поле для сечи. Хмурой, почти непроницаемой стеной окружил низину лес — в основном сосна и ель. Особенно хороши для укрытия ели. За могучими нижними лапами, густо облепленными снегом, от которого ветви склонились почти до самых сугробов, наметённых позёмками, не разглядеть не то что лыжника, но даже и всадника. Зоркому глазу одно лишь может броситься в глаза: кое-где с еловых лап сбит снег, стало быть, кто-то неловко задевал эти лапы, кто-то есть в дремучем лесу.
Выехала передовая сотня по дороге на опушку, постояла, оглядывая пристально, приложив ладони ко лбам, дабы отгородить глаза от рассыпавшегося по вольным сугробам серебра солнечных лучей, заметили оголённые от снега еловые лапы и сделали для себя вывод: засада есть. Вопреки, однако, здравому смыслу всадники не повернули коней в лес, чтобы в нём укрыться и дождаться ответа воеводы с посланным к нему галопом вестником, а неспешно, вроде бы ничто их не смутило, продолжили путь; но уже через несколько саженей кони начали увязать в наметённых сугробах, с виду твёрдых, но оказавшихся не такими — тогда сотня остановилась, вроде бы решая, как двигаться дальше (хотя ими хорошо был усвоен их урок), подозвали даже для отвода глаз пяток возниц. Некоторое время делали вид, что искали подходящий вариант, после чего пустили вперёд биндюхи.
Впряжены в каждые сани по паре тяжеловозов, но даже им не без труда поддавались сугробы. Через каждые полсотни саженей меняется головной воз. Хлопотно и долго дело это идёт. Когда же голова обоза достигла центра поляны, случилась неразбериха при смене передовых саней — весь остальной обоз начал вроде бы обтекать застопорившуюся голову, но каждые сани застревали в сугробах, почти рядом друг с другом и вроде бы случайно получился довольно широкий круг.
Обоз догнала передовая тысяча. За ней — вторая. Мечебитцы спешились и начали помогать коням вытягивать возы из снежного плена. Поднялся такой гвалт, словно сошлось несколько цыганских таборов.
Мятежная черемиса и сбежавшие к ним не смирившиеся с поражением казанцы ликовали. Беззвучно, конечно. Они предвкушали новую великую победу, после которой русские войска наверняка не посмеют идти против них походом до лета, а к лету, глядишь, силы мятежников удесятерятся. Попробуй тогда одолеть их. Возродится Казань. Нет, не прежняя на Казанке, малодушная, изъявившая покорность гяурам, а новая — на Меше. Она о себе заявит ещё громче, особенно если к ней присоединится нагорная черемиса, Пермь и Вятская земля.
Бодливой корове Бог, однако, рогов не даёт. С нетерпением ждут условного сигнала мятежники. Руки у них чешутся, сердца пылают, предвкушая справедливую месть. Главари мятежа тоже не сомневаются в успехе, только они ждут, не появятся ли ещё вражеские конники. Но их нет и нет. Решают в конце концов послать тысячу к дороге, чтобы перекрыть её заслоном на случай подхода новых вражеских сил. И вот, когда прошло достаточно времени для устройства засады на дороге, прозвучала команда:
— Во имя Аллаха — вперёд!
Покатилась она спешной волной по опушкам, и дремучий лес выплеснул несчётную массу лыжников.
Но что это?! Русские не пытаются даже строиться в ряды, чтобы встретить грудью атакующих — они кинулись к биндюхам и начали стаскивать с них щиты, ловко устраивая гуляй-город. Перед пушками — китаи с бойницами.
Как не стремителен бег лыжников, но чтобы добежать до центра поляны, нужно время, а гуляй-город округляется, растёт, словно опарное тесто. Очень неожиданное действие русских, поэтому нужно спешить, нужно не дать гяурам полностью огородить себя деревянной стенкой. И никому из ведущих в атаку мятежников не приходит в голову остановить её. Пока не поздно. Отступление — ещё не разгром. Силы сохранены. Можно продолжать борьбу, ожидая к тому же поддержку и нападая неожиданно на зазевавшихся гяуров.
Нет, летят сломя голову. Благо, смазанные лыжи скользят отменно.
Даже первый залп рушниц не остановил атакующих. Даже дробосечное железо, выплюнутое с громом из пушечных стволов. Рвутся вперёд, чтобы как можно скорей приблизиться на полёт стрелы, тогда, по их пониманию, лучники тучами стрел заставят спрятаться ненавистных гостей за свои доски, остальным же лыжникам представится возможность подбежать к самим доскам и перемахнуть их. Никому тогда не дадут они спастись. Даже возницам. Подмога же осаждённым не подойдёт. Благодаря мудрости вождей, дорога перекрыта мощным заслоном.
Полное недомыслие. Андрей Курбский и его тысяцкие не лыком шиты. Засада уже давно обнаружена лазутчиками и обложена со всех сторон. Начнётся бой в центре низины, прозвучит сигнал напасть на засаду. Правда, немного не рассчитали воеводы — засада сопротивлялась чуть дольше того времени, какое определялось на её разгром, и всё же основные силы успели на помощь гуляй-городу, который отбивался уже из последних сил.
Когда сотни конников, одна за другой, начали выпластывать из леса по довольно сносно утоптанной биндюхами дороге, опомнившиеся мятежники отхлынули от гуляя и понеслись во всю прыть, как убегающие от гончих зайцы, к опушке. Увы, для них не спасительной. Отовсюду их встречали дружные залпы рушниц.
Паника — смерти подобна. Мятежников — не жалкая кучка, многие из них умелые и храбрые воины; им бы не метаться растерянно по снежным сугробам, теряя впопыхах лыжи, а встать в круг, огородившись щитами, и изготовиться к рукопашке, итог которой может рассудить только Всевышний. Вышло же так, что лишь малые группы, да и то порознь, сошлись с русскими воинами в смертельной схватке. Остальные что? Сдавались почти поголовно. Побросав сабли, колчаны со стрелами и саадаки, ложились на снег, ожидая либо лютой смерти, либо рабства.
Курбский остановил сечу, велев собрать все лыжи, отобрав их у мятежников. Много вышло. Очень много. Целый обоз нужен бы, да где его взять. Пришлось воспользоваться смекалкой посошных возниц, и выход нашёлся: теми же лыжами, повтыкав их частоколом между бортами биндюх и китаями, поднять борта. Куда как ладно. Грузи — не хочу.
— В остроге бунтарей разживёмся и санями, и новыми лошадьми, — укладывая лыжи, вслух высказал один из возниц своё сокровенное, и князь Курбский даже удивился разумности рассуждений посошника. Действительно, путь полка лежал к крепости на Меше, добраться туда следовало как можно скорей.
— Повремените укладывать лыжи, — велел он возницам, — пусть ратники себе выберут, какие ладные к ноге каждому. Остаток уложите.
Оставив тысячу конников при обозе и по дюжине от каждой сотни коноводами, всех остальных князь Курбский поставил на лыжи и приказал:
— Вам с Божьей помощью брать вражескую крепость. Сдавшихся — не сечь. Саму крепость сравняем с землёй. Я — с вами. Обоз, его охрана и коноводы обождут нас здесь.
Крепость пала без боя. Вновь князь Курбский пошёл на хитрость. Когда до крепости оставалось версты четыре, он выделил полусотню, переодев её в черемисские одежды, вооружил луками со стрелами и татарскими саблями. Кольчуги, правда, воины не сняли, поверх них надев стёганные чапаны с проложенными внутри железными пластинками, как было у многих мятежников. С надвратной вышки передовых ратников признали за своих, отворили ворота, оповестив оставшихся в крепости воинов, что явно с победой возвращаются их товарищи, воины Аллаха, домой.
Когда же воротники обнаружили обман, оказалось уже поздно. Кто успел оголить сабли, были тут же посечены, кто сдался, тех заперли в надвратной башне; затем, не дожидаясь подхода главной силы, оставив на воротах пару дюжин, начали пробираться меж густых мазанок, готовые посечь каждого встречного. Но тихо на улочках. Неужели все мятежники там, в низине, разбитые в пух и прах?
Нет. Вскоре послышались голоса. Не тревожные, скорее возбуждённо-радостные. Стало быть, на какой-то площади собрался народ.
Не ошиблись наши воины: на площади перед убогой мечетью, размером чуть больше окрестных мазанок, собралось сотни четыре мятежников совершенно безоружных и даже не в ратных чапанах. Явно вышли встречать товарищей, возвращающихся с вестью о победе.
Не рискнул сотник, командир передового обманного отряда вступить на площадь с парой дюжиной своих ратников. Мятежников, хотя и безоружных — пруд пруди. Разбегутся, поняв в чём дело, по своим мазанкам, похватают сабли, натянув ратные чапаны, пойдёт тогда потеха. Не лучше ли обождать подхода князя Курбского с основной силой. Гонец к нему уже послан.
А на площади начали возникать недоумённые вопросы: отчего же, мол, вестники о победе не спешат вознести хвалу Аллаху за полный разгром очередной рати гяуров?
