– Он откуда знает?
– У него и спроси. Он своих людей за нами ведет.
– Ни к чему. Глубоко в камыши не пойдем, а в начале, где заросли, топи быть не может.
– Да, ближе к болоту земля всегда сырой становится, появляется осока…
Дмитрий оборвал его:
– Молчи, Гришка! Смотри и слушай.
– Тишину, что ли, со мглой в обнимку?
– Хотя бы и так.
– Ладно.
Отряд приближался к камышам.
Опасность действительно находилась рядом. Три молодых ханских нукера лежали в неглубокой канаве недалеко от крепостной стены города. Это был один из сторожевых нарядов казанцев. Татары заметили отряд, когда он вышел из лощины. Шесть черных раскосых глаз внимательно смотрели на пеших русских воинов, появившихся из тьмы.
Галим, старший наряда, толкнул соседа слева и приказал:
– Юсуф, беги через потайной ход в город, к мурзе Юнусу. Скажи, у Казанки объявились урусы. Двадцать ратников. Идут к камышам.
Юсуф кивнул головой, облаченной в мисюрку, согнулся и побежал к крепостной стене.
Галим повернулся ко второму нукеру и сказал:
– Урусы не могли идти от реки пешком. Лошадей они оставили где-то рядом.
– Здесь есть только одно такое место, лощина у затона. Там можно спрятать небольшой табун.
– Ты прав, лощина!.. Подберись к ней, погляди, сколько урусов охраняют табун. Если двое-трое, то убей их. Твой глаз остер, стрелы всегда попадают в цель. Надо увести табун. Мурза узнает о лазутчиках и выведет нукеров из города, чтобы уничтожить их. Но урусы могут заметить наш отряд мурзы и попытаться бежать. Надо лишить их этой возможности. Без лошадей урусы далеко не уйдут, наши конники догонят их и перебьют как бешеных собак. Ты меня понял, Ильяс?
– Понял, Галим.
– Так иди! Гони табун к крепости.
– Я все понял.
– Да поможет тебе Всевышний!
Ильяс тоже скрылся во мгле.
Быть бы большой беде, если бы не опыт и смекалка Филимона Мухи. Когда Дмитрий прошел балку перед полем, подходящим к камышовым зарослям, Муха догнал его.
Княжич удивился его появлению и спросил:
– А ты чего тут?
– Позволь сказать!..
– Говори, коли есть что сказать.
– Есть! Татары заметили нас.
– Что? Какие татары? Мы никого не видели.
– Зато они разглядели нас.
Дмитрий повернулся к Григорию и приказал:
– Останови отряд!
Но Филимон Муха заявил:
– Не делай этого, княжич. Тогда татары поймут, что мы их тоже их заметили.
– Постой, Гришка! А ты, Филимон, говори понятней.
– Не гневайся, княжич, но я нарушил твой приказ идти единым путем.
– Почему?
– От берега поля не видно. Ночь-то какая темная!
– И что?
– Я выслал Гордея Степанова – Григорий его знает – велел ему идти поодаль от отряда, ближе к крепостной стене. Он только сейчас вернулся, сказал, что чуть было не напоролся на ханский сторожевой пост. Недалече от городской стены в канаве сидели три нукера. Они увидели отряд. Один сразу побежал к стене, а второй чуть позднее направился к лощине, где мы оставили коней. Третий, видимо, их старшой, остался смотреть за отрядом. Мыслю, тот, что рванул к городу, послан предупредить татар о нашем появлении, а второй – увести табун, чтобы мы не смогли уйти к своим.
Дмитрий резко остановился и заявил:
– У нас в лощине один конюх! Татарин легко убьет его стрелой. Тогда мы лишимся коней.
– Не о том переживаешь, княжич! Игнатия Шлягу не так просто взять. Скорее он прибьет басурманина. О конях не беспокойся. Думай о том, что впереди нас будет засада. Это, княжич, как пить дать! Татары не упустят случая разделаться с нами, если, конечно, мы им не помешаем.
– Как помешаем, Филимон?
– По закону, княжич, коль разведка обнаружена, то надо уходить обратно в стан. Причем немедля, чтобы не попасть под неприятеля.
– Что-то я не слышал о таком законе.
– Это закон жизни, княжич, на бумаге он не писан.
Дмитрий повернулся к Тимофееву и спросил:
– А ты что мыслишь по этому поводу, Гришка?
– Муха прав. Уходить надо, пока не поздно!
– Вернуться с позором?
– А коли нас тут всех перебьют или в полон возьмут татары? Уж они-то вволю над нами поиздеваются.
– Понятно! Значит, предлагаете бежать?
– Уходить, княжич, а не бежать! – заявил Муха. – Никто ничего тебе в укор сказать не посмеет. Нельзя сделать того, что выше сил человеческих.
Дмитрий неожиданно озорно взглянул на Муху, потом на Гришку и заявил:
– Да, вы правы, нельзя свершить невозможное. Но то, что нам по силам, надо делать.
– О чем ты? – удивленно спросил Григорий.
– Татары знают о нас, но нам об этом известно, так?
– Так. И что?
– Они непременно выведут отряд, чтобы нанести неожиданный, как считает их мурза, удар по нам, так?
– Так.
– Но неожиданным-то удар у татар не получится.
– И что? – продолжал задавать один и тот же вопрос Григорий.
– Да то, что мы сами можем устроить засаду татарам.
– Эка хватил! – удивился даже Муха. – Это как же так?
– Надо подумать, а пока медленно идти дальше. Тебе же, Филимон, надо отправить Гордея обратно к татарскому посту. Пусть он схватит этого старшего и сразу даст какой-то знак, махнет саблей, к примеру. Сейчас же отправь пару человек к лощине. То, что ты уверен в Шляге, хорошо, но надо точно знать, что табун на месте, да и Игнатий тоже. Этим людям быть при конях, чтобы подогнали их, куда будет потребно.
– А чего с татарином делать, который в канаве сидит? Удавить его?
– Я же сказал, схватить. Тот, кого пошлешь на пост, должен на их языке говорить. Найдется такой?
– У нас почти все, кроме самых молодых, по-татарски болтают.
– Твой человек должен связать того татарина, допросить его, узнать, откуда и сколько людей поведет мурза на наш отряд. Выведать все, что только можно, не слишком усердствуя в пытках. Особо спросить, сколько ханских отрядов гуляют вокруг города, по степи, вдоль рек, в лесу. Где у них разбиты лагеря? Как расскажет, что знает, пусть твой ратник тащит татарина к реке и догоняет отряд. Мы заберем басурманина с собой на обратном пути, как только разделаемся с отрядом мурзы. Может, и еще пленных возьмем, как повезет! С ними наши воеводы отдельно поговорят, по-свойски.
– Ну ты даешь, княжич! – с нескрываемым изумлением, смешанным с восхищением, воскликнул Филимон Муха. – Молодой, да ранний, как я погляжу. Отчаянный, весь в отца. Это надо ж такое придумать! Ты только поразмысли хорошенько, перед тем как затеять под стенами Казани кровавую игру с татарами. Да не ошибись. Слишком дорого это нам обойдется.
– Ты ступай, Филимон, и делай, что сказано. Я хорошо подумаю. Если что, то и мне придется вместе с вами смерть от татар принимать, хоть и красную, но лютую. А я пока не собираюсь помирать, меня невеста на Москве ждет.
– Да! – проговорил Муха. – Ургины такие, что старший князь, что младший. А про невесту твою мы знаем. Считай, весь посад только о том и говорил перед походом.
Филимон Муха пошел обратно. Дмитрий махнул рукой, и отряд, остановившийся на мгновение, но не нарушивший походный порядок, продолжил путь. Теперь уже ратники шли в неизвестность, ибо никто, кроме Господа Бога, не мог знать, что произойдет дальше.
В это время нукер Ильяс стремился исполнить приказ. Он, петляя, как заяц, бежал к лощине, поддерживая колчан со стрелами.
Игнатий Шляга следил за табуном, но по лощине не ходил. Он понимал, что татары могли заметить отряд, увидеть остановку разведчиков, скопление коней у затона. Они могли попытаться воспользоваться моментом и увести табун. Посему Игнатий, человек опытный, постоянно держал коней в поле зрения. Он поднялся по пологому склону и залег меж двух кустов.
Шляга сразу увидел татарина, приближавшегося к лощине, и подумал: «Вот и дорогой гостюшка! А почему один? Может, татары видели, что с табуном остался только я? Хорошо, встретим молодца как подобает, по русскому обычаю».
Игнатий достал из-за пояса нож, огляделся и затаился меж кустов. Он следил за приближением врага.
Ильяс добежал до балки и пополз к лощине. Он разглядел кусты на гребне и решил выбраться к правому из них, самому близкому. Лощина оттуда была хорошо видна. Нукер быстро дополз до намеченного места, приготовил лук, достал стрелу, наложил ее на тетиву. Потом Ильяс снял мисюрку, чтобы остаться незамеченным, и выглянул из-за гребня.
Кони стояли внизу, у реки, связанные между собой. А вот сторожа при них не было. Это удивило татарина. Он снова высунулся из-за гребня и опять никого не увидел.
– Шайтан!.. – только и проговорил он, как предчувствие угрозы, вдруг вспыхнувшее в нем, заставило нукера резко обернуться.
Ильяс и крикнуть не успел, как нож Шляги распорол ему горло. На землю из безобразной, широкой, смертельной раны толчками хлынула черная кровь. Тело задергалось в предсмертных судорогах. Кони почуяли беду, заржали, но тут же умолкли.
Игнатий осмотрелся, вытер нож и засунул его за пояс.
Тело, все еще дергавшееся, он подтащил к ближайшей канаве, бросил в нее и проговорил:
