Клеймо дьявола - Серно Вольф

Штальманн покачал головой. Он принял решение.

— Нет, не так все просто. Сами знаете, советник Леберехт, что признание, в конце концов, зависит от силы тисков. А я чувствую свою ответственность перед законом, даже если перерыв в процессе дознания и стал проблемой. Должен признаться, что до того как магистр Лапидиус изложил свои аргументы, я тоже был за возобновление допросов, но теперь я иного мнения. Я так же думаю: через пару дней все слухи быльем порастут. Пусть все идет как идет. Поживем — увидим.

И прежде чем кто-либо успел возразить бургомистру, Лапидиус торопливо спросил:

— Вам известно, где сейчас находится тело?

— Нет, — Штальманн обвел взглядом остальных присутствующих. — Или кому-то известно? Тоже нет? Ну, в таком случае, магистр Лапидиус, обратитесь с этим вопросом к Крабилю.

— Благодарю вас, господин бургомистр. — Лапидиусу не терпелось завершить разговор. — Если господа позволят, я откланяюсь.

— Да, идите, — коротко кивнул Штальманн, при этом наводя блеск на свои каменья: дыша на них и протирая рукавом. — Однако я настаиваю на том, чтобы вы о любом… э… непредвиденном происшествии безотлагательно сообщали судье Мекелю.

— Разумеется, я сделаю это. — Лапидиус поклонился. — Господа… — и быстро покинул помещение суда.

Как только он вышел, Штальманн откинулся на спинку кресла.

— Знаю, советник Леберехт, что вы хотите сказать. Вы недовольны моим решением. Но уж поверьте мне, сейчас оно наилучшее. Дальнейшее покажет.

— Ну, раз вы так считаете, — Леберехт скроил недовольную мину. — А вы не спрашивали себя, с чего это господин магистр разыгрывает из себя доброго самаритянина? За этим что-то кроется. И странно, что он проявил такой интерес к трупу, он же не знает эту женщину? Или все-таки знает? Может, они с ведьмой заодно? А может, он сам убийца? Одни вопросы! Но говорю вам, этот малый себе на уме. Надо последить за ним. Помяните мое слово!

— Хо-хо, Леберехт, теперь уж вас заносит! — Штальманну хотелось побыстрее закончить заседание. На это утро были назначены и другие дела, а он намеревался к обеду вернуться к родному очагу. — Вы сами и дали ответ: этот человек добрый самаритянин. — Он взглянул на подергивающееся веко Леберехта и поразился, сколько в советнике злобы.

— Вот уж нет, так нет, — продолжал настаивать плюгавый городской советник, — говорю вам, он только разыгрывает из себя «доброго самаритянина».

Служебная каморка стража порядка находилась в двух шагах от ратуши. На счастье, в это субботнее утро торговцы не заполнили площадь, поскольку был не рыночный день, и Лапидиус мог без помех прошагать по Гемсвизер-Маркт. Противоречивые чувства обуревали его. Одно было несомненно ясно: того, чтобы вылечить Фрею Зеклер, далеко не достаточно — куда важнее доказать ее невиновность.

Крабиль, широко расставив ноги, развалился за шатким столом и оживленно болтал с толстой дамой, сидевшей к Лапидиусу спиной. Перед ним были разложены хлеб и копченый угорь, лакомые кусочки, на которые он жадно налегал. Пояс на штанах он для вящего удобства развязал. Как раз сейчас он поймал, зажав ляжки, упавший кусок угря и отправил его в рот.

Лапидиус подумал о том, как легко этот прожорливый рот поставил Фрею Зеклер под подозрение в колдовстве и убийстве, и решил наплевать на церемонии.

— Я прямо с городского совета, — сказал он, намеренно прерывая беседу и не обращая внимания на время завтрака. — Где неизвестная, чье тело нашли на рыночной площади?

Начальник стражи вздрогнул. Следующий кусок угря, уже нацеленный в рот, вернулся восвояси.

— Э… Ах, это вы, магистр.

Женщина, с которой ворковал Крабиль, обернулась. Это была Аугуста Кёхлин.

— Я пойду, Крабиль, — сказала она, смерив Лапидиуса злобным взглядом.

— Да, иди. — В голосе начальника стражи слышалась интимность. Он уже оправился от испуга. Будто случайно его рука прошлась по увесистому заду жены рудокопа.

— Где неизвестная с рыночной площади? — повторил свой вопрос Лапидиус.

Крабиль старался сохранить лицо.

— Ну… это… — он пытался собраться с мыслями. — Я велел доставить труп могильщику. На кладбище.

— А что-нибудь новое выяснилось о ее смерти?

— Н-нет, ничего.

— Спасибо.

Не попрощавшись, Лапидиус покинул здание вахты и отправился на кладбище.

Когда чуть погодя он оказался там, пришлось вначале как следует оглядеться. Прошло немало времени, прежде чем он нашел жалкий клочок земли для погребения бедняков. Свежий холм и равномерно взлетающая из земли лопата указали Лапидиусу, где работал могильщик. Он подошел к могиле:

— Привет тебе, добрый человек. Как тебя зовут?

Из могилы глянул вверх сморщенный человечек с головой черепахи.

— Кротт, господин.

— Хорошо, Кротт, я хотел бы узнать, где нашла последний приют мертвая с площади.

— Мертвая с площади? Дак она надысь в часовне была.

Лапидиус проследил взглядом за лапищей Кротта, указующей на каменную церквушку за рядом елей.

— Спасибо. Я бы хотел осмотреть труп.

— Не-е, господин, это не гоже.

— Почему? — Лапидиус, который уже двинулся в путь, остановился.

— То бишь непошто. Медикус уж сделал.

— Ах, вон оно что, — Лапидиус вытащил монетку и бросил ее Кротту в могилу. — И все-таки я бы осмотрел тело еще раз.

— О-о, спасибочки, господин. Будь по-вашему, господин. — Могильщик привычным жестом попробовал монету на зуб, прежде чем спрятать ее. Лапидиусу бросилось в глаза, что во рту у него и осталось-то чуть ли не два гнилых зуба.

— И совсем не обязательно рассказывать каждому, что я намерен сделать, правда, Кротт?

— Ясно дело, господин, — могильщик понимающе ухмыльнулся.

Всего в несколько широких шагов Лапидиус добрался до часовни. Навстречу ему пахнуло холодом и сыростью. К ним примешивались запахи ладана и плесени. Тело лежало на каменной плите, укрытое простым полотнищем. Позади находился небольшой алтарь, на котором виднелись латунная кропильница и две свечи. Справа и слева от Лапидиуса стояли ветхие трухлявые скамьи. Какой-то добрый человек, наверное, Кротт, положил на грудь умершей букетик подснежников.

Лапидиус с содроганием приступил к тому, что собирался сделать, но это было необходимо. Он отложил цветки в сторону, отвернул с лица полотнище — и оцепенел.

Прямо перед его глазами зияли кровавыми дырами пищевод, трахея и множественные кровеносные сосуды — они торчали из открытой раны как обрезанные трубки. Голова была отрезана почти полностью и торчала под неестественным углом к плечам, будто какой-то анатом проводил здесь свои изыскания.

Лапидиус анатомом не был. Его чуть не вырвало. Пришлось несколько раз проглотить поднимающуюся тошноту, пока он смог приладить голову в правильное положение. Стало ясно, что причиной смерти стало перерезанное горло. Неизвестная потеряла много крови. Щеки, подбородок и грудь были густо замазаны засохшей кровью — фон, на котором буквы на лбу выглядели еще мирно.

Лапидиус вытер руки покрывалом и снял его с трупа полностью. Он принялся обыскивать одежду. Когда ему попались несколько крестиков, он понял, что речь шла не о разбойном нападении.

Изверг, который сотворил такое, в деньгах не нуждался.

Лапидиус обследовал дальше. Ему стоило немалого мужества задрать юбку умершей, чтобы осмотреть наружные половые органы. Но он заставил себя. Результат соответствовал его подозрениям. Женщина была изнасилована. Следы засохшей спермы не оставляли сомнений. Потрясенный Лапидиус принялся осматривать руки, ноги и туловище. Здесь не было ничего необычного. Тут и там небольшие ссадины и синяки, которые можно заработать себе повседневно.

Руки в мозолях и трещинах — рабочие руки. Ногти обломанные и неухоженные, под них набилась грязь, однако — как Лапидиус с удивлением отметил — никаких кусочков кожи, которые обязательно должны бы присутствовать, когда женщина, царапаясь, отбивается от насильника.

С трудом он перевернул тело на живот, чтобы обследовать спину. И тут же ему бросилось в глаза нечто странное: круглые красноватые утолщения разной величины. Гематомы. Они образовывали некий рисунок, напоминавший пятерку на игральной кости. Выглядели бугры отвратительно, но не они привели к летальному исходу.