Генриху еще никогда не приходилось становиться свидетелем того, как Диана теряет самообладание. Но теперь, охваченный ужасом, он видел, как это происходит. Дьявольская рожа на ее щеке вздрогнула и исказилась.
– Закрой пасть, дура! – прошипела она.
Но Александра не дала сбить себя с толку.
– Держу пари, что рейхсканцлер даже не догадывается о вашем существовании. Что вы сделали со своей сестрой? Почему она стала безвольным орудием в ваших руках?
Внезапно у Генриха появилось видение, от которого он содрогнулся. Это было воспоминание. Он увидел себя в возрасте, восьми лет. Он стоял возле одной из иногда высыхающих летом колодезных шахт на площади в центре деревни и заглядывал внутрь. Колодец казался бесконечным. Другие мальчики охотно уступили ему место – он был сыном землевладельца. Всех интересовал один вопрос: удастся ли человеку выжить, если он свалится в колодец. Генрих выступал за то, что выжить нельзя, но другие осторожно возражали ему. Генрих огляделся вокруг. Один из мальчиков был сыном школьного учителя. Весной он нашел птенца со сломанным крылом и вырастил его. Птица так и не научилась пользоваться покалеченным крылом, но она всюду прыгала за своим спасителем, чирикала и спала ночью на тонкой деревянной жерди рядом с его постелью. Сын школьного учителя держал птицу в одной руке и гладил ее другой.
Генрих схватил этот комок перьев, прежде чем кто-то успел среагировать. Он вспомнил, как заявил: «Мы это сейчас узнаем!». Его голос, звучащий сейчас в мозгу Генриха, был глубоким и искаженным прошедшими годами, как будто доносился из шахты колодца. Он увидел объятое ужасом лицо сына школьного учителя и почувствовал неистовый стук маленького птичьего сердца в своей ладони. Он вспомнил отчаянное чириканье, становившееся все тише по мере того, как птица падала все глубже в колодец, вспомнил ощущение от прикосновения острых коготков к своей ладони и барабанную дробь сердечка. Он вспомнил, как другие мальчики пораженно ахнули, забормотав: «Да он с ума сошел!» и «Вот дерьмо!» Он же пристально посмотрел на сына школьного учителя и спросил: «Так как, по-твоему, умник, она мертва?» Мальчик посмотрел на него полными слез глазами, и на его лице расплылся страх стать следующим, кого сбросят вниз. Заикаясь, он ответил: «Я думаю, она мертва». Из колодца донеслось совсем тихое вопросительное чириканье маленькой птицы, которая уже второй раз звала на помощь своего спасителя. Птицы были легкими и падали медленно, но они быстро умирали. Уже на следующий день чириканья не было слышно.
Позже сын школьного учителя принес в деревню старую печатную машинку, отремонтировал ее и предложил свои услуги. Старый Генрих, отец Геника, заставил его печатать свои бессвязные провокационные памфлеты против кайзера. Молодой человек выполнил это с точно таким же выражением лица, как тогда, у колодца. Однако кайзеру памфлеты забавными не показались, и Генрих-старший поклялся под присягой, что не имеет к ним никакого отношения и что эта идея вызрела в навозном мозгу печатника. Печатника повесили. К тому времени Геник был уже в Париже, но когда он услышал об этом, то спросил себя, не оставалось ли на лице у трупа проклятого глупца, раскачивающегося на виселице, жалко выражение полной покорности судьбе, пока вороны не скле вали его.
Видение длилось не дольше одного мгновения. В следующий миг женщина с дьявольским пятном вскочила с пола и бросилась к Александре. Генрих встал между ними.
– Все вон отсюда! – закричала она. – Исчезните! Я – Кассандра де Лара Уртадо де Мендоса, дочь Марии де Лара Уртадо де Мендоса, хозяйки Пернштейна. Теперь я хозяйка Пернштейна – а завтра мне будет принадлежать весь мир. Исчезните! Все вон отсюда!
Она размахивала кулаками и теснила Александру, Филиппо и Генриха к двери.
– Нет! – воскликнул Генрих. – Подождите!
– Исчезните! Вы – отбросы! Вы – черви! Все вон отсюда!
Припадок придал ей удивительную силу. Она вытолкала их всех троих за дверь и захлопнула ее. Генрих услышал, как заскрежетал засов. В его голове вращался дикий калейдоскоп. Он видел родимое пятно на ее лице – оно выглядело ужасно. Но в то же время что-то ликовало в его сердце. Он всегда считал ее идеальной, а теперь выяснилось, что она не идеальна. Он считал ее кристаллом, многогранным, прозрачным и безжалостно твердым. Однако в конце концов оказалось, что она, как и все остальные люди, всего лишь кусок угля, который был сформирован давлением и внешними силами, возможно получив чуть более отшлифованные грани, чем большинство, но при этом оставался таким же непрозрачным и полным теней. Она больше не превосходила его. Она даже rie осмелилась открыть ему свое истинное лицо. Он должен был бы ужаснуться, растеряться, потерять доверие к ней, запутаться и испытать гнев, но вместо этого по его телу только пробегала попеременно то холодная, то горячая волна дрожи.
Он внимательно прислушался к неясным звукам за дверью и понял, что она плачет.
Александра покачала головой. Девушка была бледна, однако быстрее всех оправилась от неожиданности. На ее лице застыло презрительное выражение. В этот момент Генрих ненавидел ее так, как никогда прежде. Теперь он знал: все его намерения относительно этой особы были абсолютно правильными. Он развернулся и с силой ударил Александру кулаком. Голова девушки, описав полукруг, стукнулась о стену. В следующее мгновение она начала медленно сползать по стене. Он схватил Александру за бедра и, высоко подняв ее, понес прочь – так быстро, как только мог. Она бормотала что-то, наполовину бессознательно.
Филиппо настиг его, когда он уже обмотал веревкой шею Александры и подтащил ее к перилам деревянного моста, ведущего к центральной башне.
– Что вы делаете? – спросил Филиппо, широко раскрыв глаза.
Генрих не удостоил его и взгляда. Все было совсем просто. Чертовски просто. Диана была идеальна, а Кассандра – нет. Дианы больше не было, вместо нее явилась Кассандра. Кассандра, которая внезапно оказалась уязвимой. Он же, напротив, выполнил все задания, которые она поручила ему. Он выдержал все проверки. Ему осталось лишь одолеть Киприана, одержать победу, в которую она не верила, – и тогда чаша весов окончательно опустилась бы в его пользу. Они поменялись бы ролями: он стал бы повелителем, а Кассандра получила бы роль, которую раньше всегда приходилось играть ему. Богиня, избравшая смертного в товарищи по играм, и смертный, собственными силами поднявшийся до уровня божества.
Поединок! Все должно закончиться поединком. Он должен уничтожить Киприана на глазах у Кассандры. Киприан будет бороться, стоит ему только увидеть награду: собственную Дочь, распростертую на перилах, с веревкой вокруг шеи, на которой она повиснет, если пошевелит хотя бы пальцем. Киприан наверняка попытается спасти ее любой ценой, а Генрих позаботится о том, чтобы он не смог получить награду. Грудь его вздымалась. Если бы Генрих мог видеть свое лицо он вряд ли узнал бы себя.
– Вы с ума сошли! Она же так повесится.
– Катись отсюда, под, – бросил ему Генрих и продел веревку в наручники Александры, чтобы связать ей запястья за спин ой.
– Прекратите!
Только благодаря неожиданности священнику удалось схватить Генриха за плечо, развернуть его и, размахнувшись, с силой съездить ему по подбородку. Мир перед глазами Генриха сжался в маленькую точку; от боли, волной прокатившейся по телу, у него подогнулись колени и он сел на пол. Когда он потряс головой, то услышал свой собственный стон.
Филиппо пытался сдернуть Александру с перил и одновременно возился с веревкой вокруг ее шеи. Генрих, шатаясь, встал на ноги и, еще не выпрямившись до конца, врезался головой в священника. Тот был худым и почти ничего не весил. Сила разбега Генриха помогла ему поднять Филиппо высоко в воздух и положить его на перила. Он увидел широко раскрытый рот и изумление в глазах священника, а также беспомощно хватающие воздух руки. В смертельном страхе Филиппо крепко вцепился в одежду Александры и потащил ее за собой. Генрих, не задумываясь, бросился вперед и схватил девушку за плечи и бедра. Его тоже чуть было не вынесло за перила, и он охнул, когда из-за резкого рывка у него чуть было не выбило суставы. Филиппо, держась обеими руками за юбку Александры, висел над пропастью. Генрих прижимал девушку к себе, как страстный любовник. Он знал, что не сумеет держать ее и Филиппо дольше, чем несколько мгновений.
Он пораженно всматривался в разверзшуюся пропасть за спиной Филиппо. Веревка, которая затянется на шее Александры, если его хватка ослабеет, царапала Генриха по щеке. Александра стонала и мотала головой. Материя, из которой была сшита ее одежда, начала рваться. Генрих смутно подумал, что Филиппо Каффарелли не выдержал испытания.
Взгляд Филиппо встретился с его взглядом. Генрих испытал настоящий шок, увидев, что в глазах священника не было ненависти, а лишь понимание – и облегчение. Пальцы Филиппо разжались, и он полетел в пустоту, чтобы через миг удариться о землю и остаться лежать там, неловко вывернув руки и ноги. Глаза его все еще были открыты, но теперь они смотрели мимо Генриха – в тот мир, о котором только абсолютные идиоты думали, что он ожидает человека после смерти. Генрих хотел заорать ему вслед: «Неужели ты думаешь, что твои прегрешения теперь прощены, глупец?» – но сдержался.
