– Осталось всего два дня пути до моря, – настаивали вожди, явившись без зова в шатер Святослава. – Зачем прогоняешь нас? Мы пойдем за тобой, как раньше шли!
…Застыли в боевом строю русские дружины, повернувшись спиной к морю, а лицом к печенежским станам, которые черными островами стояли среди бурой степи и угрожающе гудели, готовые силой поддержать требования своих вождей…
Князь Святослав убеждал вождей повернуть коней на север, где в степях остались стада и табуны разбитых хазарских беков, где уже не нужно будет сражаться, но только брать добычу.
– Вы степные люди, и ваше место в степях, – говорил князь. – Оставайтесь мне друзьями и союзниками. Только в степях не пересекутся наши дороги, и будет между нами мир, как сейчас. По нраву ли степным наездникам штурмовать каменные крепости? Если хотите попробовать – берите Саркел, там хранятся богатства хазарского царя!
А русские дружины продолжали стоять под палящим солнцем, и воеводы только ждали знака, чтобы силой оружия разметать печенегов и вынудить их к отступлению. Грозная картина готового к битве войска убеждала печенежских вождей лучше, чем самые изощренные речи. В шатер вползали на коленях слуги вождей, что-то шептали, опасливо поглядывая на предводителей русского войска. И вожди смиряли свой задор, начинали говорить просительно, уже не настаивая на совместном походе к морю. Пусть только князь руссов справедливо разделит прежнюю добычу. Такой исход устраивал князя Святослава, и он согласился отдать печенегам треть коней и пленников.
Вожди посчитали это за удачу и разъехались по своим станам удовлетворенные.
Ночь после переговоров была тревожной. Дружинники не расседлывали коней и не снимали доспехов, готовые отразить нападение: от печенегов можно было ждать любого вероломства. Но когда над степью поднялось багровое солнце, на месте печенежских станов остались лишь черные пятна остывших кострищ да вытоптанная копытами трава. Печенеги ушли. Конные разъезды, поехавшие следом за ними, сообщали князю, что уже на два дня пути нет ни одного печенежского всадника.
А в городе Тмутаракани уже разгоралось пламя мятежа. По темным улицам, прячась от стражи, перебегали закутанные в плащи люди. Из-за саманных заборов слышался скрежет стали о точильные камни. В храм Иоанна Предтечи собрались городские старейшины – не только христиане, но и мусульмане, иудеи и люди совсем непонятных религий, которые они привезли из дальних стран вместе с товарами, краснолицыми рабами и диковинными животными. Ненависть к хазарам объединила всех. Приукрашенные щедрой людской молвой рассказы о непобедимости русского войска вселяли уверенность, а обнадеживающие слова тайных послов, возвратившихся от князя Святослава, порождали надежды на выгоды свободной торговли. Алчным огнем загорались глаза купцов, когда они узнали о намерении Святослава продать в Тмутаракани и Корчеве несметную добычу хазарского похода: степных скакунов, пленников, драгоценности Кагана и царя, меха и шелк из караван-сараев Итиля, аланское кованое серебро…
Тмутараканский тадун, извещенный соглядатаями о недовольстве горожан и напуганный приближением русского войска, решил покинуть город. Из цитадели выехали всадники с факелами в руках. Хазары швыряли факелы на крыши домов, убивали жителей, пытавшихся тушить пожары. Сплошное зарево поднялось над городом.
Навстречу русскому войску поскакали, загоняя насмерть коней, гонцы от старейшин гибнувшего города: "Спаси, князь! Поспеши к Тмутаракань!"
Но русское войско опоздало. Хазарский гарнизон успел погрузиться на суда и переправиться на другую сторону пролива, в город Корчев, где тоже была цитадель и тоже сидел хазарский тадун. Князя Святослава встретили толпы рыдающих тмутараканцев в прожженных одеждах, с набухшими от крови повязками на свежих ранах. Воздевая руки к небу, они проклинали хазар.
Многие изъявили желание тут же взяться за оружие и помочь руссам изгнать хазарского тадуна из Корчева.
Через пролив переправилась отборная дружина воеводы Свенельда, но и ей не пришлось участвовать в штурме. Вооруженные горожане со всех сторон окружили Корчев, привезли камнеметные машины и множество лестниц. С отчаянной храбростью горожане штурмовали цитадель и взяли ее. К вечеру ни одного живого хазарина не осталось в Корчеве. Не осталось и мертвых: тела хазар были сброшены в городской ров на съедение бродячим псам. Отрубленные головы двух хазарских тадунов – тмутараканского и корчевского – привезли князю Святославу…
Руссы, не приближаясь к огнедышащим стенам Тмутаракани, разбили свои станы в окрестных селеньях и в садах, которых много было возле города.
Омывали усталые, растертые кольчугами до кровавых ссадин тела в ласковых водах Сурожского моря. В огромных количествах поглощали вареную баранину и фрукты, принесенные благодарными тмутараканцами. Как будто не на чужбину, а в родную землю пришло войско. Наступило время отдохновения от ратных трудов, время пиров и мирной торговли. Тмутараканские и корчевские купцы, еще вчера с яростными воплями карабкавшиеся на стены цитадели, теперь звенели серебром в кожаных кошелях, раскидывали перед восхищенными дружинниками драгоценные греческие паволоки, щедро наливали в кубки темное вино из узкогорлых амфор.
Архонт руссов Святослав вышел к Босфору Киммерийскому, благоденствие херсонской фемы зависит лишь от его доброй воли!..
Железнобокая конница эмира северных народов Святослава в неделе пути от кавказских перевалов, и некому преградить ей дорогу в пределы халифата!..
Конунг Святослав собирает ладьи, и скоро все море станет опасным для варяжских торговых караванов!..
Святослав выбирает, на кого обрушить меч!..
Святослав, Святослав, Святослав…
Грозное имя русского князя звучало осенью 965 года на многих языках, его произносили то с тревогой и ненавистью, то с восхищением и надеждой, но никогда равнодушно. Князь Святослав казался живым воплощением могучей силы, которая разнесла вдребезги обветшавшее здание Хазарского каганата.
Вожди кочевых племен и наместники земледельческих областей, стратиги византийских фем и императорские сановники, мусульманские визири и прославленные полководцы арабского халифата ловили слухи о князе Святославе, подсылали соглядатаев, составляли про запас хитроумные посольские речи, готовили караваны с богатыми дарами на случай мира и войско на случай войны. Но больше всего их интересовал сам русский князь, неожиданно вознесшийся на вершину воинской славы. Они расспрашивали очевидцев хазарского похода о словах и делах Святослава, прикидывали, как использовать его возможные слабости, чтобы повернуть дело себе на пользу.
Даже за внешней простотой, которой, по слухам, отличался предводитель руссов, подозревали какой-то особый, пугающий своей непонятностью, скрытый смысл. Гадали, к какой религии склоняется князь, ибо не может правитель огромной страны довольствоваться никому не ведомыми языческими идолами.
Делали многозначительные выводы из милости князя к тмутараканским христианам, а потом недоумевали, почему купцы-мусульмане тоже хвалят Святослава. Казалось, все взяли на заметку и разложили в удобном для себя порядке многоопытные вершители государственных дел, даже то, что князь Святослав молод, очень молод – в лето хазарского похода ему исполнилось всего двадцать три года. А это возраст, когда чувства еще властвуют над разумом, когда не хочется терпеливо распутывать жизненные узлы и рука сама тянется к мечу, чтобы одним взмахом разрубить их, когда горячая голова подсказывает дерзкие и опрометчивые решения…
Представлялось вероятным, что юный предводитель руссов через Босфор Киммерийский войдет в сказочно богатую Таврику, где среди вечной зелени нежатся на берегу теплого моря белые города, где сады отяжелели от фруктов, а несчитанные отары овец сползают по горным склонам в долины.
Разве можно удержаться при виде такого незащищенного богатства? А то, что богатства Таврики сами упадут в руки князя Святослава, было ясно каждому.
Не херсонский же стратиг со своими обленившимися латниками может остановить неистовых руссов! Вот когда византийский император пришлет триеры с войском, тогда начнется настоящая война. Но произойдет это не скоро, вероятнее всего, после зимних штормов, и войско князя Святослава успеет насладиться благодатным покоем и щедрыми дарами Таврики. Способен ли юный правитель варварской страны заглянуть далеко вперед, чтобы уяснить грядущие опасности? Устоит ли перед опрометчивыми советами варягов, которых, по слухам, много в его войске и которые жаждут только добычи?
Таврический путь князя Святослава казался единственно возможным и даже неизбежным, как ливень, который следует за черной тучей…
Но они ошибались, эти многомудрые мужи, угадыватели чужих мыслей и похитители чужих тайн, и причина их ошибки коренилась в непонимании самой с у т и хазарского похода. К Босфору Киммерийскому пришел не лихой стяжатель военной добычи, но предводитель войска великой державы, и его стремительный бросок на Хазарию был лишь началом единого сабельного взмаха, который прочертит по карте Восточной Европы широкий полукруг от Каспия до Дуная. Князь Святослав мыслил иными масштабами, чем предводитель хвалынского похода Свенельд или его отец Игорь Старый, мечты которого не простирались дальше военной добычи, даров византийского императора и выгодного торгового договора. Не о сиюминутной выгоде думал Святослав, остановивший войско на пороге беззащитной Таврики, но о будущих великих походах.
