Тем не менее, он был наследником славной истории. С 632 до 833 года, на протяжении двух веков после смерти Пророка, его преемники, калифы, были духовными и светскими лидерами огромной империи, простиравшейся от реки Инд на востоке до Пиреней на западе и даже достававшей порой до долин Роны и Луары. Династия Аббасидов, к которой принадлежал аль-Музтазхир, сделала Багдад городом Тысячи и одной ночи. В начале IX столетия, во время правления его предка Гарун аль-Рашида, калифат был самым сильным и самым богатым государством мира, его столица была центром самой развитой цивилизации на планете. В ней были тысячи врачей, огромное число бесплатных больниц, регулярная почтовая служба, несколько банков (некоторые из которых имели филиалы за границей вплоть до Китая), отличную систему водоснабжения, совершенную канализацию и бумажную фабрику. Действительно, как раз в Сирии западные пришельцы, которые до прихода на Восток использовали только пергамент, научились искусству изготовления бумаги из соломы.
Но в то кровавое лето 1099 года, когда аль-Харави пришёл, чтобы рассказать в диване аль-Музтазхира о падении Иерусалима, этот золотой век был давно позади. Гарун аль-Рашид умер в 809 году. Через четверть века его преемники утратили всякую реальную власть. Багдад был разрушен, а империя распалась. Остался только миф об эре единства, величия и процветания, навсегда оставшийся в мечтах арабов. Хотя Аббасиды продолжали оставаться на вершине власти ещё четыре века, фактически они больше не правили. Они были всего лишь заложниками в руках их турецких или персидских солдат, которые могли менять суверенов по своему хотению, часто прибегая, по ходу дела, к убийствам. Чтобы избежать этой участи, большинство калифов отказывалось от политической активности. Заточённые в свои гаремы, они предавались исключительно наслаждениям жизни, становились поэтами или музыкантами и коллекционировали грациозно-благоухающих рабынь.
Глава правоверных, воплощавший собой арабскую славу, стал теперь живым символом её упадка. Аль-Музтазхир, от которого беженцы Иерусалима ожидали чуда, был типичным примером этой породы ленивых калифов. Даже если бы он и захотел, он не смог бы прийти на помощь святому городу, ибо его личная гвардия состояла из нескольких сотен евнухов, чёрных и белых. Нельзя сказать, что в Багдаде не хватало солдат. Тысячи их бесцельно слонялись по улицам, часто пьяные. Чтобы защитить себя от непрекращающегося мародёрства, жители были вынуждены каждую ночь блокировать доступ в жилые кварталы, сооружая громоздкие баррикады из дерева и железа.
Разумеется, эта чума в мундирах, чей систематический грабёж приводил рынки в упадок, не подчинялась приказам аль-Музтазхира. Ведь Багдад, как и все другие города мусульманской Азии, попал под власть сельджукских турок ещё сорок лет назад. Правитель столицы Аббасидов, молодой султан Баркиярук, двоюродный брат Кылыч-Арслана, был теоретически сюзереном всех князей этого региона. Но на самом деле, каждая провинция сельджукской империи была практически независима, и все члены правящей семьи были поглощены своими династическими разборками.
В сентябре 1099 года аль-Харави покинул столицу Аббасидов, так и не сумев увидать Баркиярука, поскольку султан пребывал в северной Персии, проводя кампанию против своего брата Мохаммеда. Война оборачивалась не в пользу Баркиярука, и в середине октября Мохаммед сам занял Багдад. Но это не положило конец абсурдному конфликту. На глазах изумлённых арабов, которые уже отказывались что-либо понимать, борьба принимала прямо-таки пародийный характер. В январе 1100 года Мохаммед поспешно бежал из Багдада, и Баркиярук с триумфом вступил в столицу. Но ненадолго, ибо весной он вновь потерпел поражение и только после годичного отсутствия вернулся в апреле 1101 года со значительными силами и сокрушил своего брата. Вновь его имя было произнесено во время пятничной молитвы в столичной мечети, но в сентябре ситуация снова изменилась на противоположную. Разбитый коалицией двух своих братьев, Баркиярук, казалось, навсегда выбыл из борьбы. Но не тут то было. Несмотря на поражение, он упрямо вернулся в Багдад и завладел им на несколько дней, будучи вновь изгнан в октябре. Но и это отсутствие было кратким: достигнутое в декабре соглашение вернуло город под его власть. Контроль над Багдадом переходил из рук в руки восемь раз за три года: в среднем новый правитель появлялся у города каждые сто дней. И это в то время, когда западные пришельцы укрепляли свою власть на захваченных территориях.
«Султаны не договорились друг с другом, — писал аль-Асир в своём сочинении, являющим собой образец выдержанности, — и именно поэтому франки сумели захватить страну».
Часть вторая
Оккупация (1100–1128)
Всякий раз, когда франки овладевали одной крепостью, они нападали на другую. Их власть продолжала возрастать, пока они не захватили всю Сирию и не изгнали мусульман из этой страны.
Факр аль-Мульк Ибн-Аммар, правитель Триполи.
Глава четвёртая
Две тысячи дней Триполи
После стольких, следующих друг за другом поражений и стольких разочарований, три неожиданные новости, достигшие Дамаска летом 1100 года, породили немало надежд. Об этом говорили не только среди поборников ислама в окружении кади аль-Харави, но и на рынках, под аркадами деловых рядов, где продавцы шёлка, золотой парчи, камчатного белья и драгоценной утвари, сидя в тени виноградных лоз, передавали от лавки к лавке через головы проходящих благоприятные известия.
В начале июля — первый, вскоре подтвердившийся слух: старый Сен-Жиль, который никогда не скрывал своих намерений относительно Триполи, Хомса и всей центральной Сирии, неожиданно отплыл в Константинополь вследствие конфликта с другими вождями франков. Говорили по секрету, что он уже не вернётся.
В конце июля пришла вторая, ещё более важная новость, распространившаяся за несколько минут от мечети к мечети, от улицы к улице. «Во время осады города Акры Годфруа, властитель Иерусалима, был поражён стрелой, которая убила его», — сообщает Ибн аль-Каланиси. Поговаривали также об отправленных фруктах, которыми некий благородный палестинец угостил франкского вожака. Некоторые полагали, что смерть была естественной, ввиду эпидемии. Но публике больше нравилась версия дамасского хрониста: Годфруа погиб от рук защитников Акры. Не свидетельствовала ли эта победа, пришедшая через год после падения Иерусалима, что ветер начал дуть в другую сторону?
Это впечатление ещё больше усилилось, когда несколькими днями позже стало известно, что Боэмонд, самый грозный из франков, только что угодил в плен. Победил же его Данишменд Мудрый. Как и три года назад, во время сражения за Никею, турецкий вождь осадил армянский город Мелетию. «Узнав об этом, — пишет Ибн аль-Каланиси, — Боэмонд, царь франков и владыка Антиохии, собрал своих людей и выступил против армии мусульман». Это было рискованное предприятие, поскольку чтобы достичь осажденного города, командиру франков нужно было неделю ехать верхом через горную местность, находившуюся прочно в руках турок. Осведомлённый о его приближении, Данишменд устроил засаду. Боэмонд и пятьсот сопровождавших его рыцарей наткнулись на плотину стрел, которые обрушились на них в узком проходе, где они не могли развернуться. «Бог дал победу мусульманам, которые убили большое число франков. Боэмонд и несколько его спутников попали в плен». Закованных в цепи, их увезли в Никсар, на север Анатолии.
Последовательное устранение Сен-Жиля, Годфруа и Боэмонда, трёх главных участников франкского вторжения, казалось прямо-таки знаком свыше. Те, кто были устрашены кажущейся непобедимостью воинов Запада, воспряли духом. Не пора ли нанести им решающий удар? По крайней мере один человек желал этого страстно. Это был Дукак.
Кто мог отрицать, что молодой князь Дамаска являлся ревностным защитником ислама? Разве он не доказал в полной мере во время битвы у Антиохии, что он готов покинуть своих для служения общим интересам? Правда, этот представитель рода сельджуков лишь весной 1100 года вдруг открыл для себя необходимость войны с неверными. Один из его вассалов, вождь бедуинов на плато Голан, жаловался на неоднократные набеги франков из Иерусалима, отбиравших его урожай и похищавших его стада. Дукак решил утихомирить их. В один из майских дней, когда Годфруа и его правая рука, племянник Боэмонда Танкред, возвращались со своими людьми после особо удачного набега, их атаковала армия Дамаска. Отягощённые добычей, франки оказались не в состоянии вступить в бой. Они предпочли удрать, оставив множество убитых. Сам Танкред спасся чудом.
