— Что-нибудь уже нашел? — спросил мальчик.
— Очень немного.
— Совсем ничего?
— Ну, я нашел тебя, — помолчав, ответил Бруно.
Глядя на мальчика, он раздумывал, не спросить ли его, почему он такой унылый, но опасался, что вопрос прозвучит слишком грубо. Бруно знал, что некоторые люди, когда им грустно, не любят расспросов; иногда они сами все выкладывают, а бывает, молчат месяцами, и Бруно решил тщательно взвешивать свои слова. Его экспедиция увенчалась успехом: наконец-то он беседует с человеческим существом, обитающим по ту сторону ограды, и будет обидно, если он упустит удачу, спугнув мальчика.
Бруно сел на землю по свою сторону ограды, скрестил ноги, подражая новому знакомому, и пожалел, что не захватил с собой шоколадки или булки, которые можно было бы съесть на двоих.
— Я живу в доме по эту сторону ограды, — сказал Бруно.
— Да? Я как-то видел тот дом на расстоянии, но тебя там не заметил.
— Моя комната на втором этаже, продолжал Бруно. — Оттуда очень хорошо видно вашу территорию. Меня зовут Бруно, между прочим.
— А меня Шмуэль, — представился мальчик.
Бруно скорчил гримасу, не будучи уверен, правильно ли он расслышал.
— Как, ты сказал, тебя зовут?
— Шмуэль, — повторил мальчик таким тоном, словно в его имени не было ничего необычного. — А как, ты сказал, тебя зовут?
— Бруно.
— Никогда не слыхал такого имени, — признался мальчик.
— И я тоже никогда не слыхал имени Шмуэль, — подхватил Бруно. — Шмуэль, — повторил он. — Мне нравится, какой получается звук, когда его произносишь. Будто ветерок подул.
— Бруно, — радостно закивал мальчик. — Мне тоже нравится твое имя. Будто кто-то растирает ладонями руки, чтобы согреться.
— Я еще не встречал человека по имени Шмуэль.
— По эту сторону ограды Шмуэлей полно, — сказал мальчик. — Сто или тысяча. Я бы хотел, чтобы у меня было имя, какого ни у кого нет.
— Но я и никогда не встречал человека, которого бы звали Бруно. Кроме себя самого, конечно. Наверное, я один такой.
— Тебе повезло, — заметил Шмуэль.
— Думаю, да. Сколько тебе лет?
Шмуэль ответил не сразу, сначала он пошевелил пальцами, словно высчитывая свой возраст.
— Девять, — не без удовольствия произнес он. — Я родился пятнадцатого апреля тысяча девятьсот тридцать четвертого года.
Бруно изумленно уставился на него:
— Что ты сказал?
— Я родился пятнадцатого апреля тысяча девятьсот тридцать четвертого года.
Глаза Бруно широко раскрылись, а рот сложился буквой О.
— Не может быть.
— Почему? — слегка обиделся Шмуэль.
— Нет, — Бруно затряс головой, — я тебе верю. Но я ужасно удивлен. Потому что я тоже родился пятнадцатого апреля. В тысяча девятьсот тридцать четвертом году. Мы родились в один день!
Шмуэль задумался.
— Значит, тебе тоже девять.
— Да. Разве это не странно?
— Очень странно. Может, по эту сторону ограды и сотни Шмуэлей, но я не видел здесь никого, кто бы родился в один день со мной.
— Мы как близнецы, — сказал Бруно.
— Есть немного, — согласился Шмуэль.
Бруно вдруг страшно обрадовался. Ему вспомнились Карл, Даниэль и Мартин и то, как весело им было вместе в Берлине, и тут он понял, до чего же одиноко ему жилось в Аж-Выси.
— У тебя много друзей? — Бруно искоса поглядывал на Шмуэля.
— О да!.. Ну, в общем, много.
Бруно нахмурился. Он-то надеялся, что Шмуэль ответит отрицательно и это только добавит им обоим сходства.
— Близких друзей? — уточнил он.
— Ну, близких, пожалуй, нет. Нас здесь много — то есть мальчиков нашего возраста. Правда, мы почти все время деремся. Поэтому я и прихожу сюда. Чтобы побыть одному.
— Это нечестно, — заявил Бруно. — Почему я должен торчать по эту сторону ограды, где не с кем поговорить и не с кем поиграть, когда у тебя полно друзей, с которыми можно играть весь день напролет? Придется поговорить об этом с папой.
— А где ты родился? — внезапно заинтересовался Шмуэль.
— В Берлине.
— Где это?
Бруно собрался было объяснить, но вовремя сообразил, что толком и не знает, где находится Берлин.
— В Германии, конечно, — нашелся он. — А ты разве не из Германии?
— Нет, я из Польши.
— Тогда почему ты говоришь по-немецки? — удивился Бруно.
— Потому что ты поздоровался по-немецки. Я и ответил так же. А ты умеешь говорить по-польски?
— Нет. — Бруно растерянно хихикнул. — Я не знаю никого, кто бы говорил на двух языках. И тем более никого из наших ровесников.
— Мама — учительница в моей школе, и она научила меня немецкому, — сказал Шмуэль. — Она и по-французски говорит. И по-итальянски. И по-английски. Она очень умная. Я пока не знаю ни французского, ни итальянского, но она обещала, что когда-нибудь научит меня английскому, потому что он может мне понадобиться.
— Польша, — медленно произнес Бруно, обкатывая слово на языке. — Там ведь не так хорошо, как в Германии, правда?
Шмуэль насупился:
— Почему там должно быть хуже?
— Но ведь Германия — величайшая в мире держава, — припомнил Бруно беседы отца с дедушкой. — Мы лучше всех… — Еще не успев закончить фразу, Бруно почувствовал, что в его словах что-то не так.
Шмуэль посмотрел на него, но ничего не сказал, а Бруно испытал настоятельное желание поговорить о чем-нибудь другом. Меньше всего ему хотелось, чтобы Шмуэль принял его за хвастуна. Молчание затянулось, и Бруно прервал его вопросом:
— А где находится Польша?
— В Европе, где же еще.
Бруно попытался вспомнить, какие страны он проходил на уроках географии с герром Лицтом.
— А ты знаешь такую страну Данию? — спросил он.
— Нет.
— Думаю, Польша находится в Дании. — Хотя Бруно и старался выглядеть умным, но запутывался все сильнее и сильнее. — За много километров отсюда, — добавил он для пущей убедительности.
Шмуэль пристально глядел на него, шевеля губами, словно обдумывал ответ.
— Но мы же сейчас в Польше, — наконец произнес он.
— Разве?
— Да. А Дания очень далеко и от Польши, и от Германии.
Бруно рассказывали обо всех этих странах, но ему всегда казалось скучным заучивать их местоположение.
— Отлично, — бодрым тоном произнес Бруно. Он подозревал, что наговорил кучу глупостей, и дал себе обещание впредь быть внимательнее на уроках географии. — Но ведь все относительно, верно? Расстояние, я имею в виду.
— Я никогда не был в Берлине, — сказал Шмуэль.
— А я никогда не был в Польше до того, как приехал сюда, — подхватил Бруно, а в голове у него мелькнуло: «До чего же легко говорить правду!» — Если, конечно, это действительно Польша.
— Можешь быть уверен, — опять погрустнел Шмуэль. — Правда, не самая лучшая ее часть.
— Вот уж нет.
— Там, где я родился, намного красивее.
— Здесь определенно хуже, чем в Берлине, — объявил Бруно. — В Берлине у нас был дом в пять этажей, если считать подвал и комнатушку с окном на самом верху. И там были чудесные улицы и магазины, и лотки с овощами-фруктами, и множество кафе. Но если ты когда-нибудь поедешь туда, не советую гулять по центру города в субботний день, потому что тебя там просто затолкают. А раньше, до того как многое изменилось, в Берлине было еще лучше.
— Что изменилось? — полюбопытствовал Шмуэль.
— Ну, там было очень тихо, — нехотя ответил Бруно: он не любил рассказывать о переменах. — И я мог читать по вечерам в постели. Но теперь в Берлине бывает очень шумно и страшно, и нам приходится выключать свет повсюду, когда на улице стемнеет.
— Город, где я родился, намного приятнее, чем Берлин, — сказал, как отрезал, Шмуэль, хотя Берлина он в глаза не видел. — Там все очень милые, и у нас большая семья, и еда куда лучше.
— Ладно, пусть каждый думает что хочет, а другой уважает его точку зрения, — предложил Бруно, которому вовсе не улыбалось поссориться с новым другом при первом же знакомстве.
— Идет, — кивнул Шмуэль.
— Ты любишь бывать в экспедициях? — спросил Бруно после паузы.
— Я никогда не бывал в экспедициях, — признался Шмуэль.
— Я собираюсь стать путешественником-исследователем, когда вырасту, — оживился Бруно. — Пока я могу только читать об исследователях, но и это не пустая трата времени. По крайней мере, в будущем я не повторю их ошибок.
— Каких ошибок? — насторожился Шмуэль.
— Да мало ли каких! Самое главное в любой экспедиции понять, пригодится ли тебе то, что ты нашел, или, может, искать-то не стоило. Кое-что лежит себе смирно, никого не трогает и ждет, пока его обнаружат. Например, Америка. А к другим находкам разумнее вовсе не прикасаться. Например, к дохлой мыши за буфетом.
— Если я — твоя находка, то, по-моему, я похож на Америку, — сказал Шмуэль.
