Далее обсуждался вопрос о хлебе, и здесь, как и предвидел д’Обюссон, возникли некоторые возражения, которые магистр Пьер сам не так давно поставил для себя — о том, следует ли давать туркам повод думать, что на Родосе не хватает хлеба, и закупать его у нехристей.
Д’Обюссон ответил высокому собранию, как и себе самому, что тайна эта — наверняка уже давно не тайна, а хлеб и у врага купить можно, если без подвоха. Великий командор, ведавший орденскими запасами и в том числе зерном, согласился лишь, что положение близко к критическому и надобно как-то из него выходить, но одобрить идею магистра о закупке зерна у турок не решился.
Великий госпитальер осторожно высказал мысль о том, благоразумно ли давать врагу золото и серебро, которого и так мало. К тому же враг наверняка закупит себе на эти деньги оружие, которое обратит против ордена.
— А вы думаете, что без наших денег у османов не на что будет вооружиться? — горестно воскликнул магистр. — Если следовать этой логике, то нам и братьев наших выкупать не следует — деньги же туркам пойдут! Мы закупаем зерно у тунисского властителя, не задумываясь о том, на что он будет тратить эти деньги — а ведь наверняка на войну с христианами, а когда-то, может быть, и с нами. Ничего, платим. Поэтому полагаю, что эти возражения или опасения надуманы. Если бы капитул был созван, как и предполагалось, 1 мая, я немедленно поставил бы этот вопрос на общее обсуждение и решение. Раз нет — надо думать нам, и немедленно. Считаю, что хлеб у турок надо купить, и патент купцу Хакиму выдать. Если есть серьезные основания отвергнуть мое предложение — извольте, я внимательно слушаю.
— А возможно ли обойтись тунисским зерном? — поинтересовался английский "столп" Джон Кэндол.
— Если бы было возможно, мы бы и обошлись. Брат Филельфус, я прошу тебя огласить бумаги по закупкам тунисского зерна: сколько заказано, сколько за это заплачено и сколько в итоге мы получили. А также скажи, что мы имеем в перспективе.
Секретарь откашлялся и несколько монотонно принялся сыпать цифрами. Картина выходила удручающей, дебет с кредитом не сходился благодаря штормам и пиратам. Плюс еще вскрывшаяся недобросовестность поставщиков: то барка вернется обратно к хозяевам, то в мешках для весу камни обнаружатся. В перспективе маячило обещание тунисцев по подписании мирного договора продавать беспошлинно 30 000 мюидов [12] пшеницы.
— И прибавьте к этому, что теперешний союзник всегда может обратиться во врага, и если возлагать свои надежды лишь на мавританский хлеб, то выходит, что мы им словно ключи от нашей крепости торжественно вручаем, — подытожил д’Обюссон доклад секретаря. — Брат адмирал, ты подтверждаешь разбой пиратов, учиненный над судами с хлебом?
— К сожалению, ничего другого не остается. Я вывел галеры, но было слишком поздно, естественно, мы никого не поймали.
— А итальянский вариант рассматривали? — спросил великий командор.
— Не без того. Сицилия — плодородный остров, однако здесь две беды, и обе сложно преодолеть, точнее, не от нас это зависит. Во-первых, Италия так же, как и мы, чает султанова вторжения, потому хлеб прибережет. Ну а во-вторых, те же магрибские пираты. Так что выйдет не лучше — разве что камней не наложат.
— Но полагаю, — взял слово хитроумный Убальди-ни, — этот вариант все равно следует разработать — на случай объединения против нас Мехмеда и Туниса. Возможно ведь такое?
— Вполне, — согласился великий командор, — равно как и то, что турки могут завоевать и Тунис, и Египет.
В зале зависла тяжелая тишина; наверное, не один орденский чин почуял, словно бы удавка затянулась на его шее…
— Вы оба правы, — изрек д’Обюссон. — Италию мы прощупаем. И Египет тоже, хорошо, брат командор напомнил. У нас с мамлюками все равно назревает договор, так что… Великий канцлер, это твоя забота! — напомнил магистр "столпу" Испании — начальнику Гийома де Ка-урсэна, на что тот согласно кивнул головой.
— А я предлагаю не только Сицилию, но и Неаполь, — высказался адмирал. — Помнится, там тоже зерном неплохо приторговывали.
— Еще бы денег ко всему этому… — мрачно напомнил "столп" Англии.
— Я где-то слышал одну древнюю истину, — промолвил великий магистр. — Кто не кормит свою армию, будет кормить чужую. Это нам надо учитывать.
— Братья, — снова взял слово адмирал, — а если нам организовать конвои из Туниса и иных стран — того же Египта или Италии? Морские конвои! Несколько боевых галер вполне хватило бы — они от ветра не зависят, да еще грузовые корабли довооружить хотя бы не пушками, так поворотными легкими фальконетами в дополнение к имеемым, вот и все, собственно. Я даже подозреваю, что, когда к нам из Туниса выходят барки с зерном, сами магрибинцы сообщают своим корсарам, когда и где их лучше перехватить. Цифры брата Филельфуса заставляют склониться к такому выводу, и недаром они постоянно противятся тому, чтоб хлеб возили именно мы, на наших кораблях. Идея-то не нова, но не дают воплотить! Надо это прописать в договоре.
Все одобрительно зашумели. Великий адмирал при всей своей невозможности характера не был бы великим адмиралом, если б не был храбр и умен, а также если бы время от времени не выдвигал смелых и полезных идей.
— Дело, — сказал великий маршал, доселе хранивший молчание.
Как известно, в силу особенностей своей должности он заведовал в том числе снабжением и амуницией флота, в чем его обязанности пересекались с адмиральскими. Впрочем, английский столп тоже находился в зависимости от великого маршала. Эта иерархия среди как бы равных сложилась давно, и ни пересмотру, ни критике не подлежала.
Краткое слово столь ответственного мужа подвигло всех ко всеобщему согласию, что вызвало одобрение магистра Пьера, процитировавшего слова псалма:
— Как хорошо и как приятно жить братьям в согласии! Прекрасная мысль, и я рад, что все ее одобрили. Братья маршал, адмирал и все, кого это касается — предоставляю вам разработать, как все это воплотить в жизнь. Однако хочу напомнить: это дело будущего, а сегодняшний вопрос о турецком зерне так и не решен. Брат великий командор, высказывайся. Зернохранение ведь в твоем ведении находится, вот ты первый и говори.
— Да и так все понятно. Предлагаемое нам месячное перемирие — хороший предлог для торговли. Никто не скажет, что мы оказались в такой нужде, чтобы покупать хлеб у врагов. Хотят османы всему миру представить наши отношения как мирные, вот и подыграем нехристям себе на пользу.
— Ну, если уж главный по зерну согласен, не нам перечить, — высказался великий госпитальер, и его поддержали прочие столпы, тем более что маршал и адмирал, сидевшие рядом, уже начали тихонько, но увлеченно шушукаться по поводу организации будущих хлебных конвоев из Туниса.
На том и порешили. Затем обсудили еще парочку менее важных вопросов, после чего магистр сказал:
— Поскольку вы по моей вине остались без ужина, прошу откушать здесь, со мной.
Конечно, это предложение было воспринято благосклонно, а за трапезой все равно продолжались деловые разговоры. Например, архиепископ с горячностью уверил, что освятит башню Святого Николая в ближайшие дни — скорее всего, даже завтра.
Меж тем великий магистр поинтересовался у английского "столпа", познакомился ли он с английским рыцарем, отданным в его распоряжение, и получил ли на него бумаги из канцелярии.
— Бумаги получил, господин наш и брат, а с рыцарем еще не познакомился. По горькой иронии судьбы, его встретил в "оберже" брат Томас Грин, а это известно, чем чревато.
— Да, старый брат Томас и штурман Роджер Джарвис — два сапога пара. Уж очень на него жаловался брат Жоффруа, прибывший из Константинополя. Напился и тем самым заставил судно лишнюю ночь оставаться в порту! Правда, это оказалось к благу, но все равно… В общем, его надо немного приструнить, и я поручаю это тебе как его соотечественнику, однако не забывай, что это хороший штурман — может быть, даже лучший.
