— Кооперативная собственность — коллективная. Объединились, скажем, несколько человек для того, чтобы вместе делать деньги. И все деньги, которые они заработали, всё имущество, которое они приобрели, ни одному из них юридически не принадлежит, а принадлежит кооперативу. Конечно, при желании всем этим можно пользоваться, как своим, там есть куча всяких увёрток, но если создать ТОО, то и увёрток никаких не надо. Это уже конкретно ваше — частная собственность, которой любой собственник может распоряжаться. Вообще-то, кооперативная собственность — лукавое и несколько подловатое советское изобретение. Покупаешь, например, кооперативную квартиру или вступаешь в гаражный кооператив и строишь гараж на свои личные деньги, а в итоге ни квартира, ни гараж тебе не принадлежат, хотя ты оплатил полную их стоимость. Они принадлежат кооперативу, ты даже продать их не можешь за сколько хочешь, можешь только сдать кооперативу и получить компенсацию — уж сколько дадут. Разумеется, любому бизнесмену удобнее всем, что он купил на свои деньги, и распоряжается, как своим. Сейчас это можно. Если действуешь в одиночку, создал ИЧП — там один учредитель. Собственность ИЧП и собственность его учредителя — не одно и то же, но по сути всё что принадлежит предприятию, принадлежит лично тебе. Если несколько человек объединяются, чтобы вместе заниматься бизнесом, они создают ТОО. Вносят доли в уставной капитал и затем владеют имуществом товарищества пропорционально доле в уставном капитале. Из ТОО любой учредитель может в любой момент выйти, забрав долю в имуществе и в уставном капитале. В акционерном обществе доля каждого участника обозначена ещё более отчётливо — через акции, которыми он владеет. Можно в любой момент продать акции либо часть акций и сделать это куда проще, чем истребовать выделения доли в ТОО.
— Это, очевидно, очень полезная информация, — пожал плечами Ставров, — но пока непонятно, зачем нам это знать.
— А мы как обет нестяжания соблюдать будем? Гражданское законодательство не учитывает необходимость в ряде случаев соблюдать нормы церковного канонического права. Эти две правовых системы никак не приспособлены друг к другу. Мы живём в светском государстве, это вам не православная Российская империя, где власть приспосабливала гражданское законодательство к церковному. А нам и в православной империи не было бы легче, потому что мы не есть структура церковная. Если бы мы принадлежали к Церкви — было бы проще. Ушёл монах в монастырь и ничем не владеет, всем владеет сам монастырь, а уж на каких правах и в каких формах монастырь владеет своим имуществом, это вопрос, который давным-давно порешали между собой митрополиты и министры — им виднее, а монах спокоен. За нас же Церковь ничего не решит, потому что юридически мы церковной структурой не являемся. Мы считаем свою организацию религиозной, но ни Церковь, ни государство нас в качестве таковой не признают. Итак, перед нами вопрос, на который кроме нас никто не ответит: какая организационно-правовая форма позволит нам соблюдать обет нестяжания?
— Не думал, что всё так сложно, — развёл руками Шерхан, — хорошо, что ты в этих вопросах пендришь. Ладно, говори, какой расклад.
— Расклад такой. ИЧП отметаем сразу, потому что там один учредитель, а нас уже трое. Если создать АООТ или АОЗТ — каждый из нас будет владеть пакетом акций предприятия. Пакет акций есть собственность. Это прямое нарушение обета нестяжания. С ТОО всё сложнее. Я сначала думал, что ТОО и надо создать. Ведь никто из нас лично ничем не будет владеть, всем имуществом, которое мы приобретём, будет владеть товарищество, как юридическое лицо. Но потом понял, что это лукавство. Каждый из нас будет совладельцем ТОО, то есть владельцем части его имущества. Скажем, купили мы на предприятие три машины. Я могу кивнуть на них и сказать, что они не мои, они принадлежат предприятию. Но ведь на самом-то деле одна из этих тачек фактически — моя. Будучи владельцем третьей доли в предприятии, я в любой момент могу потребовать выделения доли и забрать одну из машин себе.
— А разве мы не доверяем друг другу?
— Конечно, доверяем, но речь совершенно не об этом. Настоящий монах на самом деле не должен ничем владеть, не должен иметь никакой собственности. Нам хорошо бы избежать даже намёка на то, что кому-то из нас что-либо принадлежит. Нам лично не должна принадлежать даже одежда, в которой мы будем ходить. Всё должно принадлежать Ордену и только Ордену. Однако, вы понимаете, что мы не можем зарегистрировать Орден.
— Что ты предлагаешь?
— Я предлагаю, как ни странно, создать кооператив. Это лукавое советское изобретение как нельзя лучше отвечает нашим целям. Советская власть запретила частную собственность, но она нуждалась в том, чтобы люди иногда кое-что покупали за свои личные деньги. Ты купил квартиру, ты думаешь, что она твоя. Но на самом деле она принадлежит кооперативу, и ты никогда не сможешь распоряжаться этой квартирой, как своей. Это не просто другая организационно-правовая форма, это другая форма собственности — не частная, а кооперативная. А нам того и надо!
— Да, квартиру стоило бы купить, — задумчиво сказал Шерхан. — Двухкомнатную. А лучше сразу трёхкомнатную. А эту в общак вернём. Кстати, общак — это какая форма собственности?
— Типа, тоже — кооперативная. Никому в отдельности общак не принадлежит, но принадлежит всем вместе. Только ворам это никак оформлять не надо. Они для себя — «в законе», а для государства — вне закона. Мы же предполагаем заниматься легальной деятельностью, то есть наши действия должны чётко укладываться в рамки гражданского законодательства. И церковного — тоже.
— Ладно, Серёга, сам понимаешь, что полемики не будет. Из нас троих в этом крючкотворстве разбираешься только ты. Если по-простому рассудить, ты вроде всё нормально придумал. Итак, создаём кооператив? — Шерхан посмотрел на Ставрова.
— Не усматриваю препятствий, — офицер улыбнулся и развёл руками.
— И сразу можем приступать к легальной деятельности? — спросил Шерхан у Серёги.
— Ничего подобного. Охранная действительность подлежит обязательному лицензированию. Надо ещё лицензию получить. И надо юриста нанять. А то я ведь любитель. Общую схему вижу, а нюансов не знаю.
— Всё, Серёга, я запарился, — Шерхан махнул рукой. — Только сейчас понял, как легко жить по понятиям. А по этим вашим законам. Давай, рули. Нанимай юриста, пробивай регистрацию, лицензию, всё, что положено. Делай быстро. Нас со Ставровым без крайней необходимости не тереби.
— Ещё два вопроса. Первый — кто будет председателем нашего кооператива.
— Это вообще не вопрос. Ставров, конечно. Только, Володя, я тебя умоляю, давай обойдёмся без обязательного ритуала: типа ты отказывался, а мы тебя уговорили. Такое предприятие может возглавить только боевой офицер, а уж никак не бывший бандит.
— Вынужден подчиниться, — кивнул Ставров.
— Второй вопрос — название предприятия. Предлагаю «Пересвет».
— Это который Челубея замочил? — уточнил Шерхан. — Помню, в учебнике картинка была: «Поединок Пересвета и Челубея».
— Только на картине, репродукцию которой поместили в учебнике, допущена существенная историческая неточность. Инок Пересвет на поле боя был не в боевых доспехах, а в одежде схимника. Пересвет — монах-воин. Наш пример для подражания.
— Хорошо придумал, — кивнул Ставров. — И пример достойный, и из русской истории, а то подражания тамплиерам нам патриоты не простят.
— Всё, не могу больше, — взмолился Шерхан. — Командир, благослови стаканчик водки.
* * *
Кирилл, бывший лейтенант милиции, подошёл к Шерхану во время дежурства на площади:
— Александр, — он всегда называл Шерхана только по имени, — у меня к тебе просьба. Я от жены ушёл, жить негде, вы не могли бы меня на время у себя приютить хотя бы в прихожей на коврике.
— Не вопрос. Приютим. Но насчёт коврика, боюсь, что будет в самом прямом смысле. Мы и так втроём живём в однокомнатной.
— Я неприхотлив. Лишь бы крыша над головой. Спасибо, — счастливо улыбнулся Кирилл.
— А от жены-то зачем ушёл? Мириться надо.
— Нет, не буду мириться. Её интересуют только деньги. Когда в милиции работал — постоянно пилила, что взяток не беру. Когда узнала, что стал частным охранником — обрадовалась, решила, что денег будет много. Теперь опять разочарование.
— Мы что тебе мало платим?
— Для неё — мало. Ей всегда будет мало. Я бы с ней помирился, но она никогда не смирится со скромным достатком.
— Тебе, возможно, у нас не понравится. Мы живём немного необычно. Как бы по-монашески. Утром — совместная молитва, перед сном — совместная молитва. Строго соблюдаем посты. Разговоры на некоторые темы запрещены и ещё ряд ограничений. Конечно, мы не заставим тебя жить так же, как мы, но тебе самому могут не понравиться такие соседи, особенно, если к вере равнодушен.
