— А ежели так, господин капитан, наши ребята говорят — уж он у них попляшет!
Увидев издали лошадь, Робер так наморщил нос, что все веснушки слились в одну большущую. Да, это никак не ломовая лошадь. Самого пленника окружили стрелки и забрасывали вопросами, на которые он не отвечал ни слова. Это был рослый малый в рыжей кожаной, довольно потертой куртке, войлочной шляпе и совсем не подходящих к заношенным штанам щегольских сапогах.
— Счастье твое, что ты попал ко мне, — сказал свежеиспеченный капитан, — а не к моим солдатам — тебе бы не поздоровилось…
И он собственноручно подписал пропуск господину Теодору Жерико, живописцу, направлявшемуся в департамент Манш к своему дяде, господину Симеону Бонсеру, адвокату в Мортэне. Въезд в Париж был воспрещен офицерам королевской гвардии. А одежда кузена Машю была недостаточной защитой.
— Да объясни ты мне, — допытывался озадаченный Дьедонне, — как тебя угораздило влезть в эту историю? Теодор — в роли королевского мушкетера! Есть чем похвалиться… А недурной тебе достался коняга… Как его кличут?.. Я его откуплю у тебя…
— Это Трик, мой конь… — ответил Жерико и потрепал его по шее. — Я ни за какие блага в мире не уступлю его.
В одной колонне с 1-м егерским полком были построены гусары. Их капитан, подъехав к привалу, не преминул поздороваться с товарищем по оружию. Он представился, его фамилия была Декривье. Хотелось бы знать, что происходит в Бетюне, у него есть среди королевских гвардейцев приятель, сосед по имению, которому он очень желал бы помочь. Узнав, что стоящий поодаль возчик — на самом деле мушкетер, бежавший из Бетюна, капитан спросил, не довелось ли ему встретиться там с гвардейцем по фамилии Ламартин?
— Господином де Пра? — переспросил Теодор. — Он квартировал у кузнеца Токенна, в Тесном переулке… но его легче сыскать на сторожевом посту у Аррасских ворот, он там бессменно несет караул.
Жерико собрался уезжать, Дьедонне обнял его. И, похлопав по плечу, сказал:
— Если ты на самом деле едешь в Мортэн, сердечно поклонись от меня цареубийце…
Удивительное дело, стоило проглянуть солнцу — и дорога стала совсем другой…
Aragon. J’abats mon jeu. P., 1959, p. 95.
В. Н. Прокофьев. Теодор Жерико. 1791–1824. М., «Искусство», 1963, с. 6.
В. Η. Прокофьев. Теодор Жерико, с. 144.
«Жерико о себе и современники о нем». М., 1962, с. 31.
«Nouvelle critique», 1949, août, р. 81.
Ch. Morrow. Le roman irréaliste. 1941, p. 321.
«Arts», 1960, 12–18 octobre.
J’abats mon jeu, p. 79.
Ibidem, p. 80, 89.
Aragon. Théâtre-Roman. Paris, Gallimard, 1974.
Натуралист (итал.).
Комедиант (итал.).
От французского слова couronné — коронованный.
От французского слова décrépitude, означающего: старческая немощь.
Конный жандарм (англ.).
Для меня (англ.).
На тайной вечере (лат.).
Набедренник (лат.).
Молитва, которой начинается католическая месса. — Ред.
Господи помилуй (греч.).
Слава отцу и сыну… (лат.).
Бог, от коего и Иуда кару за свою вину и разбойник награду за свое исповедание приял… (лат.).
Ради нас Христос покорялся вплоть до смерти… (лат.).
Петр говорит ему: «Не умоешь ног моих вовек». Иисус отвечал ему: «Если не умою тебя, не имеешь части со мною». Симон Петр говорит ему… (лат.).
Затем поднялся господь от вечери, налил воды в умывальницу… (лат.).
Где милосердие и любовь, там и бог (лат.).
Господи, услышь молитву мою,
И вопль мой да коснется слуха твоего (лат.).
Возглашайте, уста (лат.).
Трактиры (англ.).
Проклятье (нем. диалект.).
«Выбирать свойственно человеку» — таков девиз романа «Страстная неделя». Но необходимость выбора может стать и перед страной, большинством ее населения: в описанные Арагоном семь дней марта 1815 года его делала вся Франция. Приближавшиеся к Парижу крики «Да здравствует император!» и быстро удалявшиеся от него нестройные возгласы «Да здравствует король!» отмечали триумфальное шествие Наполеона, покинувшего остров Эльбу, и паническое бегство на север Людовика XVIII. Поход Наполеона по Франции и последовавшие за ним Сто дней остались в истории одним из последних ярких эпизодов удивительной биографии этого полководца и государственного деятеля. В свете внезапной вспышки былой славы Наполеона личность его противника представляется особенно тусклой и неприглядной. Однако этот внешний контраст — слава и бесчестие, героическая энергия и болезненная слабость — лишь маскирует равную исчерпанность исторической роли того и другого.
Напомним вкратце исторические факты.
После отречения Наполеона и отбытия его на остров Эльбу, предоставленный ему в пожизненное владение, во Франции волею держав-победительниц была восстановлена власть Бурбонов. 12 апреля 1814 года в Париж прибыл из эмиграции младший брат казненного Людовика XVI граф Артуа, объявивший себя наместником короля, а следом за ним и сам король Людовик XVIII. Под давлением сил, призвавших его к власти, король был вынужден принять конституционную хартию, формально закреплявшую некоторые завоевания революции — гражданское равенство, личную свободу, свободу совести. Законодательная власть разделялась между королем, палатой пэров и палатой депутатов, куда могли избираться лица не моложе сорока лет, платящие не менее тысячи франков прямого налога; исполнительная власть принадлежала королю. Политика Людовика XVIII была такой же двойственной, как его хартия. По видимости признавая необратимость свершившихся в стране социальных преобразований, режим Реставрации на деле пытался восстановить некоторые феодальные институты. Людовик XVIII узаконил владение землей, приобретенной из «национального фонда», то есть конфискованной после революции у дворян и церкви, однако аристократы, вернувшиеся из эмиграции вместе с королем и принцами, вели себя в своих бывших поместьях как завоеватели, — сгоняли крестьян с земли, заставляя их работать на себя, что возбуждало ненависть крестьянства к режиму. Хартия сохраняла суд присяжных, но устанавливала несменяемость судей, назначаемых королем; суд вершили прежние королевские чиновники. Поправки к хартии урезали и без того куцее избирательное право и понемногу свели на нет дарованные ею гражданские свободы; создание особо привилегированной королевской гвардии, нерегулярная выплата пенсий наполеоновским ветеранам вызывали ропот в армии.
В феврале 1815 года недовольство режимом Людовика XVIII стало всеобщим и повсеместным и привело к организации широко разветвленного антироялистского заговора.
В то же время между европейскими монархами — их представителями на Венском конгрессе шли ожесточенные территориальные споры: решался вопрос о присоединении Саксонии к Пруссии, о создании в пределах империи Александра I Королевства Польского.
О неблагополучии во Франции и раздорах на Венском конгрессе стало известно Наполеону, который только и ждал благоприятного момента для задуманного им возвращения во Францию.
1 марта 1815 года, отплыв с небольшой флотилией с острова Эльбы, он высадился на юге страны, в бухте Жуан. С немногочисленным отрядом в тысячу сто человек Наполеон совершил трудный переход по заснеженным альпийским тропам из Канна в Гренобль — в обход городов, где ему угрожало столкновение с королевскими войсками. В своих прокламациях к народу и армии Наполеон сулил стране мир и благоденствие, свое поражение объяснял изменой маршалов, — в особенности Мармона, который в критический момент отвел свой корпус на линии австрийцев, — и призывал население оказывать ему поддержку. Его продвижение к Парижу совершалось «без единого выстрела»: солдаты королевской армии отказывались стрелять в прославленного полководца, своего бывшего вождя, и срывали с себя белые кокарды; крестьяне, вооруженные вилами, косами, преграждали путь войскам, посланным для задержания Узурпатора; войсковые части целиком переходили на его сторону. Седьмой линейный полк под командованием полковника Лабедуайера выступил из Гренобля и пошел на соединение с солдатами Наполеона (см. стр. 87 романа).
