Владимир Кедреянов - Анания и Сапфира

— Ну хватит! Надоело! — не выдержала вдовица Диана, попробовав первое блюдо. — Как такую гадость можно есть?!

Стефан только этого и ждал. Он молниеносно вскочил с лавки и закричал:

— А сколько вы Симону своих денег отдали? А зачем? Для того, чтобы питаться мерзостью?

— Не гневите Бога, гордецы и чревоугодники! — возмутилась сестра Юдифь. — Ишь, уже до Святого Кефаса добрались!

— А что ж твой Кефас сам в грехах погряз? — продолжал полемику Стефан. — Он козлятинку вкусную ест, а пьёт столько, что весь дорогим вином пропитался! На чьи же деньги закупают для апостолов все эти деликатесы? На ваши, о вдовицы! А нас, подлец, саранчой кормит!

— Правильно! — согласились почти все еллинистки. — Пусть сам её жрёт!

Юдифь, оставшись в меньшинстве, сосредоточенно обгрызала и обсасывала лапки насекомого.

— Нельзя это так оставлять! — кричал Стефан. — Пора действовать!

— А как? — послышалось со всех сторон.

— Мы сами, а не апостолы, должны контролировать деньги, идущие на закупку провианта!

Анания и Сапфира хоть и не решились высказать своё мнение, но сочувствовали вдовицам. Они замечали, что верхушке секты живётся гораздо лучше, чем рядовым христианам. Правда, вечно пьяные апостолы, как правило, не ели, а только закусывали. Но закусывали хорошо. И пили тоже.

Когда бунт ещё лишь разгорался, мимо трапезной проходил Есром. Услышав необычные речи, он вздрогнул и прильнул ухом к закрытой двери. Петра ругали всё громче и смелее, и его побледневший телохранитель побежал в опочивальню князя апостолов. Молодой дебил хоть и сбивчиво, но всё же довольно точно рассказал Симону о том, что творится в трапезной. Но Камень не поверил ему.

— Ты что, Есром, совсем рехнулся? Какой бунт?! Восстание против Бога?! Ступай прочь, не мешай мне.

— Рабби, я правду говорю! Клянусь!

— Дурак, нельзя клясться. Иешуа запретил.

— Но что же мне сделать, дабы ты поверил?!

Пётр внимательней взглянул на трясущегося от страха Есрома, вдруг изменился в лице и выскочил из опочивальни. Дебил отправился за ним.

Когда они вбежали в трапезную, то увидели такую картину. Все столы и лавки были перевёрнуты, а миски валялись на полу; раскрасневшиеся люди внимательно слушали забравшегося на сундук Стефана, который отчаянно бранил Кефаса, и поддакивали оратору.

— Что здесь происходит? — завопил Пётр, пытаясь перекричать бунтовщика.

— А то, проклятый, что сам ты жрёшь в три горла, а бедных вдовиц всяким дерьмом потчуешь! — ответил Стефан.

— Ты как со мной разговариваешь?! — обомлел апостол. — И что вы все себе позволяете? Всякую дозволенную Законом пищу нам даёт Бог, и великий грех ругать её! Не видать вам Царствия Небесного!

Сектанты немного притихли. Симон воспользовался этим и, стараясь ещё сильней охладить пыл восставших, начал проповедь:

— Царство Небесное подобно зерну горчичному, которое человек взял и посеял на поле своём. Которое, хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его («Евангелие от Матфея», XIII, 31,32; «Евангелие от Марка», IV, 30–32 и «Евангелие от Луки», XIII, 18,19).

Пока Пётр медленно и внушительно втолковывал эту притчу слушателям, вдовица Диана сбегала на кухню и вернулась с горчичным кустиком. Тыча растением в лицо апостола, женщина приговаривала:

— Посмотри, Симон, на своё дерево.

— Какие ж там птицы укроются?! — захохотал Стефан. Засмеялись и другие сектанты.

— Но так Иисус говорил, — оправдывался Кефас. Внезапно его «осенило», и задрожавшим голосом он промолвил Диане: — Да ты ведьма!..

— А ты Сатана! — отрезал Стефан. — Так сам Христос сказал![22] .

Теологический удар был настолько силен, что Пётр пошатнулся, но Есром вовремя его поддержал. Ситуация выходила из-под контроля, но будущий римский папа ничего не мог поделать. Кефас знал, что, пока он пытался добыть для церкви льва, остальные апостолы пили всю ночь напролёт и теперь спали, как мёртвые. А у Стефана были наготове шесть дружков, и они не скрывали от Симона своих агрессивных намерений. Конечно, Пётр мог попытаться выиграть время и дождаться, пока проспится его армия. Но он понимал, что убить так много врагов без уголовных последствий не удастся. Апостолы, даже победив в поножовщине, могли разделить судьбу Иисуса Христа. Если же руководство церкви не уничтожит бунтовщиков или не выполнит их требований, то вдовицы наверняка прибегнут к помощи властей и заберут свои вклады, тем самым совершенно опустошив казну секты. Поэтому нужно было договариваться, и как можно скорее, ибо сторонник Стефана Николай Антиохиец всё настойчивее лез к главе общины, пытаясь схватить его за нижнюю губу (которая, как мы помним, безжизненно свисала и потому была особенно удобна для захвата). В очередной раз увернувшись от Николая, Пётр лицемерно молвил:

— Внушил мне Господь, что вы правы, возлюбленные мои братья и сестры. Надо бы вас получше кормить. Но нехорошо нам, Святым Апостолам, оставивши слово Божие, пещись о столах. Посему, любезные мои единоверцы, выберите из своей среды семерых достойных, исполненных Святого Духа и мудрости. Их и поставим на сию службу, а мы, Апостолы, постоянно пребудем в молитве и служении Отцу нашему Небесному[23].

— Отцу Кувшинию вы служите, — съязвил Стефан, но вдовицы, добившись от главы секты уступок, больше не желали с ним конфликтовать и успокоили вождя восстания. Женщины проголосовали и избрали «пещись о столах» Стефана и его дружков: Филиппа, Прохора, Никанора, Тимона, Пармена и Николая Антиохийца, обращенного из язычников («Деяния Святых Апостолов», VI, 5).

В результате этого переворота питание рядовых христиан немного улучшилось. Новые начальники кухни не были, в отличие от апостолов, приблатненными уголовниками и потому оказались справедливее: они меньше воровали. Ну, а Петру удалось удержать в своих руках самое ценное — казну.

Дальнейшая судьба Стефана трагична. Слишком буйный и неразумный, он всюду болтал много лишнего, и иудеи побили его камнями («Деяния Святых Апостолов», VII, 58–60). Стефан официально считается первым христианским мучеником.

Из любопытства досмотрев до конца безобразный спектакль в трапезной, Анания и Сапфира вышли во двор обители. Ярко светило солнце, потому они присели на большие камни, лежавшие в тени.

— Да, дела… — только и мог вымолвить Анания.

— Ничего, — ответила Сапфира, — теперь, скорее всего, станут сытнее кормить. А где твои носилки?

Муж кратко рассказал о ночном приключении.

— Может, так и лучше, — глубоко вздохнула женщина. — Что, если бы вас арестовали в зверинце? Или на тебя напал лев? Я бы не вынесла…

Анания молча обнял её.

— Смотри, — прошептала красавица, — и Кефас вышел свежим воздухом подышать. Давай отпросимся у него на сегодня? Ты ведь и ночью работал.

— Да, что-то домой захотелось… — согласился плотник и направился к главе общины.

Всего лишь в течение нескольких часов на Петра обрушились три несчастья: он потерял носилки, лишился контроля над кухней и расстался с заветной мечтой о льве-помощнике. Сейчас Симон необычайно горевал и поэтому только с третьей попытки смог понять, что говорит ему Анания. Апостол не стал вредничать и безразлично махнул рукой. Обрадованные супруги стрелой проскочили мимо Товии.

— Не успела тебе сказать. Когда мы с Юдифью вчера вечером были дома, приходил Аарон, сын Иезекииля.

— Зачем?

— Осматривал нашу усадьбу. Говорит, что отец хочет её приобрести.

Наконец-то нашёлся покупатель! Но Анании стало грустно, к горлу подступил комок. Он расставался с домом, в котором провёл всю свою жизнь, где научился работать и познал радость любви. И вот скоро этого родного места не станет… Сходное чувство испытывала Сапфира. Она, как и муж, ничего не сказала, но на её глазах выступили слёзы. Супруги теряли своё уютное гнёздышко, в которое было вложено столько труда! И сейчас, после нескольких недель жизни в общине, перед ними во всей «красе» стало вырисовываться то, что они приобретали взамен. Анания и Сапфира видели, но на своё горе не осознали в полной мере лицемерие сектантов, их ненависть друг к другу и особенно к иноверцам, абсолютную никчёмность христиан как членов общества, ненужность их молитв, постов и прочей ахинеи. Все нарушения верующими моральных норм наши главные герои принимали за нетипичные случаи и не замечали здесь системы.

— А Аарон назвал цену? — спросил Анания.

— Нет.

— Давай зайдём к ним, может, сразу и договоримся.

— Хорошо.

Но не успели супруги пройти и несколько шагов, как увидели, что навстречу им, пошатываясь, бредёт Енея.

— Анания, привет! Захария наконец-то уплатил, — закричал пьяный плотник.