– Хвала Христу, это же Феодот!
– Он самый, господин, – ответил раб.
Феодот не мог скрыть удовольствия, что спустя столько лет друг хозяина узнал его.
– Ах ты, старый развратник! – добродушно обругал его гость. – Помнится, ты ухлестывал за моей рабыней. Смущал ее недозволенными речами. Помнишь, как ты упросил своего господина купить ее у меня?
– Помню, господин. Как же мне забыть Бернадоту.
– Так ты женился на ней? Наверное, завел кучу детишек? – спросил Бебий.
– Нет, господин, – Феодот прочистил горло.
– Что так?
– Боги прибрали. Умерла она во время моровой язвы.
– Да-а, дела… Спаси Господь ее душу!
В этот момент Марк подал голос:
– Умерла с радостью.
– Как это? – удивился гость.
– Домогался я ее, Бебий. Хотел взять силой, правда, потом одумался. А тут болезнь пошла косить. Так что на мне много грехов – так, кажется, вы называете проступки, противные человеческой и космической природе, за которые человека после смерти ввергают в мрачный Аид. Скажи, Бебий, спасение для меня возможно?
Бебий пожал плечами.
– Спасти душу может каждый, тем более ты, о ком разве что песни не складывают.
– Для этого надо уверовать в распятого мошенника?
– А вот это тебя не красит, Марк. Стоит ли укорять пусть даже самого распоследнего раба, самого кровожадного разбойника в том, что он пострадал на кресте?
– Я согласен, если только потом его сообщники не начинают разносить повсюду так называемую благую весть и морочить головы людям неким таинственным воскрешением.
– Марк, я устал. У меня мало времени, чтобы вдаваться в риторические дискуссии. Я должен сообщить тебе что-то важное.
– Говори.
– Я послан к тебе с предложением мира. Ариогез желает подтвердить обязательства, взятые на себя прежним царем, и выполнить все условия мирного соглашения, заключенного два года назад. Но это еще не все. В окружении царя квадов открыто говорят о том, что сарматы вот-вот начнут войну. Ночью, перед тем, как германцы перевезли меня через Данувий, кто-то, невидимый во тьме, тайком шепнул мне, что сами квады начнут переправляться через три дня. Он просил предупредить тебя.
– Где?
– Не берусь утверждать, но, скорее всего, возле Карнунта.
– Но ты же утверждаешь, что Ариогез внял голосу разума? Что восторжествовала мудрость? Что он желает заключить мир.
– Нет, Марк. Я этого не утверждаю. Наоборот, считаю, это просто коварная уловка. О мире племенные вожди во главе с Ариогезом рассуждали только в моем присутствии, а между собой они называют этот мир позорным. Я не раз слышал призывы отправиться на помощь сарматам. Простые воины на сходках кричат, что не потерпят унижения.
– Интересно. Значит, говоришь, уловка. Что же Ариогез задумал на самом деле?
– Ударить тебе в спину, когда ты поспешишь на помощь двум легионам, охраняющим Аквинк.
– Какие основания заставляют тебя вынести подобное суждение?
– Количество воинов, собравшихся на той стороне и прячущихся по глухоманям, по балкам и за прибрежными холмами, превышает все, что я видел до сих пор. Они идут и идут. Кое-кто поговаривает, что в урочище, расположенном поблизости от бурга Ариогеза, видали сарматских всадников числом в несколько тысяч. Зачем они в такой дали от своих стойбищ? Они могли бы помочь своим ниже Аквинка.
– Так-так, – заинтересовался Марк, – вернемся к сарматам. Они в самом деле попытаются высадиться ниже Аквинка.
– Да, но это будет отвлекающий удар. Там в основном собрались конные отряды и пешие галлы. Варвары попытаются отвлечь на себя внимание главных сил и развернуть тебя тылом к Карнунту.
– Ты полагаешь, я поверю в эти сказки? – спросил Марк.
– Что тебе остается, – пожал плечами Бебий.
– Ну, у меня много возможностей развязать тебе язык и заставить говорить правду.
– Я сказал правду.
– Может быть, – согласился Марк. – В таком случае давай по порядку. Не будем спешить. Как ты попал в руки Ариогеза, почему он послал именно тебя? И обязательно расскажи, почему ты решился нарушить указания царя квадов. Только прошу, не надо пустых слов о верности Риму, любви к родине. У таких, как ты, нет родины. Вы плюете на пенатов, на родные очаги. Ваше царствие на небесах, там вы ждете утешений и радости, а здесь, в бренном мире, хоть трава не расти. Одним словом, все по порядку.
– Как бы ты ни относился к моим словам, но я – римлянин, Марк. Я приписан к всадническому сословию. И это достаточное основание.
– Называй меня императором. Но лучше цезарем. Да, для кого-то это достаточное основание, однако я знавал римлянина, который променял всадническое достоинство на грязные одежды нищего, а отеческих богов на глупейшее суеверие.
– Я не стану спорить с тобой, цезарь, насчет суеверия. Этот спор я проиграю, а ты, вне всякого сомнения, выиграешь. Как, впрочем, его выиграли Калигула, Нерон и Домициан. Как выиграл Веспасиан, пославший на казнь более тысячи невинных душ только за то, что они сделали свой выбор. Что касается отеческих богов, то я полагаю их идолами, и как свободный римлянин выбрал свет иной звезды, называемый истиной. Эта вера вполне достойна и пригодна для каждого человека, в том числе и для того, кто имеет всадническое достоинство. Мы, дети Рима, выжили только потому, что каждый сознательно делал свой выбор. Ведь ты с уважением относишься к выбору Гая Юлия или Октавиана Августа, а ведь они тоже посягнули на отеческих богов, на установления предков. И ты сам, цезарь, разве не выучил у Диогнета, Рустика, Аполлония, что существует единый логос, единое первоначало.
Мы называем его Господь Бог, а все ваши, так называемые Юпитеры, Юноны, Минервы, Венеры, Меркурии, всего лишь проявления этой единой небесной силы, сотворившей твердь и хляби морские. Так стоит ли склонять голову перед кумирами, отражающими свет истины, не лучше ли обратиться к самой истине? Не кажется ли странным, Марк, что, обожествляя императоров, римляне присваивают себе чужие права, которыми никто и никогда их не наделял. Зачем я должен вымаливать удачу и помощь, милость и благословение у изображения Гая Юлия, которое есть не более чем рукотворное размазывание красок?..
Бебий внезапно примолк, глянул на императора.
– Ты всегда умел слушать, Марк. Вот и тебя обожествят после смерти, ты считаешь, это разумным? Твое ведущее, твоя природа полагают себя божественной сутью?
– Безусловно. Моя душа – частичка божественной сути. Даже слепленная из атомов, она живет по общим для всего космоса законам, и это божественно, Бебий! Это радует.
Но, как я понимаю, ты имел в виду другое – культ, который после моей смерти, возможно, провозгласит сенат. Что я могу тебе ответить? Если кому-то в будущем поможет воспоминание о «философе» и он, утвердившись, совершит добрый поступок, я буду рад.
– Но ведь это же обыкновеннейшее суеверие, Марк! – воскликнул Бебий.
– Возможно. Но в таком случае все вокруг пронизано суевериями.
– О нет, цезарь! Не только суевериями, но и верой.
Вся наша жизнь – цепь надежд и разочарований. Страх сменяется отчаянием, ликование – унынием. Все наши поступки, решения, помыслы, расчеты скрепляются верой. Отправляясь в путь и не оставляя в стороне мысль о возможных несчастьях в пути, ты просто вынужден поверить, что благополучно доберешься до цели. Иначе никто из нас никогда не вышел из дома. Но беда может нагрянуть, когда ее не ждут, не так ли? При этом не имеет значения, сколько стражей тебя охраняет. Вступая в сражение, ты надеешься на успех, начиная войну, веришь в победу, однако даже после тщательной подготовки, при наличии перевеса в силах ты не можешь быть окончательно уверенным в благоприятном исходе. Каждый день ты, даже не подозревая об этом, отдаешь свою судьбу на волю случая, веришь в удачу. Юноша, отправляясь на свидание с любимой, тешит себя надеждой на ее благосклонность. Собираясь на рынок, каждый из нас надеется, что цены не поднялись. После долгой разлуки поспешая к жене, ты ожидаешь, что она хранила верность. Ты не можешь знать этого наверняка, пусть даже тысячи свидетельств и свидетелей начнут доказывать, что она не изменяла тебе. Ты можешь только верить. И так во всем.
– Не надо хамить, Бебий. Если даже я прикажу тебя пытать, я не унижусь до оскорблений.
– А что, до сих пор погуливает? – запросто спросил Бебий.
Марк опустил голову.
– Теперь нет, но…
– Так разведись с ней, Марк! Ты же повелитель мира. Одного твоего слова достаточно…
– И ты туда же. Все, как один, твердят – разведись, разведись! Словно забыли наш закон, что в этом случае я буду обязан вернуть приданое. А приданым в данном случае что является?
Бебий пожал плечами.
– Государство, глупый ты человек! – воскликнул Марк. – Ее отец дал ей в приданое Рим. Выходит, я должен отказаться от власти?
Наступила пауза. Бебий подошел ближе к императору, обнял его за плечи, заглянул в глаза. В свою очередь, обнял его и Марк. Дернувшийся было к перебежчику, наполовину обнаживший короткий меч Сегестий опустил руки и вновь также неумело перекрестился.
