XIV.
Была-жила дама Пукалочиха, супруга Ивана Антоновича Пукалова—подрезной, как говорят, бестия! Иван Антонович, царство ему небесное, не гной его косточки—воздоился в подъячизме, насытился премудрости в семинарии, в уважение превосходной способности крючкодействовать скоро достиг чиновности и избран членами святейшаго синода быть обер-секретарем святейшаго синода; в сей должности, по существующему порядку формы, утвержден подписным высочайшим указом. Антоновичу везло со всех сторон, да он был не промах парень, знал — фортуна — женщина, любит перемену, оборотится ко мне спиною и я останусь просто обер-секретарь синода; конечно, сытный приют, жирных обедов не переешь, шампанским хоть обливайся, да все я останусь в орбите строкулистов, а я по милости Божией и всемилостивейшаго государя коллежский советник, по точной силе слова закона есмь лучший дворянин; мне по всем правам следует быть боярином, а боярину следует иметь крестьян; безпоместный дворянин хуже бобыля, бобыль может наняться в работники, а дворянину это воспрещено законом; дворянину уездное казначейство плаката не выдает! Правда, мне подарили просители семьи три, четыре крепостных, да это плюй (плюй на подъяческом арго значит—безделица, малость). Так разсуждал Иван Антонович и ухватил хитрый свой ум в зубы; во что бы то ни стало, говорил он себе, а буду помещиком! Благотворно веющее на него счастие подслушало Антоновича и как попутный ветр, надувая паруса корабля, приносит благополучно в гавань, так счастие толкнуло ему в лапы богатую добычу. Вдовствующая, богатая по мужу, дама прибегла искать милостиваго покровительства г. обер-секретаря Пукалова; вот в чем дело состояло. Дама, по несходству нравов с возлюбленным супругом, не могла жить даже под одною кровлею и они жили в разных домах, но в одном городе; дама никакого достояния не имела, у супруга было тысячи две крепостных христианских душ. Он из великодушия или по тому уважению, что супруга носит его имя, давал ежегодно 12,000 руб. ей на содержание и они видали друг друга в публичных собраниях; кто не знал, что супруги живут розно, прозакладывал бы свою голову, что они живут как голубь с голубкою. Увы! добрый, снисходительный супруг умирает,—событие обыкновенное, продолжающееся безостановочно семь тысяч лет, да вот что было в этом обыкновенном или естественном случае необыкновеннаго, неестественнаго,—что по кончине супруга у дамы оказалась прижитая им с супругою дочь, как то утверждала дама супруга. Возникло со стороны законных наследников к имению умершаго опровержение, процесс; наследники доказывали, что супруги после бракосочетания, которому совершилось уже 15 лет, не прожили 7 месяцев вместе с супругом, а девице, называемой дочерью покойнаго, 13 годов от рождения, и что по сим ясным и никакому опровержению неподверженным доказательствам девицу не следует признать дочерью в Бозе почившаго супруга, что они узаконеннаго права на выдел вдове из имения седьмой недвижимаго и четырнадцатой движимаго частей не прекословят, а требуют предоставить по закону имение им, как прямым и единственным по поколеннородословной росписи наследникам. Началось совещание у вдовы с обер-секретарем и по зрелом соображении Иван Антонович боярыне сказал:
—„Извольте, сударыня, я возьмусь обладить дело, да только с условием".
Обрадованная отзывом обер-секретаря вдова вскрикнула: батюшка, Иван Антонович, готова сколько изволишь назначить, отец!
— „Нет, сударыня! возразил обер-секретарь, не этим пахнет"!
—Да что-же, отец, тебе угодно, скажи Бога ради, не томи души!
— „Выдайте за меня вашу дочь!"
Вдовствующая челобитчица пришла от предложения в смущение, не знала, что и как ему на это отвечать, наконец, сказала: да моя дочь еще ребенок, ей недавно минуло 13 лет.
— „Ну, сударыня, возразил оберъ-секретарь, как говорит пословица: „либо рыбку съесть или на гвоздь сесть!" Как вам угодно, без этого я не берусь обработать ваше дело. Решайтесь скорее, пока и для меня есть возможность спустить дело ваше как по маслу. По стечении обстоятельств, для вас совершенно чуждых, и вам нет никакой надобности знать оных, скажу вам, что теперь у меня все три бороды в горсти и я как хочу, так и поворочу, но вместе с этим скажу вам, продолжал Пукалов, что эта счастливая эпоха не долговременна: еще два, три заседания полнаго присутствия в синоде и бороды выскользнут у меня из горсти, как щеглята из западни; подумайте, сударыня, быть может в другой раз и не будет возможности, надо ковать железо пока оно горячо!"
Вдовствующая дама со вздохом спросила Ивана Антоновича: да что-ж со мною будет, при чем я останусь?
Обер-секретарь, со всею важностью сана своего, отвечал просительнице:
—„Уверяю вас честию и всем, что свято на земле (как будто он знал, что такое есть честь и что свято на земле!), уверяю вас, сударыня, продолжал он, ваше положение ни в чем на волос не изменится; дочь ваша, конечно, еще молода, мы ее побережем до совершеннолетия и до того времени я всегда готов к услугам вашим, когда вам будет угодно!"
Соображение женщин быстро, как полет стрепета; вдова к 45 приложила 4, итого вышел плюс 49 годов,—лета, в которыя магнетизм женщины находится в отрицательном состоянии, не привлекает, а отталкивает,—склонила немного голову, закрыла до половины глаза и, протянув руку Ивану Антоновичу, сказала: „согласна". Чрез семь дней Иван Антонович был соединен законным браком с дочерью вдовствующей дамы; в то время не существовало решительно положительнаго узаконения о годности девиц к сочетанию браком; да если что и тождествовало о сем в номоканонах, да обер-секретаря святейшаго синода с куклою обвенчали-бы!
Вскоре по бракосочетании решили процесс вдовствующей дамы с наследниками мужа о наследстве и признании дочери ея законною. В решении сказано: „по видимости хотя казалось, что супруги N. N. жили в разных домах, но они жили в одном городе; что их видали в общественных собраниях, во взаимно приязненных отношениях и деликатном обращении; что в метрике церкви, в приходе которой состоит дом, где жительствовала супруга покойнаго, рожденная ею дочь записана законнорожденною;—то, основываясь на сих ясных доказательствах, святейший синод не находит достаточных причин к непризнанию дочери ея законною.
Разительное сходство умозаключения синода с умозаключением индийцев.
В 1819 году в Астрахани я был на пировании у богатейшаго миллионера индийца Мугундаса Терендасовича, которое он дал, можно сказать, всем жителям города, по случаю полученнаго радостнейшаго уведомления от молодой его супруги, с которою Мугундас Терендасович не видался уже семь годов; супруга извещала милаго ей Мугундаса, что она, такого-то числа, видела его во сне, что они пошли в прекрасный сад на берегу Ганга и там, в восторге и упоении сладостнейших чувств, он, Мугундас, милый ея супруг, нежно поцеловал ее, и что следствием сего супружескаго поцелуя было разрешение ея от бремени сыном, котораго в честь ему назвали Мугундасом!
Вот Иван Антонович зажил паном (завел) щегольской экипаж, начал давать лакомые обеды и представлять аристократа, временем созданнаго, мог жить честно и в довольстве. Премудро Соломон сказал: „не насытится око зрением, а ум богатством". Антонович хотел больше стяжать богатства; фортуна всегда его баловала, он пожелал—и средство к обогащению на двор.
Два брата, богатые миллионщики, заводчики Баташевы жили в добром согласии; у каждаго достояния было на многие миллионы; умерли; один оставил двух или трех сыновей, другой, женившийся под старость, оставил одного сына в детстве еще; наследники перваго начали опровергать законное рождение малолетняго, утверждая, что их дядя, отец малолетняго, никогда не был женат и поэтому все имение после дяди принадлежит, по праву наследства, им, как ближайшим и единственным его наследникам. В старине нашей говаривали: „помути, Боже, народ, покорми нас, воевод". Ныне (1848 г.) и нет этой поговорки, а народу не лучше,—его мутят со всех сторон.
Процесс Баташевых—продолжение процесса вдовствующей дамы, его тещи; в первом надобно было признать незаконную дочь законной, во втором —или Баташевском—законнаго назвать незаконными. Бакшиш, как говорят азиятцы (подарок), посулен огромный, а дело на подъяческом арго щекотливо до такой степени—иглы подточить нельзя, даже запутать снова невозможно; что-же Иван Антонович придумал? Он вытребовал в синод из всех мест, в которых дело по инстанциям проходило, все производства и, отправляясь в Москву по случаю коронации Александра I,—не умею сказать ради какой по службе надобности,—взял купно с прочими канцелярскими бумагами и дело Баташева и, отъехав от Петербурга верст 400, под предлогом усталости, остановился ночлеговать, где сжег повозку, нагруженную делами, и дом крестьянина, для отвода подозрения.
