— Этот мрачный молодой человек, он — женоненавистник?
— Бетси-и, вам следует знать следующее. Он — солдат, не так ли? Солдаты никогда не являются женоненавистниками. Напротив!
Гурго был весьма сдержанным, но временами на него находило настроение, когда он начинал хвастаться. Как-то он разговорился с Наполеоном, но их прервала Бетси, просунув лицо меж полотен навеса. Он злобно нахмурился и вытащил рапиру, всегда висевшую у него в ножнах.
— Снова вы! — Он показал ей оружие, на клинке которого была красная отметина. — Видите это, мадемуазель? Это кровь англичанина. Он как-то мне помешал, мы поссорились, я его вызвал на дуэль, мадемуазель, и пронзил его сердце рапирой.
— Этот англичанин был солдатом?
— Нет, он не служил. Мрачный парень, подобно остальным англичанам.
— Итак, — заключила Бетси, — он не был солдатом и не привык владеть оружием, и конечно, вам не составило труда пронзить ему сердце, славный воин!
Бетси видела, что одна из императорских сабель лежала на столе. Позже она заявила, что Наполеон взглянул на оружие и подмигнул девушке, сам император этого не отрицал. В любом случае Бетси вошла под навес и увидела, что Гурго ударом кулака вогнал свою рапиру в ножны, как-будто желая сказать: «Теперь вам известно, что я думаю об англичанах!»
Девушка схватила саблю императора и начала размахивать ею над головой.
— Положите оружие на стол! — заорал Гурго. — Вы можете кого-нибудь поранить! Самого императора!
Бетси потом говорила, что она снова взглянула на императора, и он снова незаметно ей подмигнул.
— Нет, наш мужественный Гурго! — воскликнула девушка. — Я не принесу вреда императору. Только вам! — она направилась к нему через комнату, продолжая небрежно размахивать саблей. — Значит, господин Пожиратель Лягушек, вы убили англичанина, ведь так? Я сравняю счет и убью вас!
Гурго оказался в пиковом положении. Он понимал, что над ним все станут насмехаться, если он вытащит оружие и начнет обороняться против девчонки. С другой стороны, его пугали выпады сабли, которой вращала девушка. Он прыгал из стороны в сторону и кричал: «Прекратите!»
Наконец он оказался в углу и попытался вынуть оружие. В этот момент Наполеон в открытую подмигнул.
— Достаточно, Бетси-и. Я понимаю, вы не хотите нанести вред моему храброму офицеру, но вы плохо владеете саблей. Я не могу признать, что вам знакомо подобное искусство, значит, вы можете нанести ему рану, даже сами не желая этого. Или… не дай Бог, сами поранитесь.
Гурго вылез из угла с мрачной физиономией.
— Сир, у вас есть для меня поручения, — с кислым видом поинтересовался он.
— Нет, дорогой Гурго! Нет! Кроме, пожалуй, одного: пожалуйста, больше никаких дуэлей с… англичанами.
— Могу я удалиться? — с напряжением в голосе поинтересовался Гурго.
— Конечно. Мадемуазель отправляется домой. Вы должны ее сопровождать.
Если Гурго слышал приказание, то он сделал вид, что Наполеон ничего не произнес и удалился.
Наполеон нахмурился.
— Возможно, мы совершили ошибку, выбрав его нам в помощь.
На следующее утро после того, как Бетси «фехтовала саблей», она не появилась. Наполеон прислушивался, чтобы не пропустить ее обычные веселые слова: «Это я!» Казалось, что он только и ждет, когда она прервет порядком надоевшую ему диктовку. Наконец он спросил Ла Касе:
— Где мадемуазель Бетси-и?
Маркиз фыркнул.
— Мне неизвестно, сир. Но я рад, что ее тут нет. Утро шло своим чередом, и Наполеон ощущал, что в саду «Брайарс» воцарилась неестественная тишина. Ему было известно, что у Бэлкумов недавно родилось множество щенков, до него постоянно доносился их лай, когда они бежали за Бетси по лужайкам сада. Часто он видел девушку с одним щенком на руках. Видимо, он ей нравился больше всего.
— Как вы его назвали? — как-то раз спросил император девушку.
— Сир, его зовут Снуки [xi].
— Какое странное имя.
— Оно ему подходит. Понимаете, в Лондоне…
— Ужасный город.
— Сир, он прекрасен, ведь вы там никогда не были.
В этот день у Наполеона было паршивое настроение.
— В мире есть прекрасные города — Париж, Рим, Вена, Венеция, Каир, Москва. Они все отличаются друг от друга, и они больше Лондона. Когда в 1808 году я планировал напасть на Англию, я не собирался сохранить Лондон. Если бы по военным причинам было необходимо его разрушить, мы бы его стерли с лица земли. Это ужасное место, там всегда туман и полно дыма.
— Как скажете, сир, — спокойно согласилась с ним Бетси-и. — Теперь, когда вы высказались по поводу города, мне будет позволено отметить, что народ в этом городе живой и остроумный и может придумывать забавные имена. Они называют вашу голову «Снук». Когда у нас появились щенята, и у этого щенка была самая большая голова, я его назвала Снуки.
Наполеон внимательно посмотрел на щенка.
— У него грустный вид, подобно Дон Кихоту.
— А вы будьте с ним снисходительны. Он — всего лишь обычная английская собака.
— Мне он страшно не нравится. Он сильно напоминает одну тварь, которая была у императрицы…
— Эта императрица — Жозефина?
Наполеон кивнул головой.
— Она назвала это шумное создание Фортуна, и я ей как-то сказал, что это назойливое животное ей дороже меня.
В то утро в одиннадцать часов, когда Бетси так и не появилась, один из щенков начал пищать где-то около дома.
— Му-у-ру-у! Му-у-ру-у!
Наполеон решил, что это была та самая тварь.
— Я уверен, что там что-то случилось.
Он поднялся из-за стола и жестом показал Ла Касе, что на время прерывает диктовку. Император направился к главному дому.
Наполеон вскоре убедился, что воет любимец Бетси. Он сидел рядом с окошком, выходящим из подвала, задрав голову к небесам, и не переставая выл.
— Бетси-и! — позвал Наполеон.
Ее лицо показалось из подвального окошка. Девушка попыталась улыбнуться, но не смогла.
— Моя малышка, что вы тут делаете?
Бетси с трудом открыла окошко, и император увидел, что она плакала.
— Сир, меня наказали.
— За что? Что вы совершили такого ужасного?
— Меня наказали за то, что я сделала прошлым днем, — ответила девушка, пытаясь смахнуть с лица слезы. — Кто-то сказал папе, что я пыталась убить вас и барона Гурго вашей собственной саблей. Папа сильно рассердился и не стал меня слушать. Я должна тут находиться весь день.
Лицо Наполеона смягчилось от глубокого сочувствия.
— Бедное дитя! Так нельзя. Это была всего лишь шутка, наверно, виноват больше всех я, — он мрачно кивнул головой. — Я уверен, что к этому приложил свою руку наш милейший маркиз. Вчера вечером я ему подробно рассказал, как вы расправились с нашим хвастунишкой, уверен, что он едва мог дождаться того мига, когда сможет все пересказать вашему отцу. Вам наверно, не очень приятно тут находиться.
— Да, сир. Здесь стоят все наши бочки с вином, и от его запаха меня тошнит.
— Вам даже не дали с собой свечку?
— Нет, сир, — бледное личико девушки совсем сникло. — Тут очень темно, и я боюсь пошевелиться. Мне кажется, что днем тут прячется Старина Хафф, я даже слышала какое-то движение.
Наполеон опустился на колено и попытался заглянуть в темноту подвала.
— Бетси-и, вы мне говорили, что не верите в привидения.
— Правда, сир, я в них не верю, — дрожащим голосом ответила девушка, — но я их все равно боюсь!
— Девочка моя, вы не можете верить в подобную чушь! Но вам нельзя оставаться в таком влажном месте. Вы можете заболеть. Там есть на что сесть?
Она покачала головой.
— Тут где-то есть стул на трех ножках, но я боюсь его поискать.
— Ваш отец отправился в город?
— Я должна оставаться тут до его возвращения, — сказала Бетси.
— Тогда мне придется поговорить с вашей матерью. Мне будет сложно с ней объясняться. Мой английский не стал лучше, но мне придется попытаться. Не бойтесь, пока меня тут не будет, и не двигайтесь с места.
Наполеон вскоре вернулся вместе с Менти, несущим стул. Его поставили у окна, и на него уселся Наполеон.
— У вас все в порядке? Старина Хафф не проделал никаких трюков? — Император засмеялся. — Ваша мать умна и прекрасна, она поняла все, что я ей сказал. Малышка, она считает, что вы все же кое в чем виноваты и вас за это следует наказать. Она также полагает, что ей не следует отменять наказание, наложенное на вас отцом, но вам придется просидеть тут всего один еще час. Малышка моя, нам предстоит провести вместе это время. Я посижу здесь и составлю вам компанию, а Старина Хафф не посмеет вас беспокоить. Я уверен, дух старого учителя не сможет бороться с победителем шестидесяти сражений!
— Нет, конечно, нет! Если вы останетесь здесь, я не буду ничего бояться.
— Чтобы не думать ни о чем дурном, мы должны поболтать. О чем бы вы хотели поговорить?
— Сир, о чем-нибудь очень интересном.
