Георг Эберс - Невеста Нила

Ознакомительная версия.

Вольноотпущенник сообщил, что навуфеянин, наводивший справки, человек надежный и гораздо больше способен служить разведчиком, чем он сам, так как, кроме родного наречия, ему знакомы языки египетский, греческий и армянский; тем не менее и этому посланному не удалось расспросить подробнее об отшельнике Павле в Торе, где у монахов из Синайского монастыря устроено подворье. После, во времена переезда по морю в Кольцуй, он узнал от монахов, что существует еще другой Синай.

И Перпетуя продолжала рассказ, заметив, что несчастный заика обливается потом от непомерных усилий говорить толково и связно. Тамошний монастырь, в оазисе у подножия зубчатой, уходящей под облака горы, хотя и был упразднен по причине ереси монахов, но в ущельях громадной возвышенности все-таки осталось много отшельников в маленьком монастыре, в лаврах, а также в уединенных пещерах. Пустынник Павел вполне мог находиться в их числе. Этот след был довольно надежный, и кормилица с Гирамом решили без ведома Паулы продолжать по нему свои поиски; бывший воин мог оказаться чужим человеком, а им не хотелось вводить свою любимую госпожу в напрасное заблуждение.

Однако Паула прервала кормилицу радостным восклицанием:

— Но почему же вы думаете, что мне предстоят одни неудачи? Как у вас хватает мужества отнимать у меня надежду, которая поддерживает во мне бодрость духа? Я не хочу с ней расставаться. Павел на Синайской горе не кто иной, как пропавший без вести префект Фома, ваш господин и мой отец. Мое сердце говорит мне это. Если бы я не продала последних жемчужин из своего ожерелья, когда навуфеянин… Однако постойте… Скажи мне, когда ты можешь отправиться в дорогу, мой верный Гирам?

— Раньше двух недель ни в коем случае, — отвечал тот, заикаясь на каждом слове и неимоверно растягивая речь. — Я все-таки состою на службе у наместника, а послезавтра большая конская ярмарка. Молодой господин собирается купить новых кобылиц, а наши жеребята…

— Я завтра упрошу дядю освободить тебя! — воскликнула Паула. — Я брошусь перед ним на колени.

— Мукаукас не согласится, — прервала кормилица, — домоправитель Себек передал ему обо всем от моего имени еще до приема посетителей и просил отпустить Гирама.

— Что же ответили ему на это?

— Госпожа Нефорис назвала наше намерение новым заблуждением, и наместник согласился с ней. После того мукаукас запретил Себеку тревожить тебя сомнительными вестями, однако велел мне сказать, что по окончании ярмарки он, может быть, пошлет Гирама на Синай. Потерпи немного, душа моя! Ну что значат две или самое большее три недели? А потом…

— Но до тех пор я умру с тоски! — воскликнула Паула. — Навуфеянин, говоришь ты, здесь и готов отправиться в дорогу?

— Да, госпожа!

— Тогда мы наймем его, — решительно сказала девушка. Однако кормилица, переговорившая обо всем заранее со своим земляком, грустно покачала головой и заметила:

— Он требует слишком большую плату.

Тут сириянка объяснила, что этого бывалого человека, говорящего на нескольких языках, приглашают провожать караван к пределам Ктезифона за такую плату, которая обеспечит юнцу годовое пропитание, но тем не менее навуфеянин согласен прервать переговоры с купцом Ганно и обойти для Паулы всю Аравию в пределах Петры, если дочь префекта согласится дать две тысячи драхм.

— Две тысячи драхм? — повторила девушка в страхе и смущении опуская глаза. Но, минуту спустя, она опять подняла на своих преданных слуг самоуверенный взгляд и воскликнула негодующим тоном: — Как смеет мукаукас удерживать у себя мою собственность! Если дядя откажется еще раз выдать мне мои деньги, то я решусь на крайнюю меру и пожалуюсь на него в суд.

— В суд? — сказала с грустной улыбкой кормилица. — Для принесения жалобы тебе необходим кириос, а твоим кириосом является сам мукаукас Георгий. Кроме того, пока судьи решат дело, наш гонец успеет вернуться обратно из далекого Ктезифона.

И Перпетуя снова принялась упрашивать Паулу спокойно обождать до окончания конской ярмарки, но девушка стояла, как убитая, печально понурив голову.

Вдруг кормилица вздрогнула, а Гирам отшатнулся, испугавшись громкого возгласа, который неожиданно вырвался у молодой девушки:

— Отец Небесный, но ведь у меня есть то, что нам необходимо!

— Что ты говоришь, дитя? — спросила сириянка, прижимая руки к сердцу, чтобы сдержать его биение.

Но Паула не отвечала ей, торопливо обратившись к вольноотпущеннику:

— Как ты думаешь, опустел ли теперь первый двор? Разошлись ли рабы и чиновники дяди?

Конюший отвечал утвердительно, так как свободные слуги разошлись по своим жилищам в одно время с ним.

— Господа, вероятно, еще долго будут сидеть на открытом воздухе, но мимо них нетрудно пройти незамеченным, — прибавил он.

— Хорошо, — сказала девушка. — Иди впереди меня, Гирам, и потом подожди у калитки. Я принесу тебе из своей комнаты одну вещь, за которую мы можем выручить в десять раз больше денег, чем требует гонец Дузара. Не смотри на меня с таким испугом, Бетта. Я дам ему крупный смарагд из ожерелья матери.

Кормилица всплеснула руками.

— Неразумное дитя, — воскликнула она тоном упрека, — ты хочешь продать наследственную драгоценность, принадлежавшую еще святому Феодосию!… И тебя принуждает к этому не крайняя необходимость, а упрямство и нетерпение.

— Ты слишком сурова и несправедлива ко мне, Бетта! — перебила ее девушка решительным тоном. — Тут идет дело об отсрочке на целый месяц, а нам всем понятно, как много зависит от самого гонца. Разве ты забыла, как Гирам одобрял находчивость именно этого человека? Мало того, неужели мне, твоей воспитаннице, приходится напоминать тебе о непрочности человеческого существования? Одна минута решает вопрос о жизни и смерти. Между тем отец мой стар и еще до страшной осады Дамаска был покрыт рубцами от ран. Если мы будем откладывать наши поиски и колебаться, то, пожалуй, не застанем его в живых.

— Да, да, — грустно прошептала старуха, — может быть, ты и права. Если я…

Но Паула закрыла ей рот поцелуем, после чего передала свои распоряжения сирийцу. Он должен был завтра утром продать смарагд еврею Гамалиилу, богатому и добросовестному купцу, не уступая, однако, драгоценного камня дешевле чем за двенадцать тысяч драхм. Если же ювелир не мог выдать всю сумму сразу, то Гираму было приказано взять у него только две тысячи драхм для гонца, отсрочив плату остальных денег до будущего времени. Сириец пошел вперед, и когда Паула после долгого прощания с кормилицей вышла во двор из веселенькой комнаты Перпетуи, верный Гирам, по приказанию своей госпожи, стоял уже у калитки, поджидая ее.

Гирам оказался прав: чиновники мукаукаса действительно не разошлись еще по домам и сидели со своими гостями во дворе; к ним присоединились египетский проводник и почетные спутники купца Гашима: масдакит Рустем и еще другой, служивший у него писцом и переводчиком. Кроме золотых дел мастера, еврея Гамалиила, и людей араба, все остальные были христианами; они неохотно приняли в свое общество мусульман, тогда как еврей, знакомый с ними много лет, пользовался расположением в доме наместника. Однако хозяин распорядился, чтобы приезжим иностранцам был оказан радушный прием, и, кроме того, мемфитам хотелось послушать рассказы бывалых путешественников. Но они ошиблись в расчете: переводчик оказался очень необщительным, а масдакит не знал ни слова по-египетски и очень плохо говорил по-гречески.

После нескольких бесполезных попыток завести беседу присутствующие отстали от спутников арабского купца и принялись слушать секретаря Ориона. Он еще вчера рассказывал им много интересного об императорском дворе, а сегодня начал подробно излагать события блестящей жизни своего молодого господина в Константинополе. Секретарь описал три победы, одержанные Орионом на конских бегах в византийском цирке, и особенно живо представил, как сын Георгия во время народного восстания во главе пяти юношей, своих друзей, проложил дорогу из дворца в Софийский собор сквозь разъяренные толпы мятежников в несколько сот человек. Наконец он перешел к успехам Ориона у столичных красавиц.

— Царицей меж них, — восхищенно продолжал секретарь, — была Элиодора, не какая-нибудь флейтистка или нечто в этом роде, а богатая, добродетельная патрицианка, вдова Флавиана, племянника сенатора Юстина, царского родственника. Все женихи в Константинополе добивались ее руки, даже великий Грациан, но их старания, конечно, оказывались безуспешными. Такого дворца, как у Элиодоры, нет во всем Египте, не исключая даже Александрии. Дом наместника хотя и больше, но в сравнении с ним выглядит убогой крестьянской лачугой. Я расскажу вам в другой раз подробнее об этом жилище, наполненном редкими драгоценностями. Довольно того, что у ворот вдовы день и ночь стоят рабы и вольноотпущенники, присланные к ней с цветами и фруктами, дорогими подарками и нежными стихами, написанными на душистой шелковой материи розового цвета; однако ни один из многочисленных обожателей не добился благосклонности Элиодоры, пока при ней был Орион. Поверите ли, она влюбилась в него с первой встречи на вилле Юстина и сделалась его собственностью вот, например, как это кольцо — моя собственность.

Ознакомительная версия.