На следующий день после приезда он с утра принялся за почту, потом приказал отвезти себя на кухню, потом в комнату служанок и весело болтал с ними, выспрашивая местные новости. Кто-то сказал, что на будущей неделе в Уорм-Спрингз, разумеется за пределами президентской зоны, состоится традиционное народное представление. Будут исполняться негритянские песни под аккомпанемент банджо, а «энд-мэны» — так называли самодеятельных актеров, исполнявших роли комиков-клоунов, — будут развлекать местных жителей и курортников. На празднике выступит один из любимых музыкантов президента — Грэм Джексон, поющий под аккордеон негритянские «спиричуэлз». Узнав обо всем этом, президент объявил, что обязательно поедет туда. От него сочли нужным скрыть, что все участники праздника должны были внести на его организацию по два с половиной доллара...
После ленча президент приказал усадить его в открытый «форд» и отправился осматривать окрестности.
Вернувшись, Рузвельт заявил, что готов принять нового президента Филиппин Серхио Осменью, уже несколько дней тщетно ожидавшего встречи с президентом США в Вашингтоне. Он приказал сообщить в Белый дом, чтобы филиппинцу предоставили самолет и привезли его в Уорм-Спрингз.
...Сотрудники охраны сбились с ног. Ворвавшись в старомодный ветхий трехэтажный отель, окруженный папоротниками в кадках и снабженный вентиляторами, чтобы жильцы не так мучились от жары, они обследовали все его помещения, включая жилые комнаты. На недоуменные вопросы обитателей гостиницы они ничего не отвечали.
В тот же день у входа в отель появились три сверкающих «кадиллака». Первая машина промчалась на несколько десятков метров дальше и, не сбавляя хода, скрипя тормозами, с шиком развернулась и перекрыла подход к отелю. Вторая остановилась вплотную к подъезду. Третья перекрыла дорогу к гостинице с противоположной стороны.
Всем обитателям отеля было приказано оставаться в своих номерах и не подходить к окнам. Однако все они, конечно, приникли к окнам, стараясь оставаться не замеченными извне.
Они увидели, как из второй машины выскочили двое военных в какой-то чужеземной форме, затем вышли еще двое — в штатском. Все они издали походили на негров. Один из двоих в штатском — седой, темнокожий человек — медленно, как бы с трудом преодолел несколько метров, отделявших его от входа в отель. Военные слегка поддерживали его под руки. Разумеется, никто из жильцов не знал, что это был президент Филиппин Серхио Осменья со своими адъютантами и личным врачом. Президент недавно перенес серьезную операцию.
Через некоторое время гости вновь появились у входа в отель, сели в ожидавшие их машины и уехали. Обитатели гостиницы бросились к портье, чтобы удовлетворить наконец свое любопытство. Портье с гордостью показал им чистый лист регистрационной книги, где филиппинский президент расписался, полностью указав свое звание, имя и зачем-то поставив после него имя своей матери.
Озадаченные жильцы долго гадали, каким образом и для чего оказался здесь заокеанский гость. В конце концов они пришли к выводу, что его приезд имеет некую связь с продолжавшейся американо-японской войной. Однако понять, зачем он приехал сюда, в Уорм-Спрингз, они никак не могли.
Правда, среди обитателей отеля распространился слух, что кто-то на днях видел Рузвельта в церкви. Но этот слух опровергался газетами, которые ежедневно печатали коммюнике и заявления президента, свидетельствующие о том, что он по-прежнему пребывает в Белом доме.
Рузвельт приказал хранить свой отъезд в глубокой тайне. Журналисты, сопровождавшие президента, обязались все свои сообщения о деятельности президента в Уорм-Спрингз помечать словами: «Белый дом, Вашингтон, Д.К.» то есть «дистрикт Колумбия» (федеральный округ, в котором находится столица Соединенных Штатов). Что же касается печатавшихся в газетах рутинных сообщений о президенте, то они были в необходимом количестве заранее заготовлены его секретарями и согласованы с ним.
Накануне того дня, когда Рузвельту предстояло встретиться с президентом Филиппин, он получил отличный подарок: из Белого дома ему сообщили, что Советский Союз денонсировал свой договор о нейтралитете с Японией.
Рузвельт радостно хлопнул в ладоши.
— Я всегда говорил, что на русских можно положиться! — сказал он Биллу Хассетту, который принес радостное известие.
— Насколько я знаю, мистер Черчилль придерживается иного мнения, сэр, — возразил Хассетт таким тоном, что нельзя было понять, осуждает он Черчилля или просто напоминает президенту о позиции британского премьера.
— К черту! — с раздражением воскликнул Рузвельт, но тут же изменил тон и заговорил спокойно, как бы размышляя вслух: — Сталин сделал смелый шаг. Не каждый решился бы на это в его положении. Ведь все его основные армии продолжают сражаться на западе. Что будет, если японцы истолкуют денонсацию договора как прямую угрозу со стороны Советского Союза и бросят свои войска, находящиеся сейчас в Китае, через Маньчжурию на север, к русской границе?
Немного помолчав, он добавил:
— Как можно говорить после этого, что Сталин не соблюдает ялтинские решения?..
В эту минуту президент осуждал себя за то, что еще совсем недавно поддался все-таки влиянию Черчилля, что на него все же сумели оказать известное давление правые газеты, которые он всегда презирал.
Вообще-то Рузвельт старался поддерживать хорошие отношения с прессой. Журналистам, аккредитованным при Белом доме, он постоянно внушал мысль, что они являются «элитой» и возвышаются над остальной пишущей братией. Если эта последняя все время нуждается в дешевых сенсациях, чтобы хоть как-то прокормиться, то корреспонденты, работающие при Белом доме, могут позволить себе роскошь писать правду и поддерживать усилия президента, стремящегося превратить Америку в страну благоденствия. Если тот или иной журналист получал повышение по службе и представлять его газету в Белом доме поручалось кому-нибудь другому, Рузвельт никогда не забывал выразить уходящему свое сочувствие. В присутствии других журналистов он говорил:
— Значит, покидаешь нас? Но не расстраивайся. Я убежден, что это временное понижение. Я верю в тебя...
…Рузвельт проклинал те газеты, которые не хотели видеть, что в Ялте ему удалось добиться главного — по основным вопросам поддержать лояльные отношения между Западом и Востоком. Эти газеты всячески пытались опорочить крымскую встречу.
Президент с удовлетворением подумал о том, что в своем предыдущем послании — ответе на письмо советского лидера по поводу «бернского инцидента», он не стал отвечать на обвинения контробвинениями. Теперь ему предстояло ответить на еще более резкое послание Сталина, выражающего недовольство сепаратными переговорами в Берне. А ответ все еще не подготовлен... Итак, прочь все сомнения, все колебания!
Рузвельт решил сегодня же написать Сталину письмо, в котором, не вступая в полемику, заверить его в честности и надежности американского союзника.
Утром следующего дня Рузвельту предстояло принять филиппинского президента. Он знал, зачем Серхио Осменья приехал в Вашингтон. Речь шла о предоставлении Филиппинам независимости. В свое время Рузвельт уже дал принципиальное согласие на это.
Сохранить прямое подчинение Филиппин Америке после того, как эти острова были освобождены от японской оккупации, означало бы восстановить филиппинцев против своих освободителей. Соединенные Штаты должны предоставить Филиппинам государственную независимость, сохранив при этом — разумеется не столь уж явно! — экономическую зависимость Филиппин от США. Это продемонстрирует перед всем миром готовность американского правительства содействовать ликвидации колониальной системы. Филиппинцы будут благословлять Белый дом и президента Рузвельта, сначала освободивших их от японской тирании, а теперь даривших им полную свободу...
Новому филиппинскому президенту Серхио Осменье было, конечно, известно, что предоставление независимости Филиппинам предусматривалось соответствующими законоположениями еще в 1935 году. Тогда была установлена даже точная дата предоставления независимости — 4 июля 1946 года. Поэтому Осменья и совершил воздушный прыжок через океан, стремясь поскорее встретиться с Рузвельтом.
Президент США не сомневался, что одной из характерных особенностей послевоенного мира должна быть ликвидация всевозможных колоний, протекторатов, опек и т.д. и т.п. Он осуждал тщетные попытки Черчилля закрепить навечно господство Британии над такой огромной страной, как Индия, и над многими другими, менее значительными «колониями» и «доминионами» — от Британского Северного Борнео до Золотого берега, от Ямайки до Фолклендских островов, от Бирмы до Британской Гвианы.
