Алая кровь хлынула на белый снег. Князь свалился с седла и был добит копытами лошади боспорца.
– Привет тебе, витязь! – разом закричали херсонесцы, не опуская копий. – Скажи, кто ты, и мы будем твоими друзьями!
– Я сотник царя Палака, – ответил Лайонак, тяжело дыша от усталости.
– А мы воины города Херсонеса!
– Значит, мы враги!
– Выходит, так!.. Но мы помогли тебе одолеть твоего противника, высоко ценим твою храбрость и не поднимем на тебя оружия!.. Наше дело – спасти жизнь и честь этой девушки!
– Этой девушки?.. Ага!.. А скажи, Гедия: ты знаешь этих людей и доверяешь им?
– Да, они добрые граждане и друзья моего отца!
– Гм… – тихо отозвался Скимн, толкая друга в бок. – Мы – друзья Херемона.
– Тсс… Ты должен знать, что в беде все друзья, кто нам помогает.
Лайонак подумал с минуту, слез с седла, не спеша достал нож и двумя взмахами отрезал голову убитого Напака. Гедия затрепетала при виде этого, опять вспомнила красное пятно на снегу и ужаснулась в душе жестокости и кровожадности степняков. Лайонак поднял отсеченную голову за пышные волосы.
– Если так, – сказал он, – отправляйся, молодая жрица, в Херсонес с друзьями своего отца! Только не забудь о поручении царицы!
– Не забуду! – тихо отозвалась девушка, не будучи в силах оторвать взора от мертвой головы.
Лайонак с трудом взобрался на Альбарана и, не оглядываясь, поскакал в степь. Его лошадь заметно хромала.
Глава пятая.
Осуждение Херемона
1
Херемон, сын Никона, из рода Евкратидов, был и оставался одним из самых богатых людей в Херсонесе, владетелем кораблей, домов, немалых накоплений в виде дорогой посуды, золотых статеров, погребов со старыми винами, сохранившимися даже после осады.
В Керкинитиде, Стенах, Прекрасном порту имелись у него склады, десятки доверенных лиц занимались до скифского нашествия скупкой хлеба и торговлей с варварами.
– Чьи караваны с хлебом идут с Равнины в Керкинитиду?
– Богатого Херемона!
– На чьих многовесельных судах развеваются разноцветные флаги?
– На судах богатого Херемона!
– Чьи рабы ломают камень в горах?
– Его же!..
Было странно видеть, как сотни, тысячи людей, подобно кропотливым муравьям, тащили каждый свою ношу, чтобы опустить ее к ногам земного бога – костлявого Херемона. Росла и умножалась из года в год слава «грифа, стерегущего золото», увеличивались и его богатства.
И казалось, особенно тем, кто слышал об этом человеке где-нибудь в далеком углу Тавриды, но никогда не встречался с ним лицом к лицу, что Евкратид – человек высокого роста и необыкновенной силы, могущий устрашить своим видом кого угодно, что он полон энергии, утопает в роскоши, живет в многобашенном дворце и вообще похож не то на сказочного великана, не то на могучего царя, окруженного тысячами подданных и сотнями слуг.
Но богатый Херемон был немощен и стар. Он иссох, как стебель прошлогоднего бурьяна, что торчит среди снежной пустыни и печально склоняется под напором холодного ветра.
Он носил поношенную одежду и искал средства от вшей, которые по неизвестной причине нашли свой приют на его полумертвом теле.
Старик не имел сына, и единственной наследницей его была прекрасная лицом и добрая нравом Гедия, воспитанница храма Девы-Покровительницы.
Перед советом города стояла немаловажная задача решить судьбу имущества Херемона на случай его смерти. Это имущество составляло немалую часть, так сказать, «национального» достояния Херсонеса.
Да и не только об имуществе Херемона болели души отцов города-государства. Дело шло о дальнейшем существовании многорукого и многоликого хозяйственного организма, который работал на этого человека и сросся со всей общественно-хозяйственной системой полиса.
Структура полиса была очень компактной. В ней в неразрывном единстве сосуществовало личное и общее. Хлеботорговое дело являлось одним из самых мощных щупальцев небольшого, но прожорливого государства-спрута, его рабочим придатком, проникающим в самую толщу живого тела Скифии и жадно сосущим его соки. Херемон входил в кучку хлебных магнатов, фактических хозяев города. Разрушить его хозяйство – значит парализовать одну из самых сильных присосок Херсонеса, отсечь клешню у рака, перебить крыло у птицы!.. Расстройство хозяйства и торговли старого «грифа» могло ослабить всю колонию.
Это понимали многие, но относились к Херемону по-разному.
Бедные – а их в Херсонесе было немало и с каждым годом становилось все больше – ненавидели костлявого кащея за его безжалостное отношение к должникам, за его скупость и черствость к тем, кто гнул на него спину, умножал его богатства.
Но многие радетели демократии, такие, как Бион, то есть люди среднего достатка, которые желали сохранения заведенного порядка вещей и боялись потрясений, замечали глубокомысленно:
– Херемон, несмотря на жесткость характера и неприглядную внешность, хороший гражданин и демократ!.. Будь на месте Херемона сильный и честолюбивый человек, он стал бы тираном Херсонеса. А Херемон удовлетворяется должностью пастуха священных овец и не претендует на большее.
Такого же мнения были и высшие демиурги, которые цепко держались за кормило государственной власти, умело используя ее для собственного обогащения.
Менее покладистый человек на месте Херемона в самом деле оказался бы опасным для кучки городских заправил, захватил бы власть в свои руки и стал бы единоличным властителем, тираном.
Многие поддержали бы такого смельчака в надежде что-то получить в свою пользу при разгроме старой власти. Бедные жаждали разбогатеть, способные – приложить свои таланты, честолюбивые – выдвинуться, обиженные – отомстить. Немало было и таких, что таили мечты о расширении границ полиса, о преобразовании города-государства в эллинистическую монархию наподобие Боспора. Не таким ли был и Скимн-архитектор?
Но Херемон стар и болен, он скоро умрет. Кто займет его место? Кто возглавит его хозяйство?
Сотни людей могли сейчас сказать:
«Я работаю у Херемона!»,
«Я работаю на Херемона!»,
«Я кормлюсь у Херемона!»,
«Я раб Херемона!»,
«Я наемник Херемона!»,
«Я откупщик у Херемона!»,
«Я охраняю богатства Херемона!»
И вдруг – Херемона не станет! Не будет ли это означать потерю направляющей и сдерживающей силы для многочисленных людей, занятых у Херемона?
Как сделать, чтобы потеря хозяина не отразилась на деятельности его хозяйства?
Как поступить, чтобы существующий порядок в полисе не дрогнул после смерти Херемона?
Все эти вопросы занимали членов совета и служили темой обсуждения на тайных совещаниях эсимнетов.
Имя Гедии, наследницы богача, многократно произносилось под сводами храма Обожествленного города и в домах демиургов.
Кто станет мужем девушки-жрицы, тот фактически займет место Херемона.
Было бы лучше, если бы это оказался человек незначительный по своему уму и не пользующийся популярностью среди народа!
Тогда все будет идти по-старому и архонтам можно будет спокойно править народом, часто повторяя слово «демократия», но на деле проводя в жизнь свои замыслы и тайные решения.
2
Мата наказывала архитектору донести совету о положении в Керкинитиде, думая, что она первая позаботилась об этом.
Скимн и Бион блуждали где-то в степи, а херсонесские властители уже знали все подробности о волнениях среди воинов, обеспокоенных потерей богини, о приезде Херемона в лагерь Диофанта и об его энергии в деле подготовки немедленного похода против Неаполя. Стало также известно, что в состоянии безумного ослепления горем Херемон обещал сделать Диофанта своим зятем и наследником. Знали демиурги и о том, что Диофанту понравилось предложение старика и что он через Гориопифа усиленно занимается розысками Гедии, добивается ее освобождения в чаянии получить обещанную награду. Не совсем было ясно, зачем Диофант срочно едет в Херсонес и с какими предложениями обратится он к совету.
