Они выехали к небольшому лесочку и остановились. День обещал быть ясным, на небе лишь кое-где проплывали легкие белые облака.
– Там, за лесом, в высокой траве могут быть куропатки, – произнес Сар-Авчи, натягивая на руку кожаную перчатку и собираясь взять из рук своего слуги одну из двух привезенных птиц. – Ну что ж, пожалуй, пора их опробовать в деле, – он протянул руку и поглядел на стоявшего рядом старика, тот заметно нервничал.
– Ты что же, испугался собственных птиц? Тогда я покажу тебе, как с ними обращаться, – и умелый охотник рассмеялся впервые за долгие недели и дни счастливым беззаботным смехом.
Тяжелая стрела со стальным тупым наконечником глухо ударила его в грудь, оборвав смех отважного хана. Такие стрелы специально были предназначены для незащищенного доспехом тела, они оставляли широкое входное отверстие, благодаря которому жертва с первых же мгновений начинала истекать кровью. Белокрылый кречет шарахнулся в сторону, сорвавшись с руки оседавшего на бок человека, и, отлетев, опустился на лежащую корягу. Еще несколько стрел вылетело из кустов, и один из воинов хана тут же упал замертво. Двое оставшихся соскочили с коней и бросились к рухнувшему к ногам своего коня Сар-Авчи. Кел-Дуган уже лежал на земле, уткнувшись лицом в траву и закрыв голову руками. Шестеро воинов подскочили к умирающему хану и двум его верным слугам, которые, выхватив сабли, смотрели в лицо надвигающейся на них смерти. Илькэ-Бэк пустил коня на одного из оставшихся, заставил его потерять равновесие и в момент падения рассек саблей его не защищенную шлемом голову. Второй, более ловкий воин Сар-Авчи Хана успел рубануть саблей одного из нападавших, проскочив под мордой коня, ткнул своим изогнутым клинком другого, угодив ему прямо в пах, но в тот же миг был насквозь проткнут брошенным в него дротиком.
– Убрать все трупы и привести коней, не оставлять никаких следов, – заорал Илькэ-Бэт, отдавая распоряжения своим людям.
Сар-Авчи лежал на земле и смотрел в глаза своему победителю.
– Я же говорил тебе, собака, что придет день и я прикончу тебя, – обращаясь к Сар-Авчи, произнес Илькэ-Бэк, сжимая в руке окровавленную саблю. – Теперь я отправлюсь в твои земли и расправлюсь с твоим старшим змеенышем-сыном, а твои жены будут по вечерам снимать с меня сапоги, а по ночам тешить меня в постели, – и он разразился оглушительным смехом.
Он говорил что-то еще, но Сар-Авчи Хан уже не слышал своего врага. Взор умирающего помутился, отяжелевшие веки опустились, он умирал, как тот, побежденный орлом, сокол из сна. Он умирал и слышал над собой жуткий смех своего врага, напоминавший карканье ворона.
Судьба не всегда бывает милостива к храбрецам и героям. Проявляя чудеса героизма, мудрости и отваги, они бьются за идею, за веру, которая ведет их вперед к победам и поражениям, но, к сожалению, не они зачастую празднуют на пирах и снимают те лучики славы, которые по праву должны были бы согреть их остывшие после военных пожаров сердца. Победы празднуют совсем другие герои. Эти герои не вдыхали своими ноздрями запахи битв, не смешивали свой кислый пот с соленой кровью, зачастую льющейся рекой из прорубленных ран истинных бойцов и героев. Эти горе-победители и самопровозглашенные герои не знали горечи боевых потерь, и даже сам запах битвы никогда не вызывал у них возбуждения и азарта, сопровождаемого яростью и жаждой боя. Хан Сар-Авчи пал, преданный и обманутый теми, кто послал его в чужие земли. Он пришел в земли, заселенные смелыми и свободолюбивыми людьми, такими же храбрецами и героями, каким был и он сам. Сар-Авчи Хан – белый охотник, белый хазарин древнего рода, именно он, один из лучших представителей белой хазарской расы, готовый бороться за свои земли, свои семью и ту жизнь, в которую он верил сам, в которую верили все его предки много-много веков, сменяя одно поколение другим.
На следующую ночь люди Илькэ-Бэка, сопровождаемые Кел-Дуганом, тихо вошли в шатер, в котором мирно спали четверо оставшихся воинов из отряда Сар-Авчи, и задушили их спящих. Они вынесли трупы и вывезли их из лагеря в повозке под слоем конского навоза, обманув тем самым бдительных стражей Кагана. Единственное тело, которое удалось обнаружить, было телом самого Кел-Дугана. Кел-Дуган был стар, и все поверили в его естественную смерть, хотя его просто удушили в постели собственной подушкой.
Илькэ-Бэк, поддержанный Исса-Иаром, вернулся домой и, с его позволения, разгромил Сун-Джена и его воинов. Старший сын Сар-Авчи, не посрамив отца и младшего брата, сражался до конца и умер как герой. Победитель завладел землями и имуществом побежденного, но вот только любимая жена убитого хана – Чичак-Хатун, мать Буйука, не стала тешить победителя в постели. Перед тем, как враги ворвались в ее жилище, она вонзила себе в сердце кинжал.
До того, когда воины киевского князя Олега вторглись в земли Хазарии и подчинили себе многие славянские племена, платившие дань Каганату, во дворце Великого Бека так никто и не узнал о неудачном походе провинциального хазарского князька Сар-Авчи.
Книга вторая
«Боярин и гридь»
Со стен маленькой крепости, в которой укрылись остатки пореченского войска, Невер смотрел на опустевший хазарский лагерь и не мог понять того, что же произошло. Из-за густого тумана рассмотреть бывшее место стоянки хазарского войска полностью было невозможно, но даже сейчас было видно, что враги покинули свой временный стан. На том месте, где вчера стояли шатры и палатки хазарских воинов, сейчас была пустота. Вокруг Невера и других защитников пореченского детинца, стоявших этой ночью в дозоре на стенах укрепления, собирались остальные славянские ратники. Они с удивлением осматривали покинутый лагерь, не веря своим глазам. И лишь когда туман полностью рассеялся, последние сомнения исчезли. Хазары ушли.
После того как Невер принес в славянский поселок тревожную весть о набеге степняков, и когда детинец был подготовлен к осаде, ему и нескольким другим молодым парням было поручено вести наблюдение со стен укрепления. Несмотря на то, что Невер, как и большая часть его невольных сотоварищей, рвались в бой, желая принять участие в битве, их мнение никто слушать не стал. Боряте даже пришлось прикрикнуть на разгорячившихся молодых парней, и те смирились со своей ролью праздных наблюдателей. Всю картину битвы, которая чуть было не переросла в истребление целого славянского рода, Невер и его соратники наблюдали с высоты холма. Из-за плотно подогнанных друг к другу бревенчатых стен пореченского детинца его защитники смотрели, как пали Рогдай, Бойкан и еще больше двух сотен их сородичей. Одним из первых в страшной сече пал и Ходота – отец Невера, осталась единственная надежда на то, что мать и две младшие сестры смогли уцелеть на болотах.
Невер обернулся. На стену детинца поднимался сам пореченский воевода.
– Ушли хазары-то, – рядом с Невером и Борятой оказался никогда не унывающий Ропша. – Глядишь, и кончились наши беды.
– Может, неспроста это али хитрость какая. Выманить нас небось хотят да напасть скопом, – вставил не столь оптимистичный Вилюй, стоявший невдалеке с другими белогорскими мужиками. – Что сам думаешь, воевода, как поступим?
Борята молчал, обдумывая увиденное. Почти отчаявшийся из-за принятого накануне решения о выплате дани и почти смирившийся с тем, что теперь его народ попадал в кабалу к слугам хазарского Кагана, воевода, обнаружив отсутствие врагов, поначалу тоже предположил какую-то хитрость с их стороны. Но поразмыслив, решил, что открытая местность не позволила бы хазарам спрятать большой отряд и напасть из засады.
– Гляди, гляди: вроде едет кто-то, – раздался чей-то голос с другого конца стены.
Все устремили взгляды вдаль, и многие тоже сумели рассмотреть одинокого всадника. Он не спеша ехал на мелкой лошаденке по направлению к крепости. Все, кто был рядом, тут же схватились за оружие, готовясь к самому худшему. Некоторые достали стрелы и луки.
