– Так пожелал мой отец, – молвил на это Моисей. – Нужда вынудила мою семью перебраться из Волжской Булгарии на Русь.
– Вступай в наше войско, иудей, – сказал Урянх-Кадан. – Скоро мы повернем наших коней на Русь. Если ты будешь храбр, то сможешь обогатиться. Храбрецам у нас полагается немалая награда: лошади, золото, юные невольницы…
– Я готов вступить в ваше войско, – пробормотал Моисей, – но боюсь стать обузой. Я не умею так ловко ездить верхом, как это делают ваши воины.
Урянх-Кадан и Кюлькан заулыбались, когда рыжий толмач перевел им слова Моисея. Лишь Бури по-прежнему оставался невозмутим.
– Наши воины обучат тебя всему, что умеют сами, иудей, – промолвил Урянх-Кадан. – Если ты помимо храбрости проявишь смекалку, то сможешь стать военачальником. Наш повелитель Бату-хан жалует почестями всех, кто верно служит ему.
Затем Урянх-Кадан и Кюлькан стали расспрашивать Моисея: далеко ли от Рязани до Суздаля и Владимира? Сколь длинен путь от Владимира до Новгорода? Какие племена живут за Новгородом?..
Моисей отвечал на все вопросы столь подробно, как мог. Судя по лицам молодых ханов, они были довольны ответами Моисея. Особенно их порадовало то, что на Руси много богатых и многолюдных городов.
Вернувшись обратно в тесную юрту, Моисей стал делиться своими впечатлениями с Яковом.
– Видел я троих ханов. – Моисей перечислил их имена. – Так они все совсем еще молодые, чуть постарше меня. Интересно, каков из себя Бату-хан?
– Чуть постарше хана Бури, – промолвил Яков. – Видел я его как-то раз.
– Неужто у мунгалов войском такие молодые ханы верховодят? – удивился Моисей.
– Не скажи! – усмехнулся Яков. – У мунгалов имеются и седые воеводы, такие, как Субудай. Без них Бату-хан и шагу ступить не может. Они-то все битвы и выигрывают, поскольку набрались опыта, воюя еще под стягами Чингис-хана.
– А где становище Бату-хана? – шепотом спросил Моисей.
– Отсюда недалече, – ответил Яков, кивнув куда-то на юг. – С Бату-ханом находятся главные силы мунгалов. Бури, Урянх-Кадан и Кюлькан возглавляют головной отряд.
Глава двенадцатая
Батыевы послы
Моисея хватились на третий день. Юрий Игоревич отправил в Нузу другого гонца, который вернулся в Рязань вместе с воеводой Воинегом.
На расспросы князя Воинег поведал, что Моисей в пограничном городке не появлялся.
Юрий Игоревич отругал гридничего:
– Загулял твой гридень! Сыскать его немедля и в поруб посадить!
Однако поиски ни к чему не привели.
Стало известно, что Моисей по пути в Нузу заезжал к родителям в Ольгов. Надолго он там не задержался и в тот же день поскакал дальше, нашлись свидетели этого. Расширив круг поисков, люди Юрия Игоревича обшарили все деревни вокруг Ольгова по обоим берегам Оки и по ее притокам. Наведались они и в село Купавна. Местный торговец льном сознался, что ночевал у него княжеский гридень дней пять назад, описав при этом своего случайного гостя.
– Куда этот гридень подался? – допытывались княжеские челядинцы.
– В Нузу он искал дорогу, – сказал торговец. – Заплутал он малость. Я подсказал ему, как вернее добраться до Нузы.
Княжеские люди проехали по всем дорогам, ведущим к Нузе, обшарили берега реки Пары. Если Моисея убили лихие люди, полагали следопыты, то тело гридня нужно искать где-нибудь в реке или в придорожных кустах. Однако все поиски завершились ничем.
На десятый день Юрий Игоревич повелел поиски прекратить.
Саломее так и сказали, что сгинул ее брат незнамо где.
Саломея поплакала вечером в одиночестве, коря себя за то, что не дала Моисею денег. Она решила, что Моисей исполнил-таки свою угрозу и бросился в омут головой, а может, как-то иначе жизни себя лишил.
Повидавшись с отцом и матерью, Саломея рассказала им все, что знала о проигрыше Моисея в кости и об отчаянии его.
Старый Пейсах отнесся к услышанному на удивление спокойно, он даже сказал:
– Никогда бы не подумал, что у моего слабовольного сыночка хватит мужества лишить себя жизни. Это единственный достойный поступок, совершенный Моисеем по собственной воле. Упокой, Боже, душу его!
Супруга Пейсаха лила горькие слезы. Она любила своего единственного сына, не замечая в нем безволия и прочих недостатков.
– Что, скупец, сберег свои гривны? – укоряла мужа Шейна. – Богатство выше родного чада оценил. Таким, как ты, детей вообще иметь нельзя!
Саломея уехала от родителей, чувствуя, что невольно посеяла меж ними семена вражды и неприязни.
Между тем жизнь самой Саломеи в доме боярина Бронислава становилась все мучительнее и нестерпимее. Супруг взял себе за привычку постоянно унижать Саломею, давал волю рукам и даже за плеть брался, когда бывал во хмелю. При этом Бронислав зло приговаривал, что выбьет из Саломеи ее непокорность. Всем в окружении Бронислава было ясно, что боярин таким образом мстит Саломее за ее тайную связь с младшим сыном рязанского князя.
Однажды Бронислав так сильно избил Саломею, что она три дня пролежала не вставая. Едва оправившись от побоев, Саломея бесследно исчезла из терема. Боярские слуги искали ее по всей Рязани, но не нашли. Дружинники Бронислава наведались в Ольгов, все перевернули в доме Пейсаха, но и там Саломеи не оказалось.
«Не иначе, у Давыда Юрьевича нашла прибежище, распутница! – негодовал Бронислав. – Наверняка к нему подалась, змеюка! Куда же еще?»
Ворваться в Ольгов с дознанием Бронислав не посмел, понимая, что у Давыда Юрьевича дружинников больше, чем у него, а посему получит он там достойный отпор. Может и голову сложить на этом деле, ибо князь Давыд хоть и молод, но мечом владеет отменно.
«Сначала нужно Юрия Игоревича к себе расположить, а уж опосля за Давыда браться», – решил Бронислав и отправился в терем к рязанскому князю.
Юрий Игоревич, едва выслушав Бронислава, досадливо отмахнулся:
– Не до тебя мне, боярин. Вчера в Нузе объявились послы татарского хана Батыги. Требует Батыга нашей покорности и дани великой. Коль не покоримся мы добровольно, то Батыга грозит спалить огнем все наши города и села. А ты мне про женку свою сбежавшую толкуешь. Ступай, боярин, ищи ее сам!
Бронислав, ошарашенный таким известием, осмелился спросить:
– Что делать-то, княже? В вечевой колокол ударить иль гонцов послать к суздальскому князю?
– Гонцы уже посланы, – хмуро промолвил Юрий Игоревич, – а народ тревожить, думаю, пока рано. Хочу я сначала с ближними князьями переведаться. Я уже послал людей в Муром, Ижеславль, Белгород и Пронск. Послал и за Романом Ингваревичем в Коломну. Покумекаем все вместе, что да как, а там, глядишь, и подмога из Суздаля подойдет.
– Скоренько ты, княже, действуешь, – заметил Бронислав. – Без думы боярской сам все обмыслил и гонцов разослал.
В голосе Бронислава Юрию Игоревичу почудился упрек.
– По-твоему, не прав я, боярин? – Юрий Игоревич в упор посмотрел в лицо Брониславу. – Думаешь, хан татарский ждать будет, покуда бояре наши соберутся и головы свои чесать станут? Не выстоять нам одним против татар, это и без думы боярской понятно.
– Разве я осуждаю тебя, княже? – пробормотал Бронислав. – Я лишь подивился расторопности твоей, вот и все. Полагаю, слова и дела твои верные. Я и сам готов пойти за тобой по первому твоему зову, видит Бог.
– Тогда седлай коней, боярин, поедешь со мной в Нузу, – сказал Юрий Игоревич и дружески похлопал Бронислава по плечу: – Воевода Воинег придержал там послов Батыевых, хочу поглядеть на них.
После полудня повалил такой густой снег, что и в трех шагах ничего не было видно. Поездку в пограничный городок Юрию Игоревичу пришлось отложить.
К ночи снегопад прекратился.
На другой день в Рязань стали съезжаться князья. Первым прибыл из Белгорода Олег Игоревич. Затем приехал из Пронска Всеволод Михайлович. Из Борисова-Глебова примчался с небольшой свитой Федор Юрьевич. Из Ижеславля прибыл Глеб Михайлович. Последним пожаловал из Мурома Юрий Давыдович.
Ближе к вечеру опять начался снегопад.
Князья собрались на совет.
За решетчатым окном из толстого византийского стекла валил и валил снег.
В гриднице горели масляные светильники, потрескивали дрова в печи.
Князья сидели на стульях вокруг длинного стола, укрытого белой скатертью. У них за спиной по скрипучим половицам сновали слуги, убирая со стола остатки ужина.
Молвил князь пронский:
– Не ко времени подвалили к нам татары. Ох, не ко времени! Ингварь Игоревич с дружиной в поход ушел. Я ему полторы сотни удалых молодцев дал, сюда бы теперь молодцев этих! Коль не пособит нам князь Георгий, то все костьми ляжем.
– Чего ты раньше времени панихиду запел, брат! – рассердился Юрий Игоревич. – Я тоже дал брату Ингварю три сотни своих гридней и с ними своего лучшего воеводу Евпатия Коловрата. Что теперь плакать из-за этого? Иль мы сами ни на что не годны?
– Отсидимся за стенами, – вставил Олег Игоревич. – Степняки города брать не горазды. А тем временем и дружина Ингваря подоспеет!
