же стоял подбоченясь и осыпал солдат отборной бранью, лившейся из него, словно нечистоты по сточной канаве. И даже если молчал, не скрывал досады. Он был в точности таким, каким Хамза представлял себе немецкого офицера. Он не расставался со стеком, нетерпеливо постукивал им по правой ноге, иногда довольно крепко. Еще он стеком указывал на того или иного солдата и, уже не в силах сдерживать злость, ожесточенно рубил им воздух. Бить аскари — ниже достоинства германского офицера: фельдфебель ждал, пока омбаша, присутствовавший на занятиях, ударами подкрепит его приказы.
День начинался с дозы хинина и многочасовой строевой подготовки. Шуцтруппе обязана производить хорошее впечатление, орал на них фельдфебель, а для этого нужно правильно маршировать. Они учились держать осанку на военный манер, потом маршировать по отдельности друг перед другом, потом всем отрядом, а омбаша, шауш или фельдфебель выкрикивали приказы и оскорбления. Далее они учились обращаться с оружием, ложиться, чтобы прицелиться, стрелять и попадать в цель, перезаряжать оружие на бегу. Аскари из шуцтруппе не отступают без приказа, не паникуют, когда на них нападают, и самое главное — не сдаются. Унафахаму? Все приказы передавали криком и сопровождали оскорблением. Ндио бвана. Все ошибки карали телесными наказаниями или физическим трудом, в зависимости от тяжести проступка. Наказывали постоянно, прилюдно; несколько раз в неделю всех солдат, рекрутов, ветеранов-аскари строем вели в бому смотреть на хамса иширин, двадцать пять ударов кнутом, публичную порку за нарушения, которые, казалось, зачастую не заслуживали подобного унижения. Чтобы сделать вас послушными и бесстрашными, пояснил им омбаша. Порол провинившихся непременно аскари из числа африканцев, немцы — ни разу.
Днем они наводили порядок в боме и казармах и выполняли другие приказы. Чистили оружие, обувь, гетры, форму. Проверка следовала за проверкой, за недочеты наказывали — и всех вместе, и каждого по отдельности. Они делали гимнастические упражнения, чтобы укрепить тело, бегали, совершали марш-броски, качали мышцы. Большинство рекрутов в отряде Хамзы были местные и понимали друг друга, но в лагере говорили и на других языках, главным образом на арабском, ньямвези и немецком. Слова этих языков перемешивались с суахили, диалекты которого служили рекрутам основным средством общения.
Хамза с головой погрузился в изматывающие тренировки. Сразу после вступления в шуцтруппе им овладел страх, что мужчины, привыкшие к жестокости и уважающие только выносливость и силу, будут смеяться и измываться над ним. Вскоре в его отряде сложилась своя иерархия, в которой ценилась ловкость и сила. Два рекрута, Комба и Фулани, благодаря рвению и физической силе выбились в вожаки; их первенство никто не оспаривал. Фулани уже случалось воевать, хотя и в армии рангом пониже шуцтруппе. Он был ньямвези, служил охранником в личной армии одного купца, тот и прозвал его Фулани, то есть Молодчик, потому что никак не мог запомнить его настоящее имя. Фулани пришлась по душе заключенная в имени дерзость, и он принял его. Комба отличался силой, уверенностью, прирожденный спортсмен. Эти двое были первыми на всех тренировках, любезничали с женщинами, которые приносили в лагерь еду, обменивались с ними двусмысленными намеками и обещали навестить их вечерком. Еду им всегда накладывали первыми, и накладывали с избытком. Их одних омбаша всегда хвалил, а фельдфебель то восхищался, то осыпал худшими оскорблениями. Комба только смеялся и за спиной называл фельдфебеля Джогу, «петух». И действительно, при женщинах фельдфебель расхаживал как петух. Все понимали, что оскорбления, которыми он осыпает этих двоих и особенно Комбу, лишь доказывают их превосходство. Для укрепления авторитета фельдфебелю требовалось превзойти их, не унизив. Хамза, как прочие рекруты, вынужден был смириться с этим порядком и отыскать в нем свое место.
Превосходство Фулани и Комбы не беспокоило Хамзу: куда больше рекрутам досаждала напряженная подготовка и страх наказания. На издевки и жестокость ефрейтора, унтер-офицера и тем более фельдфебеля Вальтера отвечать было нельзя. Запрещалось обращаться к инструкторам по имени и вообще заговаривать с ними, их приказы следовало выполнять со всей расторопностью. Комбе единственному сходила с рук любая провинность за нахальное щегольство, с которым он напускал на себя невинный вид: я-де вовсе не хотел вас оскорбить и не выказываю неуважения.
И все же, несмотря на строгий режим, Хамза находил неожиданное удовлетворение в том, что его сила и навыки прирастали; вскоре он уже не морщился, когда им кричали «свиньи», «вашензи» или немецкие слова, которых он еще не понимал и на которые наставники не скупились. Неожиданно для себя он начал гордиться тем, что теперь он аскари, что его, вопреки опасениям, не отвергли и не смеются над ним, что он вместе со всеми сносит тяготы подготовки, усталость, ворчание, что тело его наливается силой и ловко подчиняется приказам, что он марширует правильно, как требуют инструкторы. К вони спящих усталых тел и газам, которые они испускают, он привыкал дольше. Издевки были жестокие, но их не избежал ни один, и Хамза приучился сносить их, смиренно понурив голову. Наконец начались маневры, Хамза видел, с каким ужасом деревенские жители смотрят на аскари, и страх их невольно внушал ему удовлетворение.
С тем офицером они не виделись с самого первого дня. Утренние занятия порой проводили на плацу в боме, иногда офицер выходил на них посмотреть. С террасы не спускался и надолго не задерживался. В боме он бывал редко: пропадал с кадровыми частями на полевых маневрах. От других аскари новобранцы узнали, что эти маневры называются шаури, консультации, и предназначены для того, чтобы разъяснять политику правительства, разрешать разногласия, наказывать провинившихся вождей или деревни. Когда рекрутов тоже отправили на шаури — учиться, — Хамза увидел: никакие это не консультации. Цель маневров — смирить и запугать глупых сельчан-вашензи, заставить их безропотно выполнять приказы правительства.
Обучение длилось уже несколько недель, как вдруг однажды утром офицер спустился с террасы и подошел к рекрутам. Видимо, все было подготовлено заранее, поскольку на занятии присутствовали все три наставника: и ефрейтор Хайдар аль-Хамад, и унтер-офицер Али Нгуру Хассан, и фельдфебель Вальтер. Все при полном параде, как и офицер в ослепительно-белой гарнизонной форме. Омбаша объяснил рекрутам, что на этом смотру отберут новобранцев в подразделение связи и в военный оркестр. Один рекрут играл на трубе (правда, никто ни разу не слышал, как он играет), он собирался подать рапорт о переводе в Musikkapelle [36]. Он спросил омбашу, можно ли ему выдвинуть свою кандидатуру. Связисты обязаны уметь читать и писать, и, хотя Хамза немного умел читать, выдвигать свою кандидатуру не стал. Он сознательно не хотел привлекать к себе внимание. Но омбаша Хайдар видел, как
