Появленіе ея было привѣтствовано съ хоровъ шумнымъ маршемъ. По болѣзненному состоянію въ послѣднее время сама не участвуя ни въ какихъ танцахъ, государыня сдѣлала знакъ слѣдовавшимъ за нею начать "англійскій променадъ". Въ первой парѣ выступила принцесса Анна Леопольдовна съ англійскимъ резидентомъ Рондо въ образѣ султана Гаруна-аль-Рашида, во второй — съ принцемъ Антономъ Ульрихомъ цесаревна Елисавета въ видѣ русской боярыни, въ третьей — Юнона съ Марсомъ, въ которыхъ, по ихъ надменной осанкѣ, Лилли съ перваго взгляда признала супруговъ Бироновъ.
Пара слѣдовала за парой. Вотъ и средневѣковый рыцарь объ руку съ турчанкой. Такъ, значитъ, и есть! Вѣдь Аннетъ выбрала себѣ костюмъ турчанки.
Тутъ окружающіе ряженые справа и слѣва стали парами примыкать также къ общему ряду «променирующихъ».
— Позвольте, барышня, итти съ вами? — услышала Лилли около себя звучный голосъ съ мягкимъ малороссійскимъ говоромъ.
Передъ нею стоялъ стройный, статный бояринъ. Видя ея нерѣшительность, онъ прибавилъ:
— Я Разумовскій. Меня послала къ вамъ сама цесаревна.
Лилли, уже не колеблясь, подала ему руку. Но, идя съ нимъ въ "променадѣ", она старалась припомнить, что слышала про Разумовскаго:
"Да! Вѣдь это тотъ самый малороссъ, который y себя на Украйнѣ былъ простымъ пастухомъ, но за свой чудный голосъ былъ взятъ пѣвчимъ въ приходскую церковь и y дьячка научился церковному пѣнію и грамотѣ; а потомъ, когда набирали въ Малороссіи пѣвчихъ для придворнаго хора, попалъ и въ Петербургъ, сдѣлался здѣсь пѣвцомъ-солистомъ цесаревны и, наконецъ, управляющимъ ея имѣніями"…
Размышляя такъ о своемъ кавалерѣ, Лилли двигалась объ руку съ нимъ подъ звуки марша, въ нескончаемой вереницѣ маскированныхъ, по всей анфиладѣ парадныхъ аппартаментовъ дворца, чтобы затѣмъ возвратиться снова въ танцовальный залъ.
Тутъ на смѣну «променада» оркестръ заигралъ ритурнель къ контрдансу. Разумовскій, не выпуская руки Лилли, сталъ съ нею въ рядъ танцующихъ.
"Чудакъ! думала про себя Лилли. — Послали его ко мнѣ, такъ онъ считаетъ священнымъ долгомъ не отходить отъ меня уже цѣлый вечеръ. И хоть бы ротъ раскрылъ! А то молчитъ, какъ рыба. Ободрить его развѣ?"
— Вы вѣдь, кажется, въ особенномъ фаворѣ y цесаревны? — начала она разговоръ.
— Благодѣтельница она моя… — пробормоталъ онъ. — Разумомъ острая, сердцемъ добрая, жалостливая…
И опять застѣнчиво умолкъ.
Начался контрдансъ. Тогда танцовали его совсѣмъ не такъ, какъ въ наше время: и кавалеры, и дамы самымъ старательнымъ манеромъ выдѣлывали отдѣльныя па. Впервые въ жизни танцуя на большомъ придворномъ балу, Лилли прилагала съ своей стороны все усвоенное ею отъ придворнаго балетмейстера умѣнье, чтобы не ударить въ грязь лицомъ. Тѣмъ не менѣе она невольно поглядывала все въ одну сторону, любуясь на молодую боярыню, каждое движеніе которой было полно неподражаемой граціи.
— Вѣдь это цесаревна? — спросила она своего кавалера. — Она, въ самомъ дѣлѣ, не танцуетъ, а порхаетъ…
— Якъ ластивочка, якъ витеръ y поли! — отозвался Разумовскій съ непритворнымъ обожаніемъ.
Только-что контрдансъ пришелъ къ концу, какъ къ нимъ подлетѣла Скавронская и, подхвативъ Лилли подъ руку, увлекла вонъ изъ зала.
— Ну, милочка, теперь пойдемъ переодѣваться.
— Но ты танцовала вѣдь уже съ своимъ рыцаремъ и променадъ, и контрдансъ.
— Да, но твоя Менгденша обратила уже вниманіе; она принимаетъ его вѣдь за своего Шувалова.
— Такъ ты съ нимъ еще не наговорилась?
— Куда! Вѣдь мы съ Мишелемъ не видѣлись больше года. Онъ прибылъ сюда изъ своего полка безъ всякаго разрѣшенія…
— Какъ! И Биронъ, значитъ, тоже ничего не знаетъ?
— Ничего, и не дай Богъ, чтобы узналъ: вѣдь онъ же и выслалъ Мишеля изъ Петербурга. Я все это тебѣ какъ-нибудь разскажу. Но сейчасъ будетъ менуэтъ. Чтобы танцовать опять съ нимъ, я должна быть въ другомъ видѣ; мы съ тобой опять обмѣняемся костюмами.
Въ Юліанѣ, дѣйствительно, заговорила уже какъ-будто ревность: пользуясь паузой въ танцахъ, она подошла къ своему воображаемому рыцарю. Хотя Воронцовъ и слышалъ давеча отъ Петра Шувалова, что гоффрейлина принцессы будетъ замаскирована Діаной, но положительно забылъ уже про ея существованіе. Когда она вдругъ предстала теперь передъ нимъ въ образѣ дѣвственной богини охоты съ полумѣсяцемъ во лбу, съ колчаномъ; полнымъ стрѣлъ, черезъ плечо и съ золотымъ лукомъ въ рукѣ, - онъ невольно вздрогнулъ.
— Что, трепещете, г-нъ рыцарь? — обратилась къ нему по-французски Юліана. — Вы нарочно будто убѣгаете отъ меня.
— Трепещу, божественная, и убѣгаю безъ оглядки: отъ вашихъ стрѣлъ нѣтъ никому вѣдь пощады, — отвѣчалъ Воронцовъ, стараясь измѣнить свой голосъ. — Горы и дебри кругомъ оглашаются стонами раненыхъ вами звѣрей…
— А вы какой же звѣрь: олень, кабанъ или заяцъ?
Въ такомъ шутливомъ духѣ продолжалась ихъ болтовня нѣсколько минутъ, когда Юліана завидѣла возвращающихся въ залъ швейцарку и турчанку.
— Вотъ и ваша турчанка, — сказала она. — Но она, боюсь я, обратитъ васъ въ свою магометанскую вѣру; а многоженство y насъ строго запрещено! Поэтому позвольте дать вамъ въ спутницы добрую христіанку.
И, подойдя съ нимъ къ швейцаркѣ, которую принимала за Лилли, она объявила ей, что вотъ г-нъ рыцарь желалъ бы протанцовать съ нею менуэтъ. Швейцарка робко протянула ему руку, но когда отошла съ нимъ вонъ, то прыснула со смѣху:
— Она хотѣла наказать насъ обоихъ, но мы ей великодушно простимъ!
Къ турчанкѣ въ то же время приблизился Разумовскій, считавшій ее Аннетъ Скавронской, и почтительно просилъ «графиню» не отказать ему въ менуэтѣ. Волей-неволей Лилли пришлось войти въ роль подруги и занять съ нимъ въ третій разъ мѣсто въ ряду танцующихъ.
Подъ медленный ритмъ менуэта, этого по истинѣ аристократическаго танца, задвигались по залѣ безчисленныя маски, съ изысканной граціей обмѣниваясь съ сосѣдями направо и налѣво почтительно-важными поклонами.
Есть секта «скакуновъ», доходящая въ своихъ фанатическихъ "радѣніяхъ" до такого экстаза, что заражаетъ наконецъ и постороннихъ зрителей.
Нѣчто подобное случилось въ настоящемъ случаѣ и съ Лилли, которая, впрочемъ, и раньше ужъ была большой поклонницей менуэта. Увлеченная примѣромъ всѣхъ окружающихъ, она всѣмъ существомъ своимъ отдалась прелести изящныхъ тѣлодвиженій, согласованныхъ съ музыкальнымъ ритмомъ. Ей было теперь уже не до пустыхъ разговоровъ съ своимъ кавалеромъ, которые нарушили бы только гармонію танца.
Но на этотъ разъ молчальникъ счелъ себя, видно, обязаннымъ занять мнимую кузину цесаревны:
— А слышали, графиня, послѣднюю новость?
— Какую?
— Ось казусное діло: до ужина изъ дворца ни души уже не выпустятъ.
— Это почему?
— А потому, что сюда, слышно, пробрался въ маскѣ непрошенный гость. Передъ ужиномъ всѣ должны будутъ снять маски; тутъ его, сиромаху, и сцапаютъ. Нехай Богъ его милуе!
Лилли ахнула.
— Но кто это распорядился? — спросила она. — Вѣрно самъ герцогъ?
— Врагъ его знае. Видѣлъ я только, что Липпманъ вертѣлся все вокругъ него да около; а гдѣ этотъ Искаріотъ, тамъ вѣрно ужъ какая ни есть каверза и пакость.
Куда дѣвались беззаботность и упоеніе Лилли! Ей было теперь уже не до менуэта; она то и дѣло поглядывала на Воронцова, какъ ни въ чемъ не бывало танцовавшаго со Скавронской. Съ послѣднимъ же звукомъ оркестра она подлетѣла къ Воронцову со словами:
— Спасайтесь: васъ узнали и хотятъ арестовать!
Послѣ своего разговора съ Лилли, Самсоновъ нѣкоторое время еще послонялся по иллюминованному саду. Когда же всѣ маскированные вошли во дворецъ, и изъ-за освѣщенныхъ оконъ танцовальнаго зала донеслись звуки торжественнаго марша, онъ рѣшился попытать счастья: не удастся ли ему также пробраться во дворецъ.
Въ дверяхъ параднаго крыльца торчалъ саженный швейцаръ съ золотой булавой, а за нимъ въ вестибюлѣ толпились всевозможныя лакейскія ливреи.
"Этихъ дальше не пустили; значитъ, и мнѣ тутъ нѣтъ ходу, разсуждалъ самъ съ собою Самсоновъ. — Обойдемъ кругомъ.»
Со стороны Фонтанки, дѣйствительно, оказалось заднее крыльцо, оберегаемое единственнымъ сторожемъ-инвалидомъ; но тотъ сперва также остановилъ его:
— Куда прешь? Пошелъ, пошелъ!
Самсоновъ сталъ объяснять, что ему бы только однимъ глазкомъ взглянуть, какъ господа тамъ танцуютъ… Инвалидъ перебилъ его:
— Сказано тебѣ, что дѣло нестаточное. Отойди до грѣха!
— Ну, пусти, дяденька, радѣлецъ, отецъ родной! Тебя отъ того вѣдь не убудетъ. Пусти!
— Сказано разъ: "не пущу", ну, и не пущу!
Такъ Самсоновъ, по всему вѣроятно, и отъѣхалъ бы ни съ чѣмъ, не найди онъ поддержки въ дворцовой служительницѣ, возвращавшейся въ это время съ иллюминаціи тѣмъ же чернымъ ходомъ и узнавшей въ немъ шуваловскаго человѣка.
