Солдаты принесли на станцию найденное в горах тело молодого китайца из числа пленных – он был заколот штыком. Его мать страшно голосила, катаясь по земле. Зеваки смотрели.
Мест в гостиницах нет, ночевать надо в вагоне… Нине было так стыдно за себя, что хотелось плакать. И тут она встретила Клима.
Иржи влетел в вагон, чтобы поскорее сообщить новость; пронесся по залитому солнцем коридору, проскочил Нинино купе, вернулся. Дверь была не до конца прикрыта, изнутри доносился чужой голос.
Иржи замер.
На постели Нины сидел человек – в шляпе, в подтяжках на голое тело. Клим Рогов, муж.
– Как думаешь, где твой трефовый король? – веселился он.
Нины не было видно.
– Снизу? – проговорила она.
Клим торжествующе вытащил карту из-за уха:
– Вот где!
Солнечные пятна на скомканных простынях. Клим был бос, растрепан и счастлив. Рука Иржи заныла, зачесалась под гипсом. Он дернул дверь. Не смог открыть – что-то заело. Внутри купе завозились.
– Подождите!
Дверь отъехала в сторону. Нина – в халате, кудрявые волосы распущены по плечам.
– Что вам?
– Пан Даниэль только что прибыл, – сказал Иржи, ни на кого не глядя. – Бандиты его отправили вон, он сейчас посещает Роя Андерсена.
Нина пыталась принять решение. Просчитывала, что будет, если они помирятся с Климом. Что он скажет, когда узнает, в какую аферу она впуталась? Что подумают Тамара и все остальные, когда узнают, что у Нины Купиной есть супруг – журналист, работающий в «Ежедневных новостях Северного Китая»?
– Так в какой должности ты служишь? – спросила Нина.
Клим рассмеялся:
– В должности курьера. Но я надеюсь на скорое повышение.
У Нины кровь отлила от сердца. Безнадежно. К ней на приемы ходят солидные люди. А встречать их будет курьер в смокинге и бабочке? А если не будет солидных людей – не будет денег. И тогда все по новой – черная нищета и бессильная ярость, которая все равно направится против Клима.
Она постаралась не выдать разочарования. Когда Иржи объявил о прибытии Даниэля, Нина попросила Клима уйти:
– Мне надо встретиться с мистером Бернаром. Извини, но тебе не стоило приходить сюда.
Лицо его напряглось, будто он плохо расслышал.
Нина нашарила под столом туфли, встала, раскрыла чемодан, разложила вещи. Грудь сдавило – дышала, словно всхлипывала. Не нужно ей никакого Даниэля Бернара… Клим действительно ничуть не изменился – любимый, родной… Но они не смогут дать друг другу то, что требуется, а это значит, что он все время будет смотреть на нее потемневшим, обвиняющим взглядом, а она подсознательно будет искать другой выход – другого мужчину.
– Ты пришел ко мне, получил свое… – отрывисто проговорила Нина. – Все довольны, пора прощаться.
Она специально била словами наотмашь. Пусть считает ее дурой, пусть обвиняет во всем – так ему легче будет пережить все это. Ох, зачем она позвала его к себе – растравила раны!
Клим поднялся. Молча надел рубашку, натянул подтяжки.
– Я как-то забыл, насколько серьезно ты относишься к своей персоне. – Уголки его губ опустились, челюсти сжались. – Если бы я сказал, что служу заместителем главного редактора или хотя бы колумнистом, у нас был бы совсем другой разговор, правда? А что, если я наврал тебе? Просто чтобы посмотреть, что ты ответишь, жадина моя?
Он ушел, дверь купе лязгнула. Нина обхватила себя за локти. Только не плакать – глаза будут красные, а ей еще с Даниэлем Бернаром встречаться. Клим никогда не поймет, что дело не в ее скупердяйстве, а в том, что нельзя выдавать желаемое за действительное. Чтобы супруги были счастливы вместе, у них должны быть одинаковые мечты. Но Нине хотелось надежной крепости, а Климу – рая в шалаше.
Даниэль Бернар обгорел на солнце – настолько сильно, что лицо его стало похоже на красную шелушащуюся маску. Доктор, один из заложников, сказал бандитам, что это проказа, и Даниэля выгнали.
Он приехал на станцию верхом на осле в сопровождении двух солдат-китайцев, которых он встретил по дороге. Из одежды – ночная пижама и самодельный тюрбан, на ногах – разбитые крестьянские сандалии.
Появление Даниэля вызвало небывалый переполох. Им тут же занялись доктора и лично Рой Андерсен. Журналисты толпились перед окнами вагона – с блокнотами и фотоаппаратами наготове.
Обедал Даниэль в вагоне-ресторане в окружении радостных чиновников. Он рассказал, что бандиты – их было больше сотни – атаковали «Голубой экспресс» ночью. Остановили паровоз, людей вывели наружу – кто в чем был. Багажные вагоны разграбили, у перепуганных пассажиров отобрали все ценное. Потом их выстроили в колонну и погнали в горы. Но оказалось, что триста пленников – это слишком крупный улов. Многие из них не могли идти – у них не было обуви. Кроме того, их надо было кормить, поить, охранять. Даниэль слышал, что главарь бандитов собирается отпустить женщин и детей – с ними больше всего мороки.
– Дай-то Бог! – молитвенно сложил ладони Рой Андерсен.
Нина настояла, чтобы и она и чехословацкий консул присутствовали на обеде. Она ожидала, что при виде Даниэля у нее по-особому стукнет сердце, что она признает в нем своего. Ничего подобного. «Господи, какой он страшный!» – думала Нина каждый раз, когда смотрела в его сторону.
В голове вертелись обрывки разговора с Климом. Странное чувство, когда хочется быть менее живой, чем на самом деле, – чтобы притупить все, не так дергаться.
Багаж Даниэля пропал, и он был одет в чужой костюм, отлично сшитый, но тесноватый в плечах. Обгорелое лицо – это не трагедия, все заживет. И то, что Даниэль не произвел особого впечатления, – это тоже ни о чем не говорит. Просто сегодня трудный день, все нервы напряжены, все мысли о другом.
Забавно: Нина уговаривала себя полюбить мистера Бернара.
– Мы собирали для заложников продуктовые передачи, вы получали их? – спросил Даниэля Рой Андерсен.
Тот покачал головой:
– Бандиты выкидывали все, кроме консервированной тушенки: боялись, что вы можете подсунуть в еду снотворное или яд. С нами был ювелир Лейба Гауф. Он говорил: «Что делать бедному еврею? Нам нужна еда, и добрые христиане присылают свинину. Нам нужна надежда, и они присылают Библию».
Все рассмеялись. Иржи наклонился к Нининому уху:
– Помните, я говорил вам, что звук виолончели ближе всего к людскому голосу? Как раз к такому, как у пана Бернара.
Нина пожала плечами: голос как голос – ничего особенного. Вдруг Клим действительно обманул ее? Пиджак у него куплен не на курьерское жалованье. А если даже на курьерское, ведь Клим умный, талантливый и явно не будет до конца дней пакеты разносить. Ох, боже мой, боже мой…
Нина повернулась к Даниэлю:
– Как вы считаете, подобное нападение на поезд может повториться?
На мгновение луч солнца очертил его профиль – совсем как на фотокарточке у Олмана.
– Конечно может, – отозвался Даниэль. – Я немного разбираюсь в китайских диалектах: местные жители называли бандитов «патриотами» и «борцами с иностранными захватчиками». Им обидно, что богатства страны утекают к «белым дьяволам». Простому народу при любом раскладе ничего не достанется – даже если в Китае не будет ни одного иностранца, – но тут главную роль играет надежда. Азиату никогда не стать белым, а богатым – кто знает?
– Вы не очень-то уважаете Китай, – сказал Рой Андерсен.
– Я уважаю древнюю Поднебесную империю. А нынешний Китай утратил величие. Он винит в своих бедах иностранцев и ничего не делает для того, чтобы самому встать на ноги.
– А как же китайский национализм? – удивилась Нина. – Все последние восстания китайцев – это движения патриотов.
– О патриотизме больше всех кричат те, кто делает на нем деньги: торгует винтовками, шьет флаги и продает газеты. Я поверю в китайский патриотизм тогда, когда правительство откроет патентные бюро и будет поощрять не военных губернаторов, а национальных изобретателей. Существует четкая взаимосвязь между богатством страны и уважением к людям, которые придумывают всякие новшества. А покуда этого нет, Китай будет голодать, болеть и ежегодно страдать от наводнений.
– Да уж, – кивнул Рой Андерсен, – ныне патриотами в Китае считают тех, кто перебьет больше сограждан из соседних провинций.
– Они пытаются вырваться из исторической ловушки… как могут, – сказал Даниэль. – Неуважение к личности, незыблемые традиции плюс восточная деспотия, а также любовь ставить пафосные диагнозы, ни черта не понимая в болезнях, – вот вам рецепт того, что здесь происходит.
Нина прыснула, догадавшись, что слова о диагнозе Даниэль адресовал сам себе. Но, кроме нее, этой иронии никто не заметил.
Снаружи раздался выкрик:
– Мистер Бернар! Пожалуйста, два слова для журналистов!
Даниэль поднялся и, проходя мимо Нины, подмигнул ей, словно между ними установился молчаливый сговор понимания.
