— Сегодня у всех нас очень много дела, и потому нельзя ли сказать прямо, чтó вам от меня угодно?
— Мне надо, — отвечал он, — чтобы вы посетили одного раненого рыцаря и приказали вашей девушке отнести ему кое-какие лекарства. Я боюсь, что рана его сделается «damnum fatale».
Аннота не заставила повторять приглашения и тотчас же пошла вслед за сэром Дугальдом. Он привел ее к тому самому рыцарю, который так заинтересовал ее в замке Дарленварат. К крайнему своему изумлению она застала там и графа Ментейта. Чтобы скрыть краску, покрывшую ее лицо, она тотчас же стала осматривать рану сэра Дункана, и к сожалению скоро уверилась, что искусство ее тут не поможет.
Между тем сэр Дугальд вернулся в главную караульню, посреди которой на полу лежал между прочими ранеными сын тумана, Ренольд.
— Старый дружище, — сказал ему новый рыцарь. — Я охотно исполнил ваше желание и послал к рыцарю Арденвуру Анноту Ляйль, но не могу догадаться, почему вам этого так хотелось. Мне припоминается, что вы говорили что-то о их близком кровном родстве, но война все выбила у меня из головы. А не знаете-ли вы, что сталось с вашим внуком?
— Он недалеко отсюда, — отвечал старик, — но не троньте его, а исполните лучше мою просьбу и прикажите перенести меня в ту комнату, где Аннота Ляйль помогает рыцарю Арденвуру. Мне нужно сообщить им кое-что, весьма важное для них обоих.
Хотя сэр Дугальд сомневался следует ли исполнить такую смелую просьбу, но все-таки приказал своим солдатам перенести раненого горца в комнату сэра Дункана, где они его и положили на пол.
— Вас ли, — сказал Мак-Иг, протягивая руку к постели, где лежал его недавний соперник, — вас ли зовут рыцарем Арденвуром?
— Я и есть рыцарь Арденвур, — отвечал сэр Дункан. — Что вам от меня надо?
— Я Ренольд, сын тумана, — довольно твердо проговорил раненый. — Та ночь, в которую сгорел твой замок, соединилась теперь с тем днем, когда ты пал под ударами моей наследственной сабли. Вспомни все обиды, нанесенные тобою нашему племени.
— Граф Ментейт! — вскричал сэр Дункан — это отъявленный негодяй из разбойничьей шайки, это наш с вами личный враг. Неужели вы позволите, чтобы мои последние минуты были отравлены его присутствием.
— Вынесите его отсюда! — крикнул Ментейт. — Он будет наказан.
— Пускай же я буду висеть между небом и землею, — громко проговорил Ренольд, — но только в этом случае гордый рыцарь и торжествующий граф никогда не узнают тайны, которой владею я один и от которой сердце Арденвура забилось бы радостью в своих предсмертных муках, а граф Ментейт отдал бы за нее свое графство. Подойди сюда, Аннота Ляйль! — совершенно твердо продолжал он, — не бойся того, к кому в детстве была ты привязана. Скажи этим гордецам, презирающим тебя за твое происхождение, что ты не дочь племени тумана, что ты рождена в замке лордов и в детстве качалась в такой мягкой колыбели, какие бывают только во дворцах.
— Ради Бога, дрожа от волнения, — вскричал граф Ментейт, — если вы знаете что-нибудь о происхождении этой леди, то будьте великодушны и откройте нам, пока еще смерть не поразила вас!
— Не посоветуете ли вы мне благословить врагов своих умирая, как проповедуют ваши пасторы? — сказал Мак-Иг. — Нет, вы назначьте мне какую-нибудь награду. Что дадите вы мне, рыцарь Арденвур, если я докажу вам, что у вас есть в живых потомок из вашего рода? Говорите, что вы дадите, или я не скажу ни слова.
— Я знаю, что племя ваше лживо, — отвечал сэр Дункан, — но все-таки я вам обещаю простить то зло, которое вы нам сделали.
— Ну, так слушайте, — сказал Ренольд. — Для сына Диармиды достаточно и такого обещания. А про графа в лагере, говорят, что он не пожалел бы ничего за известие, что Аннота Ляйль не дочь раба, а леди благородного происхождения. Я открою вам тайну, слушайте. Прежде я мог бы получить за нее свободу, а теперь я меняю ее на то, чтó для меня дороже свободы. Слушайте! Аннота Ляйль, младшая дочь рыцаря Арденвура — единственное дитя, уцелевшее от погрома в его замке.
— Правду ли говорит этот человек, или это только сон? — проговорила Аннота.
— Девушка, если бы ты осталась жить у нас, то сразу умела бы узнавать голос истины. Рыцарю Арденвуру я представлю доказательства, против которых не устоит никакое сомнение. Мне бы хотелось, чтобы ты ушла отсюда. Я любил твое детство и не могу не любить твоей юности. Цветущую розу трудно ненавидеть, и только ради тебя мне жаль того, что скоро случится. Но я мщу за себя, и никого жалеть не должен.
— Я не пойду отсюда, — отвечала Аннота. — Я не оставлю отца моего, когда нашла его.
— Ну так я велю перенести Мак-Ига в соседнюю комнату, — сказал граф Ментейт, — и там подробно расспрошу его. Сэр Дугальд Дольгетти, не откажите мне в ваших советах и помощи.
— С удовольствием готов служить вам, — отвечал сэр Дугальд. — Я думаю, что могу быть вам полезен, потому что уже слышал эту историю в замке Инверраре, но только забыл ее в пылу военных действий.
Граф Ментейт выслушал все подробности уже известной читателю истории. Подробности эти подтвердились показаниями двух его соплеменников, служивших в войске проводниками. Кроме того он старательно сличил эти рассказы с показаниями самого сэра Дункана об обстоятельствах, касавшихся разрушения замка и гибели его семейства. Знак на теле, с которым родилась дочь сэра Дункана, находился и у Анноты Ляйль на левом плече. Припомнили также и то, что после пожара скелеты всех детей были найдены, но остатков этого ребенка найти нигде не могли.
И другие важные обстоятельства, о которых не стоит тут упоминать, совершенно убедили всех, что сэр Дункан должен признать в Анноте Ляйль свою дочь и наследницу.
В то время, как Ментейт спешил сообщить приятное известие той, которой это касалось ближе всего, пленник пожелал говорить с своим внуком.
— Его найдут, — сказал он, — в той комнате, где я лежал прежде.
Его нашли и привели к деду.
— Кеннет! — сказал раненный дед, — выслушай мои последние слова. Несколько часов тому назад Аллан вышел из замка и направился к стране Киберлоха. Иди за ним, как собака выслеживай его и не останавливайся, пока не догонишь его!
Мальчик сделался мрачен и положил руку на нож, торчавший у него сбоку.
— Нет, нет, — сказал старик, приподнимаясь, — не от твоей руки должен погибнуть он…
— Нет, нет, — приподнимаясь сказал старик.
Он будет спрашивать тебя о том, что делается в лагере; скажи ему, что происхождение Анноты Ляйль сделалось известно, что она дочь сэра Дункана Арденвура, что на ней женится граф Ментейт и что ты послан пригласить его на свадебный пир. Ответа не жди, а исчезни, как молния. Отправляйся же, милый сын мой, никогда не услышу я более твоей легкой поступи! Помни обычаи твоего племени, не признавай лорда, не копи денег, не держи стад, не собирай зерен. Горная дичь заменит тебе стада, а награбленное имущество твоих притеснителей даст тебе средства к жизни. Живи свободным горцем, помни услуги, оказанные тебе, и мсти за обиды, нанесенные твоему племени. Ступай.
Юный дикарь поцеловал умирающего деда и вышел. По уходе мальчика к Мак-Игу подошел Дольгетти и предложил ему прочесть отходные молитвы.
— Не говори мне о молитвах, саксонец! — сказал умирающий, — ты видишь, я умираю покойно. Врагу, руки которого обагрены драгоценной для меня кровью, я передал в наследство самое ужасное чувство — чувство ревности, и жизнь ему станет ужаснее смерти. Да, такая участь ожидает Аллана Кровавую Руку, когда он узнает, что Аннота Ляйль выходит замуж за графа Ментейта — а это будет непременно, сомневаться в этом нечего.
Сказав это, горец стал дышать реже и вскоре скончался. В то время как отец наслаждался присутствием только что найденной дочери, граф Ментейт вел жаркий разговор с Монтрозом.
— Теперь я вижу, — говорил ему Монтроз, — что от разоблачения этой тайны зависело ваше собственное счастье. Вы и прежде любили эту девушку, против происхождения которой теперь и говорить нечего. Но только можно ли во время междоусобной войны просить руку дочери у врага-фанатика?
