Единственно возможное завершение цикла.
И в этот ли самый миг или много часов спустя — Савва счет времени потерял — дверь в воровскую малину выбивают.
Пальба. Крики.
— Нашли, легавые! Никак, краля твоя навела!
Честный фраер, выхватывая пистолет из-за иконы с лампадкой в углу, во всю глотку орет:
— Лёнька Серый не по зубам пархатым!
Ногой выбивает заклеенное на зиму окно, кидает Савве старый армяк.
— Тикай, Художник! Ты мне живым нужóн! Тикай! Опосля найду тя!
И выталкивает в выбитое окно почти раздетого Савву, зажавшего в одной руке пойманный армяк, в другой свою картину с губами-солнцем и профилем Маруси в пылающем круге.
В чужой жизни
Даля
Москва. Лет за десять ДО…
Джой… Joy… Радость…
Ничего себе радость! Один страх. Не вяжущийся с именем этого типа и с его видом. В баре захотелось за ним спрятаться, а прятаться нужно было от него.
Сама в пасть зверю и пошла? Отправилась добровольно, без всякого принуждения, неизвестно куда с совершенно незнакомым парнем, и на что рассчитывала? Хотя… Не сама ли только что себя уверяла, что существует по принципу — чем хуже, тем лучше? И какая теперь разница, насколько хуже.
Но разница есть.
Ей страшно.
Парень открывает дверь, пропускает. Конвоирует в спину? Чтобы не сбежала?
— Замерла чего?
Подталкивает вперед, в комнату.
— Белье чистое здесь. Ванная налево по коридору. Спи. Произносит и выходит на балкон.
— Что?
— Ничего, — оглядывается с балкона парень. — Ты же в клубе спать хотела, у тебя глаза слипались. Спи. — И исчезает.
Даля ждет его минуту, другую, десятую. Замерзнуть можно. Днем почти жара, ночью почти заморозки, а этот странный тип в одной майке на балкон вышел. Замерзнет.
Осторожно выглядывает на балкон — никого.
Этого только не хватало. Чтобы парень шагнул вниз, а ей отвечать?! Вроде не накурившийся, не обколотый был. И исчез. Ни на балконе его нет, ни в комнате.
— Чего не спишь?..
Появляется из балконной двери.
— Тебя ж не было?..
— А я человек-паук. Нет? Не дергайся. Жесткий диск только возьму и исчезну.
Выдергивает шнур из стационарного компа на столе и снова исчезает на балконе.
Даля выжидает минуту, выходит следом.
Никого. Балкон как балкон. Пустой.
Парня нет. Темно. Даля смотрит вниз — нет ли под балконом какой-никакой ниши, в сталинских домах случаются, может, спрыгнул туда, нежданную гостью попугать. Но ниши нет. Только поток машин. Не видные с этого балкона, но отчетливо слышные куранты Спасской башни на Красной площади бум-бумкают — сколько это? Четыре уже? Или пять утра?
Никому не нужна.
Не нужна никому.
Даже маньяк-насильник, целый день преследовавший сообщениями, посмотрев на нее поближе, испугался насиловать, растворился в воздухе.
Куда он мог деться?
Странная комната. И похожая на этого странного парня, и не похожая. Стол с ноутом, компом и всеми приметами задрота-айтишника, а над столом от руки нарисованный плакат «До бабы-ягодки осталось 1826 дней». Число много раз перечеркнуто и исправлено, а последняя исправленная цифра снова перечеркнута, но новая не вписана — кто-то устал считать. Всё перемешано.
Или он не к себе домой привел? В чужую квартиру? Привел и растворился. А хозяева проснутся, и будет радость желтой прессе — молодая жена звезды отечественного кино и театра Игоря Свиридова ознаменовала завершение медового месяца кражей со взломом одной из квартир с видом на Старую площадь и Кремль…
И не замечает, как засыпает.
Просыпается от детского крика в соседней комнате. От детских криков — детей явно больше одного. И от женского голоса:
— Джой! Джо-ой!
У странного маньяка еще и жена? С двумя детьми?! В семейный дом жертву притащил, а сам скрылся.
Куранты, которые слышны из окна, снова бумкают. Ровно девять раз.
Вчера в этот час у нее была совсем другая жизнь. В которой было всё: муж, роскошная квартира, статус жены звезды, почти не омраченная радость жизни. Почти. То единственное, что мешало ей весь этот замужний месяц наслаждаться жизнью, Даля старалась в расчет не брать. Подумаешь, месяц. И не такое бывает. В Интернете всё про подобные случаю прочитала, не только у них с мужем такое. У Шарлотты в «Сексе в большом городе» с агентом Купером, то есть с мужем Треем, то же самое было. Уговаривала себя, что всё наладится.
Вчера в это время жизнь была другая. А потом она вернулась домой в неурочный час. Посмотрела на разбросанные по гостиной штаны и рубашки — эх, избалованный славой и прислугой муж не умеет складывать вещи на место: где снимает, там и бросает. Подобрала одну рубашку, другую, удивилась, что не видела ее прежде, и вошла в спальню.
Еще через мгновение ее жизнь закончилась. Жизнь со сбывшейся сказкой полетела в болото, в грязь, в говно.
Еще через минуту она стояла на улице — в чем была, в том и стояла. Теперь у нее ни мужа, ни квартиры, ни вещей, ни дел, и проваленная курсовая до кучи.
Денег тоже нет — обнаруженная в карманах наличка ночью ушла на самбуку.
И ее самой нет. Знать бы теперь, кто она.
— Ти кто?
Девочка лет четырех заглядывает в комнату. Светловолосая, сероглазая.
— Даля.
Комментариев к ее странному имени девочка не требует.
— Я Мауся, — смешно называет себя девочка, и на всякий случай уточняет — вдруг до нее не дошло. — Маня.
Показывает на фото на стене.
— Это мама. Это Дима. Это Мауся. Это Аня, она спит. Мауся уже не спит!
И женский голос из-за двери.
— Джо-ой!
Дверь открывается.
— Ты не один? — И, заметив Далю, женщина с темноволосой девочкой на руках продолжает как ни в чем не бывало: — Предупреждать надо.
Отменная реакция. Женщина поворачивается, чтобы уйти, но останавливается на пороге. Снова оборачивается.
— А-а, и Джоя нет! Высокие отношения! Манька! Ты что здесь делаешь? Сколько раз говорила: без разрешения в эту комнату не ходить!
Если это жена странного типа, почему она так спокойно реагирует на незнакомую девушку в его постели? А если не жена, то кто?
Женщина перекидывает темненькую девочку на левую руку.
— Джой привел, ночевать было негде, — не спрашивает, утверждает женщина.
Даля кивает.
— Я Женя. Женя Жукова [8]. А ты?
— Даля, — едва выговаривает та.
— «Судьба»?
— Откуда знаете?
Она привыкла, что обычно люди не сразу понимают, что «Даля» — это имя, но жена или не жена этого Джоя реагирует мгновенно.
— Чемпионка мира по художественной гимнастике такая была. Литовка Даля Куткайте. Тебя тогда, наверное, еще на свете не было, и страна была другая, так что литовка была нашей общей чемпионкой. Мне под фотографию подпись дурацкую влепили: «Даля — это судьба».
Даля слушает, оторопев. Не рассказывать же, что месяц назад все глянцевые журналы пестрели фоторепортажами с ее свадьбы с заголовками «Даля — его судьба». И не рассказывать же, что из-за той чемпионки ее Далей и назвали. Или рассказывать?
Ее папа сюжет про чемпионку для телевидения снимал. То ли чемпионка, то ли только ее имя ему так понравилось, что, когда она родилась, Далей назвал. В ЗАГСе регистраторша твердила, что нет такого имени. Позже оказалось, что такого имени, действительно, нет. У литовок полное имя Далия, оно и переводится как «судьба», а Даля — уменьшительное, как всякие там Саши-Маши. Но папа не отступил, и ее в свидетельство о рождении записали Далей.
Сколько ж лет жене этого Джоя, если она чемпионку, которая была еще до ее рождения, вспомнила?
— Маня, на выход! — командует дочке женщина, представившаяся Женей, и добавляет, обернувшись к Дале: — А пока ты спи, спи!
И, прикрывая дверь, вздыхает.
— Говорили же мне — подумай, прежде чем рожать в твои-то годы… Спать хочется чудовищно. Вторая красавица проплакала полночи, и я просто никакая, а к трем фотографы приедут экспозицию снимать. А ты спи! Не всем же мучиться.
