– Ты послушь-ко, Степан Тимофеич, чего донские толкуют, – не богатей, спаси бог, батька, золотко, – голытьба верховая: «Либо мы казаки со Степаном, а либо – московские беглецы. Он праведный атаман, он хочет по всей земле устроить казацкое царство, да мужиков к нему сошлось много, а мужики тебя так повернут, что и сам, прости боже, за соху возьмешься!» И как теперь быть, Тимофеич?!
– Старшинская брехня! – резко сказал Степан. – Рознь между нами посеять хотят и страшат казаков сохою. А я доподлинно знаю, что сам Корнила пашет в степи да сеет. Только степь-то просторна, ты как его уследишь! А старшина такою брехней хочет поднять на нас казаков. Скажут, что мы тут за пашню стоим, сохи-бороны к пашне ладим... Чтобы они казакам не брехали, с сего дни в верховья с низов никого не пускать. На Дону речные дозоры поставить, по степным дорогам – заставы. Кто с верховьев поедет в Черкасск – и тоже нам ведать бы, по какому делу...
И с этого дня Черкасск оказался отрезан от верховых станиц. Войсковая изба перестала быть хозяином Тихого Дона. Даже торг верховьев с низовьями был прекращен. По пути к Черкасску Разин скупал все товары, заставляя купцов приставать к своему острову.
Кто хотел противиться и продолжать свой путь на низа, тому речные дозоры молча указывали на пушки, глядевшие с острова, уже не из береговых камышей, а с башен...
Больше всего войсковая старшина досадовала на то, что не заняла раньше разинцев этот удобный остров, с которого можно было держать в руках все донское Понизовье, отрезав его от прочего русского мира... Разинцы преградили и Дон и Донец, проверяли все суда, идущие мимо по обеим казацким рекам...
– Обучал себе на голову атаманской науке! Учил, где города строить для обороны, как лучше стены крепить. Вот моя наука – и против меня! – ворчал Корнила, со страхом наблюдая, как растет сила Разина.
В Черкасске шел слух, что сила Разина с каждым днем множится, войско его возрастает. Стало известно, что со стороны Слободской Украины к Разину без конца идут украинские переселенцы и беглые мужики из Курщины, Тульщины, Орловщины. Приходят охотники и из верховых станиц. Верховые казаки совсем перебирались к Степану, покинув свои станицы и захватив с собой семьи. Видимо, больше уж их не страшили разговоры о том, что в войске Разина много пахотных мужиков, которые «пересилят» и заставят пахать донские казацкие земли.
Вот уже несколько черкасских торговцев – армян и греков, услыхав о богатстве разинцев, покинули Черкасск и перебрались на разинский остров. Хотя в самый город их не впустили, но они раскинули майдан под городскою стеной и торговали вовсю.
По Дону и за донские пределы быстро летел слух о постройке нового городка, названного Кагальником, по его близости к Кагальницкой станице...
Степан сидел на бревне у караульной землянки, по временам улыбаясь тому, как сын его Гриша, размахивая деревянною саблей, с криком бросается в схватку с мальчишками-"врагами", старавшимися снизу с такими же деревянными саблями приступом взять кагальницкую земляную стену. Степан видел, что Гриша похож на него самого и чем-то еще на того «мальчишку Алешку», с которым вместе Степан шел с богомолья на Дон...
Степан с гордостью наблюдал, как бесстрашно и ловко Гришка отражает натиск мальчишек.
– Вырастут – тоже казаки будут! – вслух произнес Разин.
И вдруг, бесшумно подкравшись, на гребень стены выскочила ватага ребят. Сбитый с ног Гришка свалился кубарем с откоса стены и сильно ударился головой о камни. Степан быстро поднялся на стену и перегнулся с раската.
– Серге-ей! – прогремел на весь остров зов атамана.
Голос его прозвучал такой грозой, что все побросали свои дела.
– Сергей! Сергей! К атаману, Сергей! Сергуш! Есаул Сергей! – катилось из уст в уста по стенам к землянкам, где работали казаки.
Сергей появился перед Степаном.
– Кто строил стены с низовой стороны? – спросил атаман.
– Кто ж построит? Казаки!
– А кто дозирал?
– Кому ты велел! Говори, что ль, ладом, что ты дурня-то корчишь! – зло огрызнулся Сергей.
Степан неожиданно размахнулся и ткнул его кулаком в скулу. Сергей пошатнулся. В горле его захрипело, как в глотке взбешенного пса, и руки стиснулись в кулаки.
– Вот те и шурин! – насмешливо выкрикнул кто-то из казаков, не любивших Сергея за то, что он, на правах атаманского шурина, бывало, зазнавался перед другими.
Все оставили топоры и лопаты. Ребята, присевшие возле Гришки, тоже утихли, и Гриша, очнувшийся от забытья, не мог понять, что случилось, и плаксиво кривился.
– Что дерешься? – тихо спросил Сергей, побелев от обиды.
Степан размахнулся еще раз и снова ударил его по лицу.
– Чего дерешься? – громко крикнул Сергей.
– Гляди, дубина! Стену твою ребята малые взяли. Забрались без лестниц... Мало бить – и башку размозжу!..
Сергей сплюнул кровь.
– Не пес я, и словом сказать мочно, – сдержанно укорил он, – а что сказано, то и поправил!..
В эту же ночь Сергей убежал в Черкасск.
Разин послал к нему Тимошку, позвать назад.
– Что мне, морду не жалко! Я ныне богат воротился от кизилбашцев. Будет мне и в станицах почет! – сказал атаманский шурин.
– Убью изменщика, как поймаю, – сквозь зубы пообещал атаман.
Черкасская старшина не решалась напасть на Степана, пока не разведаны по-настоящему силы разинских казаков.
Корнила неоднократно посылал на Кагальницкий остров своих людей, приходивших к Разину как перебежчики на его сторону. Лазутчики были надежны, но ни один из них не сумел возвратиться в Черкасск: Разин не отпускал с острова тех казаков, которые пробрались к нему из низовьев...
Когда Сергей поссорился с Разиным и убежал от него в Черкасск, Корнила обрадовался: на сторону понизовых переходил один из ближайших людей Разина, который, конечно, должен был хорошо знать о том, каковы его намерения и как укреплен разинский городок... Старым, испытанным способом, за кружкой вина, от Сергея добивались признаний. Кривой плакал слезами, говорил, что Разин его осрамил и побил без вины, что больше им в дружбе не быть, но мыслей Степана он все-таки никому не выдал, хотя все понимали, что не мог же Степан таить свои замыслы даже от ближних своих есаулов, каким был Сережка Кривой...
