– Чудеса! – только и смог я вымолвить.
К нам подбежал ротный и санинструктор Томилин.
Ротный оценил обстановку и лишь короткой фразой спросил:
– Живы?
– Все живы! – глупо улыбаясь, доложил Острогин. – Целы, и никто не ранен. Под десантом взорвалась мина. Гусеница разворочена – теперь с ней мороки на пару часов – машину надо эвакуировать.
– В-у-у бам!!! – раздался оглушительный взрыв чуть в стороне.
В следующую секунду мы лежали физиономиями в грязь, и мое тело съеживалось, сжималось, втягивалось в жижу, тяжелую и липкую. Эта грязь пахла смертью, но она давала и спасение – возникло нестерпимое желание превратиться в змею и уползти за ближайший дувал. Осколки разорвавшейся минометной мины просвистели и врезались в деревья и посекли ветки, покоцали дувалы, застучали по броне. И опять не зацепило никого – счастье и удача по-прежнему на нашей стороне! Одновременно с взрывом мины справа по колонне ударили несколько автоматов. «Духи»! Откуда стреляли, было не видно, лупили издалека, а работу миномета тем более трудно отследить.
В арыке, вблизи от подорванной машины, лежали разведчики и стреляли во все стороны, а мы по мере сил и возможностей поддерживали их огнем автоматических пушек. Разрывы мин больше не повторялись, и огонь из автоматов постепенно прекратился, потому что пехота неплохо проутюжила «зеленку», прежде чем двигаться дальше сквозь нее…
Вот в прогале между деревьями появилась застава второго батальона. На посту стояли, ощетинившись пушками и пулеметам, танк в окопе, МТЛБ с минометом «Василек», БМП, пулеметы. Вокруг высоких толстых глиняных стен, за которыми находился усиленный мотострелковый взвод, бегали наши бойцы и афганцы в камуфляже.
У ворот испуганно жались друг к другу шестеро перепуганных афганцев. Это были не афганские армейцы и не «царандой», но почему-то все вооруженные.
Навстречу нашей колонне вышел лейтенант – начальник заставы.
– Привет, ребята!
– Привет, начальник! Что у тебя за черти пригреты? – спросил я, кивая в направлении аборигенов.
– А-а-а, эти… да «духи»… мирные. Прибежали, чтоб вы их случайно не замочили, перепутав вон с теми, что по вам стреляли.
Грязные, непонятно во что одетые, в сандалиях и галошах на босу ногу, они приветливо махали нам, пожимали руки бойцам и излучали дружелюбие.
– А где наш Серега Ветишин, которого ваш батальон украл? – спросил ротный. – Подать мне Сережку! Мы прибыли за ним. Велено вернуть летеху в родные пенаты. Хватит, побалдел на курорте, пора и честь знать – возвращаться в рейдовый батальон.
– Он на следующей заставе. Туда вам еще около километра топать по кишлаку. Держитесь вдоль канала. Заждались мы вас, орлы. К Сереге, без вашей поддержки, нашему батальону вообще не пройти – посты почти месяц как обложили со всех сторон, каждый день обстрелы и засады. Раненых вертушками вывозим под прикрытием «крокодилов». А по дорогам ни пройти, ни проехать – вся надежда на вас – рейдовых. Потом, когда вы уйдете, возобновится блокада. Живем сутками под прицелом снайперов.
– Ну, что ж, поможем, считайте, что мы – это новогодний подарок вам, отшельникам, – засмеялся Острогин, – от командования полка.
– Парни, не расслабляться! – скомандовал Сбитнев. – Вперед! В пекло! На помощь к Сережке! Пока, лейтенант. Увидимся…
Броня двинулась дальше – пачкать гусеницы, мять виноградники, валить дувалы. На машинах сидели только экипажи, а пехота брела по колено в грязи следом за машинами по проторенной колее. Рота подбадривала себя автоматным огнем, сея смерть во все стороны, а пушки и пулеметы брони работали не смолкая. Пули сбивали ветки с деревьев, прорезали заросли кустарника, снаряды прошивали стены дувалов. Где-то в глубине этих зарослей ползают, сидят, лежат «духи», которые наблюдают за нами. Выжидают. Возможно, сейчас целятся, а возможно, уносят ноги куда подальше. Пока, на время…
Вот и канал. Идем вдоль канала.
– Ник! Ты со своим взводом остаешься здесь, а мы идем дальше! – прокричал по связи ротный. – Быстро занимай оборону! Укрепишься – доложишь.
Эх, я так и знал, что Вовка сунет меня мордой в самое дерьмо – сидеть в какой-то халупе с тринадцатью бойцами. Теперь я в самом пекле! Рота ушла дальше, на пост к Сережке Ветишину, взвод Острогина балдеет на первой заставе у разбитой БМП, и ему повезло больше всех: под прикрытием высоких стен, и рядом штаб батальона, танки. А ротный, Недорозий и Витишин сутками напролет будут в карты резаться на заставе. Только я да Голубев будем вынуждены сидеть в убогих хибарах между заставами. Вот невезуха!
Я подогнал все три бронемашины к дувалам, пулеметную точку разместил на крыше высокого дома, а бойцов равномерно распределил по трем постам. Тринадцать бойцов и я – всего четырнадцать человек. Не так мало, но и не так уж много – с какой стороны посмотреть. Но все равно тоскливо и уныло: туман, серая пелена со всех сторон, влага сверху и влага снизу – сверху слякоть, снизу грязь. На душе не празднично как-то! Нет новогоднего настроения…
Я решил осмотреться в этом заброшенном кишлаке.
– Владимиров и Якубов, за мной! Посмотрим, что у нас в тылу творится… Дубино! Остаешься вместо меня, будь на связи, и внимательно следите за каналом.
– Понятно, – буркнул сержант.
– Не «понятно», а отвечай «есть» и «так точно»!
– Есть, товарищ лейтенант. Вы постоянно к словам придираетесь.
– Не придираюсь, а к порядку приучаю.
Дубино пробурчал, мол, поздно учить, пора домой, и ушел во двор руководить бойцами.
Моя группа двинулась по длинному извилистому лабиринту дувалов: ход сюда, ход туда, поворот, тупик. Арыки, тропа, высокие стены. За стенами – виноградники, огороды, сады, сараи. И никого, ни одной живой души. Осматриваем двор за двором, сарай за сараем, дом за домом, виноградник за виноградником. Никого. По крайней мере никто не стрельнул, не бросил гранату. Но никто не встретил хлебом и солью.
Нам здесь не рады – это факт.
Растяжки нами расставлены, сюрпризы – для встречи незваных гостей. Можно возвращаться, отдыхать.
В укреплении бойцы разожгли костер и что-то варили. Пахло вкусно. Курятина? Точно! Это мои разгильдяи уже где-то поймали кур, общипали, опалили, выпотрошили и приготовили. Благоухало ароматным чаем. Жить стало веселее. Хороший сытный обед, чай, свежий воздух, тишина… Курорт? Санаторий! Наше существование стало более-менее сносным. А что другое я ожидал? На войне как на войне. Вообще-то война – это в основном скука и тоска, пока не стреляют. А когда стреляют – ужас. Начинается ужасная тоска! В этом месте в ходе театральной постановки должен раздаться грустный смех.
Навалился сон… Антракт…Занавес…
– Ник! Черт возьми! Ты почему на связь не вышел?
Голос ротного был злой и гнусный. Связист, гад! Проспал!
– Не можешь службу организовать?
– Могу…
– Тогда организуй! Иначе всю ночь будешь лично докладывать через каждые пятнадцать минут!
– Понял, организую, связь будет…
– Конец связи!
– До связи…
Ага! Так прямо и разбежался – «каждые пятнадцать минут»… Наверное, самого комбат вздул. Точно, наверняка Сбитнев сам проспал. А Колесо и я просто под горячую руку попали.
– Колесо! Проспал?
– Чуть-чуть задремал. Минут пять.
– Мерзавец! Может, десять?
– Может.
– Может, двадцать?
– Х-х, может…
– Колесников, черт бы тебя побрал! Не мог проспать в другой раз? Еще уснешь – убью! Спишь только днем. Понял?
– Есть, спать днем… – уныло ответил солдат.
Я выглянул в оконный проем – звездное небо, черная тьма со всех сторон, и ни огонька в кишлаках.
Было слышно, как бойцы лениво на постах перекликались. О! А служба-то организована! Часовые добросовестно через каждые пятнадцать минут окликают друг друга, связист вызывает экипажи БМП и отвечает начальству. Двор, костерок во дворе, часовые, пускают раз в час ракеты в небо. Мы словно на островке добра во враждебном безбрежном океане зла, и вокруг нас исключительно волны ненависти и смерти…
Утром притопал прапорщик Голубев в сопровождении пулеметчика. Рожа у прапора была мятая, заспанная, усталая. Все же возраст дает о себе знать – как-никак он постарше нас лет на пятнадцать.
– Ну что, досталось ночью от ротного?
– Угу.
– Это ерунда. Ты, вероятно, не слышал, как его взгрел комбат!
– Догадался еще ночью.
– А нам прилетело бумерангом, – хихикнул прапорщик.
– Подорожник сидит у дороги, в хорошем укреплении, у него теплый кунг и полсотни бойцов, и «духовской» «зеленки» рядом с ним нет. Ему хорошо. Лучше, чем нам.
– Это точно. А как тебе в одиночку командуется? Скучно? Страшно?
– Могло быть и лучше. А ты разве не один?
– Со мной техник, нас двое. Дежурим по очереди – у нас два поста.
– А ротному получше, чем нам. В компании с двумя Серегами ему гораздо веселей…
– Лейтенант! Как Новый год будем встречать? Бутылка есть?
